Тайны Шаман-камня - Иван Рассказов

– Александр, – неожиданно обратился ко мне Шаман, – ты находишься сейчас между двух рек, пока еще посередине. Но с каждым днем твою старую, ненастоящую жизнь, вытесняет та, в которую ты вошел через воду, надев на себя пропуск в нее: шкуру убитого тобой волка. Наши легенды гласят: если мужчина, зная о том, что его ждет, специально надевает на себя шкуру волка, входя в воду, у него уже нет шансов вернуться к обычной жизни. Охотник навсегда становился человеком-волком. Не каждый мог выдержать такое испытание двойственной жизни, многие сходили с ума. Были случаи, когда охотники просто убивали себя сами. Но у этой ситуации есть две стороны: став человеком-волком, охотник в несколько раз больше приносил добычи, этим самым спасая свой род от вымирания в тайге в плохие, неудачливые для промысла, годы взамен на спасенные от голода жизни членов своего клана, сознательно обрекая себя на страдания! У тебя есть шанс, Александр, ты помимо своей воли, по незнанию сделал этот обряд. Поэтому, если хорошо попросить духа волка, он может отпустить тебя, нужно только твое желание, без него у нас нечего не получится. А сейчас я хочу вам рассказать одну историю, из которой вы поймете, для чего еще надевали шкуру волка, вожака стаи, на себя охотники-тофалары. Часть этой истории мне рассказал отец, а то, что он не мог видеть и слышать, мне за других людей рассказали наши духи. Мой отец, глава очень большого клана, состоявшего из пяти детей и множества родственников, был очень известным шаманом и удачливым охотником, всегда приносившим домой много добычи. Так счастливо и в достатке жил он бы и дальше, но однажды к нему приехали люди в военной форме. Один из них, видимо, самый старший, одетый в черную кожаную куртку, представившись комиссаром, обратился с просьбой к моему отцу, чтобы он помог собрать, сколько сможет, воинов-тофаларов для отправки на фронт, где так остро не хватало солдат. Никто, кроме моего отца, не смог бы это сделать, тофы-мужчины были разбросаны очень далеко по тайге, и точно знать, где они находятся, и всех собрать мог только очень искусный, пользующийся авторитетом, охотник. Договорившись с ним встретиться на этом же месте через месяц, мой отец надолго пропал в тайге. Вернувшись через три недели с кучей оленьих шкур, он стал возводить еще несколько чумов для подходивших каждый день из тайги все новых и новых охотников. Наконец, ближе к сроку, оговоренному между моим отцом и человеком в кожанке, на стойбище собралось около сорока человек мужчин. Приехавший военный комиссар, которого звали Иваном Павловичем, обратился к ним с речью.

– Уважаемые граждане охотники, на нашу Родину напал враг! Фашистские полчища разоряют и сжигают целые города, убивая наших братьев, сестер и дочерей. Угоняют в рабство к себе в Германию наш многострадальный народ, не щадя никого, даже стариков с маленькими детьми. Если мы их не уничтожим, они придут и сюда, на вашу землю. В эту опасную для нашей Родины минуту Советская власть обращается к вам с просьбой защитить нашу Родину и с оружием в руках помочь разгромить немецких захватчиков.

Эта пламенная речь и привезенные газеты сделали свое дело. Все пришедшие тофалары записались в Красную Армию, пообещав через неделю прийти в военкомат для отправки на фронт. Когда комиссар уехал, возле отца собрались самые уважаемые охотники постарше, стали держать совет. И тут один из них вспомнил о древнем поверье и предложил всем, кто хочет, исполнить этот обряд.

– Волков развелось много, а пока мы будем воевать, их разведется еще больше, но каждый решает сам, – сказал он. Через неделю сформированный из тофаларов отряд трясся в вагоне теплушки, отправляясь на фронт. Одетые в одинаковую форму, наголо подстриженные, они все были похожи друг на друга. Только вот когда наступала глубокая ночь, солдаты из других теплушек слышали по ночам вой, удивленно наблюдая за десятками бегущих вдоль медленно тянущегося паровоза волков. Охрана эшелона несколько раз пыталась по ним стрелять, но после сурового запрета комиссара перестала это делать. Политрук был тот же, что приезжал на встречу с охотниками. Сформировав по приказу командования несколько батальонов из сибиряков Иркутской области, он ехал с ними на фронт. Не поняв сначала, о чем его просит пришедший к нему на остановке солдат, и потом, узнав в нем того шамана, который помог ему собрать отряд будущих разведчиков-снайперов, он решил внимательно выслушать его.

– Понимаешь, командир, – зайдя издалека и поняв, что если расскажет правду, то коммунист-политрук ему никогда не поверит, отец пошел на уловку, – вот, командир, смотри, у многих солдат кресты на груди и иконки в рюкзаках, и в эти иконки никто не стреляет! А теперь представь, что волки, которые бегут за нами по ночам, тоже наши иконки или духи по-нашему, запрети в них стрелять, командир. Иначе мои солдаты (у моего отца на петличках были сержантские знаки отличия) болеть начнут.

И он позвал его посмотреть в свою теплушку на солдата, который, будучи волком, был ранен ночью из винтовки. Правда, не очень серьезно, но лежать все равно надо было.

– Видишь, заболел солдат, командир, потому что в его духа стреляли, – сказал мой отец.

Комиссар покачал головой и, ничего не сказав, пошел вдоль поезда. Каких только чудиков нет у него в подчинении: православные, мусульмане, буряты буддисты, теперь еще и шаманы с их духами! Но согласно внутренней инструкции, по которой политрукам и командирам не рекомендовалось запрещать вероисповедание на войне солдатам, дабы не снижать их боевой дух, Иван Павлович, зайдя к начальнику охраны эшелона, запретил стрелять ночью по волкам. Зная, что тот стучит особистам и для того, чтобы у него не возникли сомнения, сказал ему:

– Капитан, у нас каждый патрон на счету, а Вы разбазариваете боеприпасы. На Вас лично волки нападают или Вы хотите снизить боеспособность нашей армии? – спросил он.

Поняв, куда клонит комиссар, и испугавшись предъявленных ему обвинений, нагло чувствовавший себя от своих связей с особистами до этого капитан вскочил со словами:

– Есть, товарищ комиссар, все выполним, – пулей умчался, придерживая руками свой огромный живот, нажратый от воровства пайка у своих солдат, на бегу думая: вот гад политрук, лишил меня такой забавы (этот перекормленный, как кабан, начальник охраны каждую ночь, отобрав у часового винтовку, стрелял для развлечения в бегущих рядом с паровозом волков). И тофаларов спасало только то, что до армии он был завскладом и вообще стрелять не умел. Добившись своего хитростью от комиссара, мой отец, собрав земляков, предложил им на фронте проситься только в один отряд, мотивируя тем, что плохо знают русский язык. «Иначе вы понимаете, как несладко придется. Нас всех в первую же ночь свои перестреляют! И никто разбираться не будет! А так у нас получается двадцать человек, выполнивших обряд, и столько же, его не совершивших. Мы для других смотримся все на одно лицо – это даст нам возможность скрывать нашу тайну».

Часть IV

По прибытии на место солдат разделили по взводам, батальонам, полкам. Моему отцу с товарищами повезло, из них создали отдельный взвод снайперов-разведчиков, командовать которым поручили старому знакомому комиссару Ивану Павловичу. Со временем он узнал тофаларскую тайну, храня ее до конца войны. Умение охотников превращаться ночью в волков помогало решать, казалось бы, невыполнимые задачи, а на войне приказ должен быть всегда выполнен. Хоть в черта превращайтесь, лишь бы это было выгодно для командования. Для того чтобы понять, как воевали тофалары, расскажу вам об одном случае. Перед наступлением Иван Павлович получил приказ взять «языка» не с линии фронта, а из тыла, находящегося за сто километров от передовой. Никто не спрашивал, как он это будет делать, дав на все два дня. Командование интересовал только результат. Пройти незаметно такое расстояние пешком и вернуться обратно, захватив пленного, человеку просто не под силу. Зато волк спокойно преодолеет его за четыре часа. На задание отправился мой отец с тремя бойцами. Став ночью волками, они через пять часов были в оккупированном немцами городе. Затаившись у дороги, охраняемой ходившим по ней каждый час патрулем, стали ждать удобного момента, чтобы на него напасть, им нужно было оружие. До рассвета оставался час, этого времени было вполне достаточно. Среди них был волк, отцом которого была овчарка, и оттого он сильно напоминал крупную собаку, чем они и воспользовались. Завидев издалека патруль, волк сел на обочине дороги и, прижав уши, сделав умильную морду, завилял хвостом, совсем как собака.

– Ганс, смотри, собака! Прямо как моя овчарка, – сказал один немец другому.

– Иди ко мне, я тебя поглажу, – сказал другой немец.

Волк, все сильнее виляя хвостом, на полусогнутых лапах все ближе и ближе подбирался к ним. Прыжок – и клыки сжались на шее врага. Второй немец упал рядом с перерезанным, как бритвой, горлом. Дружно уцепившись зубами за одежду убитых солдат, волки перетащили их в кусты метров за двадцать от дороги. Возвращаясь в человеческое обличье, отец похвалил товарища: