Любовь в виноградниках - Сеймур Элстин

— Но раз я уже здесь, то хочу услышать обо всем подробно — только за завтраком.

Отец согласно кивнул.

— Хорошо, я приду через полчаса.

Когда она уже выходила из конюшни через большие двустворчатые двери, он сказал ей вдогонку:

— Сделай мне кофе как можно крепче.

Минут через сорок они сидели друг против друга в большой неубранной кухне за накрытым клеенкой столом. Воспоминания о том, как здесь все выглядело раньше, усилили меланхолию Мэри. Шкафчики сияли белизной, линолеум на полу был безупречно чист, льняные шторы накрахмалены. После смерти матери за порядком в доме смотрела экономка. Теперь каждый предмет здесь нуждался в чистке. Она внесла и это в список необходимых дел, который постоянно мысленно пополняла.

— Ты извини, что здесь все в таком виде, — сказал отец, наверное, уже в сотый раз после ее приезда. — Я, знаешь ли, стал неповоротлив. А помощников сейчас нанять не по средствам.

Он взглянул на тарелку, где лежали омлет и поджаренный хлебец.

— Давно уже не ел я такой вкусный завтрак.

Он улыбнулся и снова на миг стал прежним сердечным, веселым человеком.

— А то я терпеть не могу собственную стряпню.

— О, папочка! — воскликнула она, сдерживая слезы. — Как же ты не дал знать мне раньше, что дела так плохи? Неужели ты думаешь, что я не захотела бы помочь?

Он неловко погладил ее по руке.

— Нет, дорогая, после того как ты уехала жить к своей тетке, я долгое время справлялся вполне успешно, а когда начались неприятности, ты как раз вышла замуж за Эдварда. Бессовестно было бы сразу отрывать тебя от мужа.

Он вздохнул и сжал ей руку.

— А когда он умер… Я решил, что хватит уже с тебя тревог.

Мэри покачала головой, чувствуя тяжесть на сердце, как всегда, при напоминании о покойном муже.

— Прошло уже два года. Я тосковала по Эдварду, но ты тоже дорог мне, и ты должен был…

— Нет, — мягко прервал ее он. — Тебе было хорошо в Калифорнии. Я не хотел, чтобы ты уезжала оттуда. Я же знаю, какие страшные воспоминания связаны у тебя с этим местом.

Нет, папочка, тебе известна лишь половина, подумала она. После длительного лечения она научилась уходить от мучительных воспоминаний о той ночи на безопасное расстояние, где они теряли свои страшные четкие очертания. И боль оказалась нереальной, так ноет уже ампутированная конечность. Но есть вещи, которые она не сможет забыть никогда. В ночь, когда произошел несчастный случай, она потеряла не только сестру; ее невинность была растоптана безжалостно, с отвратительной жестокостью. И это изменило ее навсегда.

Грубоватый голос отца вернул ее в настоящее.

— Вижу, что ты до сих пор ничего не забыла.

— Может, я и не забыла, — призналась она, беря себя в руки, — но я научилась справляться с собой. Вот я приехала и все сделаю, чтобы помочь тебе сохранить землю. — Она бодро улыбнулась. — С моим-то бухгалтерским опытом я попробую найти какой-нибудь выход. Эдвард говорил, что он занял прочные позиции на рынке со своими винами только благодаря моему умению вести учет.

Отец рассмеялся хриплым от редкого смеха голосом.

— Я всегда считал, что ему сильно повезло.

— В тебе говорит отец, — улыбнулась ему Мэри.

Эдвард сделал для нее гораздо больше, чем отец думал. Он показал, что в физической близости может присутствовать нежность. Она отогнала ненужные мысли и продолжила оживленно:

— Расскажи же мне подробно, как обстоят твои дела.

В эту ночь, ворочаясь без сна на кровати в комнате, где они когда-то жили с сестрой, Мэри пыталась разобраться в ситуации, обрисованной ей отцом. Несмотря на то что изображенная им картина выглядела довольно грустно, ее не оставляло тревожное чувство, что он рассказал ей не все. Факт, что «Восточные скакуны Мартинеса» переживали крупные финансовые затруднения, и так бросался в глаза. Но Мэри не знала, насколько далеко это зашло. Хуже всего было то, что теперь она имела точное представление о том, как все случилось, и ее это очень расстроило.

Нынешний Никколо Мартинес казался жалким подобием того энергичного человека, каким он был когда-то, и начало его упадка пришлось на ту самую трагическую ночь. Его старшая дочь Оливия погибла, а Мэри уехала, и он остался один на один со своим горем. Хотя Мэри знала, что, если бы она тогда не убежала без оглядки, она, скорее всего, так бы никогда и не сумела поправиться. Но она не могла отогнать от себя нахлынувшие угрызения совести при мысли об отце, страдавшем без семьи, и кроме того, вынужденном в одиночку заниматься хозяйством.

Чувство вины становилось острее, когда она вспоминала, как он всегда находил время навестить ее, хотя бы раз в год, и никогда не требовал от нее ответных забот.

— Похоже, что я вернулась слишком поздно, — шептала она.

Трудность была в том, что она не располагала средствами, достаточными, чтобы помочь отцу. Почти все, чем она владела, было вложено в винодельческое производство в Калифорнии. Томясь беспокойством, она поднялась, подошла к окну и отодвинула желтую кружевную штору. Бледный лунный свет заливал двор и загон, сглаживая следы запустения и ветхости. Когда-то здесь было так хорошо…

Она выпрямилась с внезапной решимостью. Пусть сейчас все кажется безнадежным, она не сдастся так легко. Ее отец вправе ждать от нее большего.

Уперев руки в бока, Мэри осматривала результаты тщательной четырехчасовой уборки на кухне.

— Как тут стало хорошо, — раздался голос отца из дверей. — Совсем как раньше!

Мэри улыбнулась, заплетая непослушные пряди в косу.

— Спасибо. Ты не мог бы отвезти меня в город? Мне нужно кое-что купить, но я не уверена, что смогу справиться с твоим старым пикапом.

Когда позавчера отец встретил ее в аэропорту, она сильно засомневалась, смогут ли они добраться до дома на этой развалине.

— Конечно, придется только немного подождать. Утром я увидел под этой чертовой колымагой большую лужу — вылилась тормозная жидкость. Пока я не буду уверен, что тормоза работают, ехать никуда не придется.

Никколо прошел через кухню, выдвинул ящик и начал в нем рыться.

— Сейчас мне надо закончить чистить Боя, я и зашел только, чтобы взять скребок для копыт. — Он нашел его и направился к двери, бросив через плечо: — Ему надо привести в порядок копыта, но это не займет много времени.

— Я не тороплюсь.

Мэри вышла с ним во двор, подошла к загону и облокотилась о перекладину. Бой стоял посередине загона, привязанный между двух столбиков. Перед тем как заняться копытами, отец успокаивающе провел рукой по блестящей лошадиной шее. Повернувшись спиной, он зажал ногу с копытом между колен и начал его зачищать. Процедура была хорошо знакома Мэри, она и сама не раз делала это, и большинство лошадей относились к ней спокойно. Но Бой — конь очень нервный, и Мэри волновалась за отца. Покусывая губу, она не сводила глаз с ушей лошади — верного показателя ее настроения. Наверное, волноваться нечего — Бой, казалось, оставался абсолютно спокоен.