Рабы Парижа - Эмиль Габорио

Господин Маскаро, казалось, даже не замечал сильного волнения своего собеседника.

— Стало быть, после смерти вашей матушки вам прекратили выплачивать ренту?

— Нет, она прекратилась еще раньше. С того дня, как наступило мое совершеннолетие. Этот день до сих пор живет в моей памяти. Вечером, в самый день моего рождения, мать приготовила кое-что к столу, она всегда пыталась как-то отметить день моего появления на свет…

— …Бедный мой Поль, — сказала она, — когда ты у меня родился, один добрый и великодушный друг обещал мне помочь воспитать тебя. Он сдержал свое обещание. Сегодня тебе минуло 20 лет, и рассчитывать далее на его помощь не следует. Отныне ты совершеннолетний и не должен брать ни от кого и ничего даром. Ну, а я теперь могу надеяться только на тебя и зависеть только от тебя. Отныне трудись сам, будь честен и помни: в твоем положении человек вынужден трудиться вдвое больше других, чтобы проложить себе честную дорогу в жизни…

Поль прервал свой рассказ, волнение овладело им так сильно, что две крупные слезы медленно скатились по его щекам.

— Год и восемь месяцев спустя, — продолжал он, — моя мать вдруг умерла, не успев даже приготовиться к смерти. Я остался совсем один в жизни, без семьи, без друзей. Если бы мне случилось умереть, некому бы даже было проводить меня до кладбища, я просто могу исчезнуть, и никто даже не вспомнит обо мне, никому нет дела до моего существования…

Физиономия господина Маскаро становилась все более серьезной.

— Мне кажется, вы несколько преувеличиваете свое одиночество. Я знаю, что у вас есть близкое существо…

Поднявшись со своего места, как бы затем, чтобы рассеять владевшее им волнение, он начал расхаживать взад и вперед. Потом остановился и быстро подошел к молодому человеку, который, казалось, полностью ушел в себя.

— Я не хочу, мой юный друг, — тихо произнес он, — продолжать далее этот разговор, который так неприятен вам.

— Но ведь этот разговор ведет к моей же пользе, милостивый государь, — дипломатически заметил Поль, — именно так я понимаю вас…

— Мне нужно было немного испытать вас, чтобы судить, насколько вы откровенны и правдивы. Зачем мне это, я бы мог и сейчас вам открыть. Но будет лучше, если вы узнаете все несколько позже. Отныне вам следует знать одно: обо всем, что касается вас, я буду осведомлен во всех подробностях.

До сих пор Поль был лишь заинтригован, но последние слова внушили ему просто ужас, и это тут же отразилось на его выразительном лице.

— Ну, что же это с вами, мой милый, — продолжал достойный господин, глядя сквозь синие очки прямо в душу своего подопечного. — Или вы начинаете меня немного побаиваться?

— По правде сказать, да, — в замешательстве ответил Поль.

— Напрасно! Я даже не могу представить себе, чего может бояться человек в вашем положении. Доверьтесь мне полностью. Я не желаю вам зла!

Слова эти были сказаны ласково и убедительно. Усевшись в кресло, старик продолжал:

— Возвратимся к нашему разговору. Благодаря вашему искреннему рассказу о характере вашей матери, я понял, что она достойная во всех отношениях женщина. Мы уже знаем, что вы получили свое образование в лицее города Пуатье наравне с другими порядочными детьми. В восемнадцать вы имели ученую степень бакалавра. После этого вы, пожалуй, целый год гонялись за каким-то неземным вдохновением. Не найдя его, вы разочаровались и поступили помощником к одному присяжному. Ваша матушка мечтала, чтобы вы когда-нибудь заняли солидную, почетную должность. Возможно, тут заключался некоторый расчет — отдать долг тому, кто платил за ваше образование…

— Мне тоже всегда так казалось.

— Но, к несчастью, гербовая бумага вам не пришлась по сердцу…

Услышав эти слова, Поль не мог удержаться от самодовольной улыбки. Эта улыбка не понравилась Маскаро, и он продолжал уже более строго.

— Да, я понимаю вас, но и повторяю — к несчастью. Судя по всему, вы жестоко поплатились за это впоследствии. Вместо того, чтобы совершенствоваться в науках, чем вы занимались тогда? Музыкой? Сочиняли романсики, или даже оперы, и были близки к мечте видеть себя музыкальным гением?

Поль был готов выслушать многое в разговоре с Маскаро, но прозвучавший сарказм больно задел его. Он вспыхнул и хотел было возмутиться.

Опытный старик не дал ему даже заговорить.

— И что же вышло в итоге? — продолжал он спокойным тоном. — В одно прекрасное утро вы додумались окончательно оставить науку. В ожидании, пока общество признает вас великим композитором, объявили вашей матери, что станете давать уроки на фортепиано. Ну, взгляните вы на себя повнимательнее и скажите беспристрастно: можно ли такого учителя, как вы, с такой внешностью, допускать давать уроки музыки молоденьким девушкам?

Восстанавливая детали прошлой жизни Поля, Маскаро заглянул в свои карточки.

— Остальное тоже мне известно. Ваш отъезд из Пуатье был последней и самой большой глупостью с вашей стороны. Вы бежали оттуда чуть ли ни на другой день после похорон вашей матери, распродав все, что имелось в доме за какие-нибудь три тысячи франков. И с этими деньгами храбро пустились по железной дороге в Париж.

— Но ведь я жил надеждой, милостивый государь!

— На что? Доехать до счастья и до карьеры по железной дороге? Ежегодно тысячи молодых людей являются сюда Бог весть зачем! Словно и впрямь здесь растут одни апельсины да ананасы! И знаете, чем эти потехи кончаются? Десять процентов так и не находят того, зачем они явились, половина умирает от нищеты и голода; другие, обозлившись на судьбу, идут в армию наемниками.

Поль внимательно слушал все, что ему говорили. Он не мог не признать, что все сказанное, к несчастью, горькая правда. По личному опыту он знал, какой громадный запас энергии и сил нужно иметь, чтобы ежедневно все начинать заново. Не находя ответа, он молча опустил голову.

— Хорошо еще, если бы вы явились сюда один. А то ведь вы притащили с собой другое существо, некую Розу Фигаро, простую работницу, с которой еще можно водиться в таких местах, как ваш благословенный Пуатье.

— Но позвольте, милостивый государь, я вам объясню…

— Бесполезно, милейший, результаты ведь налицо. За полгода ваших трех тысяч франков как ни бывало! Затем настали стесненные обстоятельства, нужда, а там и чистейший голод, со всеми его ужасами в виде переселения в отель "Перу" и прочее, и прочее… Короче — вы помышляли уже о самоубийстве, и если бы не встреча с моим старикашкой Тантеном…

Тяжело было слушать Полю все эти страшные истины, его не раз подмывало вспылить. Но тогда уж, конечно, пришлось бы навеки отказаться от протекции господина Маскаро, в могуществе которого он все более и более убеждался. Поэтому он постарался сдержать себя.

— Ну, что же делать, — с горьким смирением отвечал он, — я был дураком, однако нужда научила меня быть умнее. Уже то, что я нахожусь сейчас здесь, показывает, насколько я отрешился от своих прежних фантазий.

— Откажитесь еще от одной — от обладания девицей Фигаро.

Молодой человек даже побледнел от негодования.

— Я люблю Розу, милостивый государь, — сухо заметил он, — мне кажется, я уже имел честь довести это до вашего сведения. До сих пор она доверялась моей чести и разделяла мое незавидное положение. Я глубоко верю в ее привязанность ко мне. Рано или поздно она будет моей женой.

Маскаро понял, что дальнейшие разговоры на эту тему будут бесполезны, и потому заговорил о другом.

— Вот к чему ведет ваше идеальное воспитание, — сказал он. — Вы должны иметь какое-нибудь дело и получить его безотлагательно. Вы мне понравились. Не было еще случая, чтобы мои друзья не находили себе достойного места в жизни. Скажите, а что если бы я вам предложил место хотя бы на двенадцать тысяч франков в год?

Такого рода цифра показалась Полю даже устрашающей. Он был еще под влиянием только что испытанного унижения и невольно подумал, что господин Маскаро просто потешается над ним.

— С вашей стороны не очень великодушно, милостивый государь, так третировать мою неопытность! — с упреком сказал он.

Маскаро стоило добрых четверть часа, чтобы убедить своего ученика в серьезности своих слов. Возможно, его красноречие и пропало бы даром, если бы он не догадался материализовать его. Он отправился к своему бюро, достал из него банковский билет и небрежно протянул Полю.

Бедняга, как ужаленный, вначале оттолкнул билет, но ему ли было устоять против столь сильной аргументации? Как ни велики были его трепет и ужас, однако он поинтересовался, что же ему следует исполнять за столь громадное вознаграждение и хватит ли у него на это сил.

— Э, пустяки! Разве предложил бы я вам то, чего вы не в состоянии выполнить, — весьма разумно заметил достойный основатель конторы по найму. — И потому не стоит волноваться. Если бы я не спешил сейчас по другому, более важному делу, я бы сегодня же объяснил вам, в чем будут заключаться ваши обязанности. Поэтому я прошу вас подождать до завтра. Завтра будьте снова здесь между двенадцатью и часом пополудни.