Спасти человека. Лучшая фантастика 2016 (сборник) - Румит Кин

У первых были рации, но что-то в солнечном излучении мешало передачам – вместо голосов слышался сплошной шум и шипение. Тогда первые научились общаться азбукой Морзе – взрывами сухого треска, перемежавшимися молчанием. Вторые пользовались рациями уже редко, больше доверяя альбанам. Ведь птицы летают быстрее, чем плавают рыбачьи лодки. Обычно с их помощью передают сообщения о болезни, или сошедшем с гор селе, или другом бедствии, тогда как обычными новостями и сплетнями обмениваются рыбаки. И, конечно, альбаны возвещают о приходе кайдзю. Твари никогда не нападают одновременно на несколько островов, так что старейшина Бартен частенько просит соседей о помощи – а соседи просят о помощи Бартена, когда наступает их час. Почему же к острову Мартина летит альбан с Хорео?

Часовые на стене и на скалах тоже замечают птицу, и Мартин слышит звук рога. Пора бежать обратно. Может, он еще успеет заскочить к Ленцу и узнать про альбана. Или спросит потом у мамы, в убежище, – конечно, противно, что новости ей рассказывает Бартен, но надо же знать, зачем хорейцы послали вестника. Мартин срывается с места, бежит в гору и уже на ходу, оборачиваясь, машет океану рукой. Прибрежная полоса гальки обнажилась, и море ворчит, отступая. Оно всегда отступает перед приходом кайдзю, и в оставшихся лужах бьются длинные угри, а крабы поспешно зарываются в ил. Некоторые рыбаки даже специально ждут, не уходя за Стену, чтобы набрать полные корзины добычи. Папа и дядя говорили, что море стекает в глубинные разломы, откуда, может, и выходят кайдзю. А Мартину кажется, что это остров, как человек в минуту опасности, набирает полную грудь воздуха – только вместо воздуха каменный гигант дышит водой. Потом, с уходом кайдзю, гигант облегченно выдыхает, и море возвращается.

– Я тоже вернусь, – шепчет Мартин.

На лицо падает холодная тень. Мальчик оборачивается, и его хватает за шиворот набежавший часовой, рыжеусый Оле Свенсон.

– Ты что, совсем дурак? – орет Оле и трясет его, как хищная вырка морскую крысу. – Не видишь, что творится? А ну бегом в убежище.

Но Мартин не бежит. Болтаясь в могучей руке Оле, он смотрит на слепящую стену воды вдалеке. Там мелькает две… три… четыре быстрые спины. Отсюда они похожи на стайку диплозавров, но диплозавры никогда не подходят к берегу, если чуют кайдзю.

– Свенсон, что ты там возишься? – кричат сверху. – Тащи мальчишку внутрь.

«Пять, шесть», – считает Мартин.

Пока это не похоже на кайдзю и вовсе не страшно, но за шипастыми спинами нарастает огромный водяной горб.

– Вот здоровяк, – выдыхает Оле, и глаза у него делаются совсем круглые.

Море передумывает отступать, и в берег ударяет трехметровой высоты волна. Мартин чувствует удар всем телом. Он падает, и Оле падает на него, и кто-то кричит со Стены. Мартин лежит на спине, придавленный Оле, и продолжает считать. Два, три, четыре альбана кружат над островом. И еще пятый, тот, что прилетел раньше. От Оле пахнет потом и горным луком и очень сильно – мускусом. В обычной жизни он пасет мускусных козляков, и сейчас запах просто душит Мартина. Стражник ворочается, пытается встать, но тут в берег снова ударяет волна. Вокруг сыплются мелкие камни, царапают голые локти Мартина – или это он скребет локтями по каменному крошеву? Потом чьи-то сильные руки сдергивают с него Оле, а другие хватают за плечи и волочат внутрь, в калитку, и дальше по лестницам и террасам. Мартин отбивается, оглядывается. Черные шипастые, числом шесть, уже вылезли на берег и спешат к Стене, а за ними движется что-то огромное, то, что гонит волны перед собой, и при каждом его шаге остров дрожит.

– Они решили совсем покончить с нами, – слышится лающий голос.

Мартин выворачивает шею и видит Бартена. Оказывается, это Бартен тащит его в убежище.

– А где мама?

– Шевели ногами!

Мартин снова смотрит на Стену и замечает – или, скорее, чувствует по дрожанию раскаленного воздуха – первые выстрелы лучевиков. Охотники вышли в горы уже несколько дней назад, но они ведь не знали, сколько медузьих голов им понадобится. А вдруг не хватит? Раньше кайдзю никогда не нападали стаей.

– Держи его.

Мартина грубо кидают в новые руки, уже не такие жесткие. Это Ленц, «соль с перцем». Ленц перехватывает его и наконец-то нормально ставит на ноги.

– Давайте в убежище.

– А вы, Бартен?

Старейшина, насупившись, смотрит на доктора.

– Прилетели альбаны с Хорео, Нью-Доминго, Сальвадора, Парнаса и Честера. Нам никто не поможет. На них тоже напали.

– Тогда и я остаюсь, – говорит Ленц.

«И я», – собирается сказать Мартин, но его никто не слушает. Впервые, кажется, всем на него плевать. Даже Ленцу. Бартен косолапит по дорожке вниз, к Стене, и Мартину приходится отступить, потому что с террас и из города спешат другие мужчины и женщины тоже. У некоторых лучевики, но больше с самодельными пращами, рогатинами и копьями, совсем бесполезными. Мартину даже немного смешно – что такое копье против кайдзю? У стражников на Стене, кроме лучевиков, есть хотя бы пищали и самострелы. Бегущие поднимают целые тучи пыли. Мартин привстает на цыпочки, пытаясь высмотреть в толпе маму, но из-за пыли ему ничего не видно. Тумммммм! Туммммм! Яр-ра! Выстрелы и крики на укреплениях все громче. Большой кайдзю еще не ступил на берег, иначе его башка, наверное, поднялась бы над Стеной и спрятала заходящее солнце.

Мартин закрывает слезящиеся от пыли глаза и представляет Эриха. Вот он, Эрих, вскакивает на Стену, в руках его медузья голова. Волосы-змеи уже не шевелятся, взгляд потух, рот распахнут в беззвучном крике. Это для взрослых беззвучном. А он, Мартин, слышит медуз. Иногда во время своих вылазок в горы он слышал, как они ворочаются и мурлычут внизу, в вечной тени расселин, в сырой каменной толще. И он не боялся. Совсем. Он и теперь не боится, потому что знает, что должен сделать.

У каждого жителя острова – колонии Нью-Амстердам, как называется их город в старых файлах первых, – есть нож. Кривой, остро заточенный с внутренней стороны. Им удобно разрезать сети, если случайно запутался во время подводного поиска раковин, и срезать траву для вечно голодных козляков, а при необходимости можно и перерезать горло медузе. Каждый житель острова может стать персеем. Каждый из них – уже отчасти персей.

«Вот бы мне еще летучие сандалии», – думает Мартин, карабкаясь вверх по скале.

Камень хрупкий, крошится под пальцами. На террасах и вокруг города все входы в расселины давно завалили. Не считая убежища. Но в убежище ему как раз теперь нельзя. Мартин знает, что не стоит оглядываться, и все-таки смотрит через плечо. Вся Стена внизу окутана дымом. В дыму пляшут фиолетовые, почти невидимые лучи и мелькают черные глянцевитые спины, слышатся выстрелы. Передовые твари уже забрались на Стену. А море на горизонте все еще горбится, никак не может разродиться невиданным чудищем – и Мартин поспешно отворачивается, вновь глядя на буро-красный крошащийся камень перед глазами. Он должен успеть. Должен успеть. Он знает, где вход в ближайшую нору – там, где стоят два сросшихся боками утеса. Между утесами растет одинокое дерево, почти сухое, а сразу под его корнями темная пасть расселины. Надо добраться туда. Еще лучше было бы выманить медузу на поверхность. Всем известно, что на свету они почти беспомощны, а до заката еще целых два часа. Да и потом небо не угаснет полностью, в нем будут плясать зеленые и розовые световые полотнища. Совсем темно бывает только в домах, если закрыть ставни, в горных пещерах и глубоко под водой.

Перевалившись через край узкой площадки, Мартин дует на ладони – кожа кое-где содрана – и нащупывает нож в специальных ножнах на поясе. Затем встает на чуть дрожащие ноги, сжимает рукоять ножа и бежит вверх по тропе. Он должен успеть.

Одно дело – спускаться по ступенькам в убежище, другое – лезть в узкую темную расщелину, упираясь в стены руками и ногами. Снизу тянет влагой и холодом, и слышится как будто шепоток, но на самом деле это шепчет сыплющийся из-под пальцев песок. Солнце остается вверху ярким разрезом. Глаза быстро привыкают к темноте. Слишком быстро для человеческих.

И вот он уже стоит, втягивая носом запах сырого камня и еще чего-то морского. Бросает последний взгляд на солнечный серп наверху, уже налившийся розовым. Знают ли охотники, что им надо спешить? Они слышали звуки рога, чувствовали сотрясание земли. Бойцы на стенах только задерживают кайдзю, но на самом деле все ждут персеев. Теперь и он – персей.

Из пещерки, куда сполз Мартин, ведут два туннеля. Он принюхивается, прислушивается и сворачивает в правый, ведущий не к побережью, а в глубь горы. Пять шагов. Десять. Стены сближаются, туннель становится уже. Взрослому уже пришлось бы протискиваться, но Мартину пока идти несложно. Кромешная тьма. Приходится вести левой рукой по стене, правая – на рукояти ножа. Что сказала бы мама? И доктор Ленц? Ленц не одобрял убийства медуз. Ленц все хотел изучать – и кайдзю, и медуз, и Мартина, – но иногда надо просто действовать. Жив ли сейчас «соль с перцем»? Или его уже раздавила гигантская лапа морского зверя? Почему-то в темноте в голову приходят странные мысли, вовсе не о грядущей опасности. Мартин думает о том, что в туннеле так же темно, как под водой, куда спускались папа и дядя. Как это было? Они ныряли, держась за длинный канат. Свет наверху постепенно мерк, а внизу разгоралось разноцветное свечение – синий, и алый, и малиновый цвета подводного царства, башни и сады чудесного города… Мартин вздрагивает и останавливается. Сначала ему чудится, что он слышит какой-то звук, но здесь, где половина обычных человеческих чувств не работает, легко спутать звук с цветом, а цвет с запахом. Это не звук. Зеленовато-белое, оно наплывало из-за поворота – облако тусклого дрожащего света. И запах. Запах тления. Запах старой кладовой, где продукты подернулись плесенью. Так пахнут медузы?