Ловушка для Бога - Алекс Джонс

Конан бегом бросился через площадь, спеша поскорее пересечь освещенное пространство, и скоро нырнул в тень. Первый ярус он преодолел легко, а на последнем уступе задержался ненадолго: вблизи стена предстала не столь гладкой, нежели казалась издалека. Хотя камни действительно пригнаны друг к другу вплотную, но узор из какого-то светлого металла, врезанного в них, выступал почти на ширину пальца. При желании за него можно было зацепиться, а Конан такое желание испытывал. Он начал подъем. Острые металлические пластины сразу впились в руки, сдирая кожу, но киммериец обращал на боль мало внимания. Его заботила лишь мысль о том, что в щелях между железом и камнем могли устроиться на ночь скорпионы, встреча с которыми на большой высоте добра не сулит.

Он вспомнил, как в детстве, пятилетним мальчишкой, лез на отвесную скалу за птичьими яйцами, а отец, стоя внизу, наблюдал, как сын, пыхтя и срываясь, упрямо ползет вверх. Конан добрался тогда до карниза, где гнездились карайты, отбился от возмущенных хозяев гнезда, набрал полную торбу яиц, а на обратном пути, одурев от усталости, схватился за какой-то, как ему показалось, сухой сучок, торчавший из расщелины.

Сучок оказался маленькой ядовитой змейкой, она цапнула его раньше, чем он успел отдернуть руку…

Конан усмехнулся, отгоняя воспоминания, и глянул вниз. Голубоватые, отчеркнутые густыми тенями ступени в основании стены были уже далеко. Над головой сияла серебристыми узорами последняя часть пути. Оставалось немного – четыре копья, не более, – но руки, изрезанные тонким железом, немели и, что хуже всего, не слушались. Стиснув зубы, он продолжал подниматься, с трудом сгибая окровавленные пальцы и ежеминутно поминая Крома. Наконец правая рука нащупала угол оконного проема. Конан подтянулся последний раз и осторожно заглянул внутрь.

Никого. Он отогнул тонкие завитки решетки и спрыгнул в прохладный, пахнущий благовониями полумрак. Неверные мерцающие огни яшмовых светильников змеились на резном камне колонн, их тени дрожали на стенах и ликах десятков идолов, охранявших жилище и судьбу Хеир-Аги. Конан оглядывался вокруг в поисках выхода, но взгляд бесплодно скользил по цветистой мозаике стен, натыкаясь то на чудовищные груди Иштар, то на пустую курильницу у ног бронзового Бела, то на укрытое драгоценной иантской тканью плечо Митры и нигде не находя ни малейшего намека на дверь.

Тогда киммериец, пожав плечами, двинулся вдоль стены, внимательно осматривая каждую нишу, и, в конце концов, обнаружил замаскированный сплошной вязью узоров дверной проем с золотым засовом в форме птичьего клюва. Конан взялся за него и удивился тому, как прочно лежит в пазах эта хрупкая с виду вещь. Нажал посильнее – засов даже не шевельнулся. Немного встревожившись, варвар уперся в него плечом, надавил изо всех сил. Безрезультатно. Он быстро ощупал дверь, ища секретный замок, но ничего не обнаружил. Бело-голубые мозаичные квадратики не скрывали никаких механизмов. Похоже, выйти отсюда без посторонней помощи было невозможно: изнутри засов не отпирался, а если и отпирался, то любой чужак мог хоть до утра искать тот рычажок, за который нужно дернуть… Ну что ж, на грохот вышибленной двери, конечно, сбегутся местные любители отравленных шипов и отнимут у него немного времени, но не убираться же восвояси, в самом деле!…

Конан отошел на несколько шагов, примериваясь для удара с разбегу, но вдруг засов неожиданно дернулся и стал медленно приподниматься. Киммериец оторопело замер, а мгновение спустя, сообразив, что никакие, даже самые хитроумные, замки не открываются сами собой, отскочил в тень за колонну и притаился там, стараясь даже не дышать. Тяжелая створка плавно отворилась, послышался тихий шорох ткани, шаги. Глубокий женский голос произнес:

– Жди меня здесь, Хоран.

– Да, госпожа, – отозвался из-за двери невидимый Конану евнух.

Снова шаги. Женщина, закутанная в легкое, полупрозрачное покрывало, прошла в трех шагах от притаившегося юноши, направляясь к центру святилища, туда, где возвышалась окруженная плоскими блюдечками курильниц статуя Митры. Конан пристально разглядывал невысокую ладную фигурку, обращая мало внимания на прелести обитательницы гарема. Он, несомненно, высоко оценил бы их в другой раз и в иной обстановке, но сейчас его заботило только одно – не упустить бы чудесный случай, если вошедшая (немыслимо, конечно, но вдруг!) окажется той пятнадцатилетней девчонкой, за которой он охотится…

Чуда, впрочем, не произошло: обладательница такой осанки, походки, голоса могла быть первой женой наместника, или любимой наложницей, или кем угодно, но только не девственницей, едва оставившей ребячьи забавы. Да и главной приметы он не обнаружил: дочь наместника, по словам старухи, никогда не снимая, носит широкий браслет из ярко-синих камней, подаренный ей отцом в день четырнадцатилетия. Повитуха клялась, что второго такого украшения нет в Шадизаре: привезен откуда-то издалека и стоит огромных денег… На руках же незнакомки не было ни широких браслетов, ни узких – вообще никаких. Женщина вдруг остановилась, словно заколебавшись, потом обернулась так резко, что Конан едва успел исчезнуть из поля ее зрения:

– Хоран!

– Я здесь, солнцеликая Лаита! – Голос евнуха был чрезмерно угодлив, видно, его обладатель уже собрался прикорнуть, не ожидая новых распоряжений.

– Ступай, ты мне больше не нужен. Я буду молиться до утра. Можешь отдыхать.

– Да восславит Митра доброту госпожи! – восторженно пропел евнух и удалился.

Оставшись, как она думала, в одиночестве, женщина порывисто бросилась к изваянию Иштар и, распростершись на полу, страстно забормотала что-то на незнакомом варвару наречии, то ли моля, то ли проклиная… Конан выскользнул из-за колонны и скрылся в черном проеме двери, мимолетно порадовавшись религиозному пылу жены наместника, невольно избавившей его от ненужной встречи с евнухом, который, пожалуй, и защититься-то как следует не сумел бы.

Глухие стены узкого коридора были сплошь, снизу доверху, затянуты расписным шелком. Конан быстро шел мимо обрамленных цветами и птицами любовных сцен, считая открывающиеся по правую руку лестничные пролеты. Старуха очень подробно объяснила, как добраться до покоев Айсы: «…Из коридора вниз – двенадцать лестниц. Каждая в особый покой ведет. Ежели ты, красавец, мечтаешь о наместниковой дочке, стало быть, по пятой спускайся. Попадешь сперва на галерею, там уж увидишь… Галерея-то поверху идет, под потолком, а вход в ее спальню внизу как раз…» Конан уверенно следовал этим указаниям, не боясь забраться по ошибке в спальню какой-нибудь наложницы.