Слово короля. Часть вторая (СИ) - Ник Фабер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Здесь Отис запнулся. Со стороны можно было бы подумать, что его наконец-то коснулся весь ужас произошедшего на станции с несчастными людьми, но на самом деле он просто не мог подобрать подходящего слова.
— В котором ваши люди натолкнулись на «объекты», — наконец произнёс он, — а это, в свою очередь, приводит нас к ещё одному постулату. Адмирал, что вам известно о принципе неопределённости Гейзенберга?
— Ничего, — проворчал Пайк, вновь чувствуя себя студентом в академии, — но очевидно, что вы нам сейчас расскажете об этом.
— Очевидно, что придётся. Видите ли, образование и получение конденсата Бозе-Эйнштейна — это квантов-механический процесс. Когда ранее, я говорил, что в условиях обычной физики, мы способны при одинаковых переменных получать одинаковый результат, то я имел в виду именно привычные нам законы физики и механики. Как только мы касаемся квантовой физики, это заявление теряет свою силу. И тут, приходит черёд неопределённости. В условиях, когда атомы вещества принимают квантовое состояние, мы практически полностью теряем контроль над ними. И, соответственно, теряем возможность их изучения. Корпускулярно-волновой дуализм. Это краеугольный камень физической квантовой механики. Если взять для примера две частицы, находящиеся в одинаковых квантовых состояниях и попытаться их измерить, то я вас уверяю — как бы вы не пытались, измерения одного объекта всегда будут отличаться от измерения другого. И чем старательнее вы будите пытаться получить более точные данные, тем более сильное расхождение будете получать. Это и есть принцип неопределённости. Сам факт вашего наблюдения будет являться фактором изменения положения состояния изучаемой частицы.
Профессор прервался, чтобы промочить горло и продолжил.
— А теперь мы возвращаемся к случившемуся. Нам известно, что возможно, я специально отмечу, что только лишь возможно, запуск экспериментальной установки оказал влияние на внешнее пространство. В данный момент, мы не способны определить, что это было за влияние и каким образом произошло то, что произошло. Более того, я практически уверен в том, что более никогда мы не сможем в точности повторить произошедшие события по той простой причине, что количество условных «наблюдателей» было слишком велико. И здесь я подразумеваю всё станции слежения, датчики Черенкова, сенсоры, радары, корабли, людей на этих кораблях. Всё, что было в системе и было способно к восприятию информации — вмешалось в ход этого явления.
Сидящий сбоку от Пайка Дэвис Террадок потёр пальцами глаза и посмотрел на учёного.
— Профессор Отис, если, как вы выразились, вы не способны дать нам «точных ответов», тогда какого дьявола вы грузите нам мозги этим бре... этой информацией.
— Я это делаю, потому что похоже некоторые из здесь присутствующих не способны понять одну простую вещь, — зло огрызнулся в ответ учёный, — совсем недавно на ваших глазах произошло то, чего произойти не могло в принципе. Перед вами приоткрылась дверь, ведущая к новой ступеньке в научном развитие человечества... Нет. Нет, чёрт возьми! Это не ступенька. Это грёбаный лифт, который доставит вас на вершину нового Олимпа человеческой науки!
— Так! Спокойно! Дэвис, успокойся. Вы тоже профессор. Почему вы так уверены в том, что это был именно ваш... ваш конденсат?
— Всё сходится, — пожал плечами Отис, — тем более, что у нас есть, по сути, почти лабораторное исследование. Рапорт сержанта о происшествие с одним из десантников. Когда он коснулся преобразовавшегося человека, то моментально обморозил себе руку. Одно из следствий конденсата — экстремально низкие температуры. Чрезвычайно низкие. На границе абсолютного нуля, что где-то в районе меньше, чем миллионная доля Кельвина. То есть минус двести семьдесят три целых и пятнадцать сотых по Цельсию. Более того, как только он коснулся «объекта», то моментально запустил цепную реакцию, которая привела к разрушению каким-то чудом сохранившейся, а иначе чем чудо я это назвать не могу, цельной структуре конденсата. Бесчисленное количество частиц, не способных определить собственную квантовую идентичность и находившееся в состоянии покоя, моментально пришли в движение. Цельная схема была нарушена, а удерживающие их построение силы перестали оказывать своё влияние, что и привело к произошедшему явление. Более того, всё, что произошло дальше — практически полностью соответствует поведению конденсата Бозе-Эйнштейна полученному в лабораторных условиях.
Профессор встал на ноги и указал над дисплей.
— Поймите. То, что произошло возможно станет... Нет! Это определённо должно быть самым крупным прорывом в изучении квантовой физики в истории человечества. Вы даже не представляете, что мы сможем узнать об окружающем нас мире.
***
— На этом всё, — произнёс Пайк, — можете быть свободны.
— Он меня бесит, —Террадок буравил взглядом спину спешно удалявшегося их из помещения учёного.
— Тебя все бесят, Дэвис. Оставь нашего профессора в покое. Он только что обеспечил себя работой на ближайшие двадцать лет.
Офицеры флота начали подниматься со своих мест и направляться в сторону выхода. После лекции профессора Отиса, совещание заняло ещё почти три с половиной часа, где решались административные и военные вопросы, связанные с обороной системы. Грегори нашёл взглядом одного из своих подчинённых.
— Уинстон, будь добр останься ненадолго. Мне нужно с тобой поговорить.
Мак’Найт, в этот самый момент говоривший о чём-то с капитаном своего флагмана, повернулся к адмиралу, коротко кивнул и что-то сказал стоявшей рядом с ним девушке. Адмирал Пайк сидел в кресле, глядя на этих двоих, в который раз удивляюсь судьбе, что свела этих офицеров вместе на одном корабле и в одном подразделении.
А теперь, волей судьбы, опять же, он должен был их разделить.
Когда зал опустел и кроме Пайка, Террадока, как его заместителя и собственного самого Мак’Найта в нём никого не осталось, Грегори указал на кресло.
— Присаживайся Уинстон.
— Сэр?
Мак’Найт с настороженностью посмотрел на обоих адмиралов. И выражения на их лицах ему решительно не понравились.
— Что с Райном? — поинтересовался адмирал, крутя пальцами лежавший на столе планшет.
— Всё ещё в медикаментозной коме, сэр, — осторожно ответил Уинстон,
