Принц приказывает - Андрэ Нортон

Но часть этих денег не была получена нечестными путями. Их ему доверила его овдовевшая мать. Эти деньги она предназначала в качестве приданого сестры Амоса, а также для себя в старости.

Убегая из Нью-Йорка, Амос не представил никакого отчёта по этим средствам. Мой отец, а позже я и мой брат Джулиан содержали нашу бабушку. Мы узнали, что Амос обосновался на Багамских островах и построил там два корабля для поисков потерпевших крушение. Со временем он женился на вдове, и у него родился сын. Но этот сын пропал в море. Поэтому у Амоса законных наследников не было. Умирая, он оставил своё состояние вдове, женщине благоразумной и бережливой. Она, а также несколько других женщин на островах получили доли в его кораблях. Но его вдова оказалась также женщиной честной.

Разбирая дела покойного мужа, она наткнулась на письма моей бабушки, в которых та просила Амоса вернуть деньги. Кстати, на эти письма он так и не ответил. Вдова немедленно написала в Нью-Йорк и предложила выплатить нужную сумму. В то время я был по делам в Лондоне, и со мной не связались. Мой брат Джулиан, бабушка и тётя Элеанор умерли в течение двух недель от жёлтой лихорадки, которая тяжело ударила тем летом по стране. Меня вызвали домой, но письмо шло долго, и только через несколько месяцев я узнал о письме вдовы Амоса.

Однако в то время я был слишком занят делами своей компании и, поскольку долг относился к бабушке, я письменно поблагодарил миссис Рук и сообщил, что считаю долг погашенным, так как все, кого он касался, умерли. И больше много лет об этом не вспоминал.

Но незадолго до пожара, который так существенно сказался на нашем состоянии, я получил письмо от поверенного миссис Рук на островах. В письме сообщалось, что миссис Рук, дожившая до преклонного возраста, недавно умерла. Она оставила большое состояние, которое в завещании разделила в равных долях между потомками моей бабушки и благотворительными фондами. Сумма наследства оказалась очень значительной.

Тогда я собрал все письма и документы, относящиеся к этому случаю… — старик жестом указал на прикроватный столик. Там лежал небольшой закрытый на замок портфель. — Документы доказывают законность наших притязаний.

Лицо его посерело, хотя говорил он по-прежнему отчетливо, как всегда, делая паузы между словами. Но вот он замолчал, и Шубал протиснулся мимо девушки и поднёс к посиневшим губам хозяина стакан. Дядя Огастин отпил, потом медленно снова поднял голову. Он не отрывал взгляда от Персис. В глазах его горела яростная решимость, которая меняла выражение осунувшегося лица.

— Ты… — частые поверхностные вздохи прерывали его речь. — Ты должна всё это запомнить!

— Запомню, дядя Огастин.

Глаза его закрылись, и Шубал молча жестом попросил её отойти. Слуга проводил девушку до двери, как будто хотел убедиться, что она ушла. Но внимание его было устремлено к человеку в постели.

Персис вернулась в свою комнату по другую сторону коридора. Итак, у этого путешествия на острова имелась реальная причина, а не просто поиск здоровья, которое дяде Огастину не суждено больше найти. Девушка остановилась у окна, которое выходило на пристань.

Ящики и тюки по-прежнему горой лежали на помосте, но людей не было видно. Наверное, склады переполнились. Мимо пролетела птица с ярким оперением и хриплым криком; она затерялась в роскошной зелени, окружающей бассейн и канал. Зато пятно в морс, которое Лидия назвала «Удачей бури», приобрело более чёткие очертания.

Но ближе по каналу двигалось другое судно. Не шлюпка с корабля, а узкое каноэ, выдолбленное из одного большого ствола. В каноэ сидел одинокий гребец. Несмотря на все его усилия, судёнышко слишком медленно приближалось к маленькой пристани, возле которой стоял дом. Ухватившись здесь за сваю, гребец — теперь стало ясно видно, что это женщина, — поднялся вверх, выпрямился и привязал веревкой свою странную лодку.

Вокруг ног женщины болталась юбка из выделанной шкуры, голову покрывала широкополая шляпа из какого-то тростника или соломы, так что Персис сверху не могла заглянуть в лицо незнакомки. Женщина подняла завёрнутый в шкуру свёрток и, держа его у костлявого бедра, двинулась к дому. Она поднялась по еле заметным ступеням и исчезла за наружной стеной.

Каноэ лениво покачивалось у сваи. У рифа бросал якорь корабль, который привёл Лидию в такое возбуждение. На большой пристани собрались люди, наблюдая за ним. Что-то в их поведении говорило, что они не очень приветствуют появление этого корабля. Словно наоборот, обсуждают средства обороны от вторжения.

Персис вспомнила рассказы о том, что рекеры с Багам и местные не так давно были заклятыми врагами. И сейчас ещё намекают на тайные бои, которые ведутся далеко в нейтральных водах, без свидетелей.

Хотя теперь границы установлены законом и многие багамцы, чтобы не потерять средства к существованию, переселились на острова Ки, старая вражда и ненависть всё ещё тлеют под поверхностью. Лидия, несомненно, намекала на то, что капитан Леверетт недолюбливает хозяина корабля, который сейчас бросал якорь в его владениях.

Персис отошла от окна. Лидия казалась очень уверенной в себе. Она явно собиралась принять этого капитана Ральфа Гриллона как почётного гостя. Но воспоминание о последних минутах на палубе «Стрелы», когда хозяин острова бросил её в шлюпку как тюк товара, заставило Персис удивиться вызывающему поведению девушки. У нее самом сложилось представление, что с капитаном Левереттом следует считаться.

Итак, впереди, вероятно, собираются грозовые тучи несколько другого вида. Но это не её дело. Гораздо важнее прибытия этого корабля — которое не имело к ней отношения — был рассказ дяди Огастина.

Старикан, должно быть, — дыхание у Персис перехватило — почувствовал себя очень плохо. Он, который всегда был так уверен в себе, всегда был хозяином своей судьбы да и её тоже, он должен был испытывать крайнюю необходимость, чтобы пуститься в далёкий путь и потребовать деньги у незнакомых людей. А теперь он рассказал об этом и ей. Состояние, связанное с бесчестным поведением. Дядя Огастин всегда был истинно благородным человеком. Значит, он совсем разорен?

Неприятные мысли прервал стук в дверь. Персис отодвинула засов и увидела Молли, а за ней двух островитян с её чемоданом. Молли взмахом руки отослала их, её круглое лицо сердито хмурилось. После того как пришедшие с ней опустили ношу и вышли, служанка фыркнула:

— Плату требуют! — она захлопнула дверь. — Смеют говорить о плате!

— Какую плату?

Уперев руки в бёдра, с раскрасневшимся лицом, Молли посмотрела на девушку.