Дикая. Дочь каганата (СИ) - Вериор Лика

— «Жить душа в душу»? — вспомнила Хадаан изречение одного фрисского писателя.

— Именно так.

— «Душа в пятки»! — ещё одно странное изречение всплыло в её памяти.

— Это означает величайшую степень испуга.

— И как же душа оказывается в пятках?

— Это выражение говорит о том, что во время испуга вся отвага человека уходит в его ноги, даруя способности к быстрому бегу, — смех Хадаан был неожиданным, она прикрыла рот ладонью и посмотрела на своего слугу:

— Та сараи? [«Ты слышал?»] — Сафмет кивнул, усмехнувшись. — Душа в пятках – великая мудрость, — пришла к выводу бойхайка.

— Порой бег может оказаться единственным спасением, — Хадаан снова была готова рассмеяться, но огромным усилием воли сдержалась. Её забавляло, что для обозначения банальной трусости фрисские писатели использовали такое пространное выражение. — Продолжим… В храм вы с Амадеем будете подниматься пешком, как и все гости, обратно – в золотой колеснице, запряженной тройкой белоснежных коней. Не волнуйтесь, управлять ею вам не придётся, а после того, как вы совершите круг по главным улицам столицы, вас вернут во дворец, где пройдёт пиршество. После невесту забирают старшие дамы для подготовки к брачной ночи… Чуть не забыл, — император напрягся, — в храме первым делом вы должны будете пройти ритуал…

— Не продолжайте, — перебила Хадаан, стараясь не показывать своего удивления. Ритуала проверки невинности не было ни в одной из прочитанных ею книг. — Этому подвергаются все невесты?

— Только невесты императора и принцев. Вас не смущает это?

— А у меня есть выбор? — девушка тонко улыбнулась. — Есть ещё что-то?

— Следующим днём вы уже будете являться полноправной принцессой Фрисской Империи, пятым главным лицом нашего государства.

— А юные наследники?

— После достижения ими совершеннолетия, они станут вторым и третьим лицами Империи, следовательно, вы – седьмым. Ваши полномочия вам известны, по сути, вы станете моим советником и соправителем, как представитель каганата Бойхай.

— Звание хо-кааны остаётся за мной до тех пор, пока каан не достигнет двенадцати лет, после – я целиком и полностью буду принадлежать империи, — девушка склонила голову в знак уважения.

Положение Хадаан для фриссцев было сложным: являясь одновременно и младшей невесткой, и правителем содружественного государства, она могла иметь статус, равный императору, даже возвышаясь над мужем, что порицалось и обществом, и религией. И в то же время власть в её руках заставляла склонить голову как перед равной – Самор чётко понимал это и не имел никаких возражений. Его тревожило будущее и взбалмошный брат, не признающий никого, кроме себя, он был способен разрушить всё то хрупкое, что император несколько лет выстраивал вместе с хо-кааной.

— Я верна вам и Фриссу, — неожиданно проговорила Хадаан, — и той же верности жду от вас. Нам незачем ждать подвоха друг от друга, и я признаю власть своего мужа над собой.

Самор был шокирован, но всё же сказал:

— Вы мой друг, а завтра станете близкой родственницей, и нет ничего в мире важнее, чем семья.

Повелители двух сильнейших государств поняли даже то, что не было озвучено.

Глава 4

Так надменно, так смешно и по-имперски заносчиво, фриссцы называли подъем в храм паломничеством. Всего восемьсот ступеней у них превратились в путешествие до священного места.

«Паломники», краснеющие и потные, ступали, еле перебирая ногами под жарким солнцем, разодетые в пух и прах, будто это у них была свадьба. Хадаан не сомневалась, не надевай эти люди на себя столько украшений, им было бы легче. Но кто им виноват?.. Даже сейчас придворные стреляли взглядами, оценивая внешность друг друга. У этой камни тусклые, у этого кольцо то же, что он надевал в прошлый раз, у этой золото почернело… Зато какая накидка у дикарки! Лучшие камни сокровищницы!

Хадаан не видела всего этого, ступая в самом начале процессии, но не сомневалась в собственных мыслях. Девушка постаралась незаметно посмотреть на мужа.

Амадей Дементий шёл рядом, поражая своей бледностью и отстранённым видом. Даже на расстоянии чувствовался похмельный шлейф, тщательно скрытый ароматом бергамота, нероли и ещё чего-то цитрусового. Принц пах бы даже приятно, если бы не странный запашок, который ассоциировался у бойхайки только с бедняками, в своём прозябании и отчаянии поправшими религию.

Голову пекло нестерпимо, тёмно-русые волосы нагрелись вмиг, несмотря даже на тень, создаваемую слугами. Бедняги держали огромные опахало, со всех сторон оберегая жениха и невесту, но дневное светило, будто соревнуясь, пробиралось сквозь пушистые перья и прицельно било лучами прямо в затылок. Впрочем, Хадаан успокаивала себя, что бывали походы и хуже. Например, когда они целым войском почти сутки ехали по степи в самый жаркий сезон года. Сегодняшнюю же жару в сравнении с тем пеклом можно было назвать даже прохладой, а потому, стиснув в руках традиционный букет сухоцветов, Хадаан переступала ступеньку за ступенькой.

Прохлада храма оказалась оглушающей, как и полутень – ослепляющей. После яркого солнца гостям господнего дома понадобилось время, чтобы разглядеть хотя бы очертания жрецов, Хадаан часто моргала, но продолжала путь, первое время ориентируясь лишь на принца, быстрее справившегося с переменой света.

Девушка поймала себя на мысли, что в голове проговаривает каждое своё действие, каждое слово жреца, лишь бы не думать о том, что сейчас её частичной свободе придёт конец – она станет женой бесхарактерного слабовольного принца Фрисса.

Кто-то взял её за руку, вырвав из задумчивости, и повёл в сторону. Жрица, с ног до головы укутанная в серо-кремовую ткань, привела её в небольшую комнату и указала на деревянную кровать. Бойхайка машинально отметила и пустоту, и отсутсвие окон, только свечи в подсвечниках, да кровать, застеленная коричневым грубым покрывалом.

— Ложись, дитя, оставь мысли и волнения, — жрица улыбнулась, отпуская руку девушки. — Нет ничего постыдного в том, чтобы доказать свою нетронутость: всевышний знает правду и так, но он также ведает и о сомнениях народа. Он защищает своих дочерей, позволяя жрицам провести ритуал. Ложись, девочка, и ни о чём не думай…

Хадаан на секунду зажмурилась, но безропотно последовала приказу. Лёжа с раздвинутыми ногами и задёрнутой юбкой, она могла лишь поражаться. И как же можно достоверно проверить нетронутость, если – и редкая бордельная девка не проворачивала подобное – ощущение невинности нетрудно восстановить? Или у служителей храма свой метод, достоверный? Подобные размышления позволили ей не зацикливаться на происходящем, и к гостям она вернулась всё такая же спокойная. И всё же как они могут достоверно судить?..

Амадей не смог сдержать своё недовольство: когда жрец озвучил вердикт, принц цыкнул, да так, что только глухой не услышал.

Самор лишь помолился Богу, чтобы всё прошло гладко. Бойхайка невинна, в чём он почти не сомневался, осталось лишь пару шагов.

— Хадаан, дочь Хулана, принимаешь ли ты новую жизнь, отпускаешь ли старую?

— Да, -- по-старому уже точно ничего не будет.

— Бог дал тебе имя, — кивнул жрец, принимая ответ. — Пласида, спокойная.

Это звучало, как насмешка. Шутка ли, Хадаан, которую иначе, чем Дикой, никто не называл, была наречена Пласидой, спокойной. Самор заподозрил бы подлог, если бы не знал — имя для уверовавшего выбирается путём жребия, это священное действо, которое никто не смеет нарушить.

— Хадаан Пласида, дочь Хулана, с этого момента и до самой смерти, пока один из супругов навеки не закроет глаза, ты являешься супругой Амадея Дементия Марка, принца Фрисской Империи, теперь ты - принцесса Хадаан бэй Хулан Дементий Пласида, отныне следуй наставлениям Бога, будь верна и покорна. Склони голову, — бойхайка поклонилась, замерев в ожидании. — Амадей Дементий Марк, с этого момента и до самой смерти, пока один из супругов навеки не закроет глаза, ты являешься мужем Хадаан бэй Хулан Пласиды, после брака Дементий, отныне следуй наставлениям Бога, защищай семью и будь справедлив. Склони голову, — Амадей также поклонился, и вокруг шей супругов обвязали длинную красную ленту. — Одна жизнь на двоих, одна душа на двоих, следуйте праведному и верному пути, поддерживая друг друга. Будьте опорой, будьте силой, будьте слабостью друг для друга, пусть души ваши будут близки, не расходясь дальше, чем позволяет красная лента.