Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 4. - Мурасаки Сикибу

«Так, мол, и так», — доложила она, и та, облегченно вздохнув: «Значит, не зря я надеялась…» — велела впустить Тюнагона, предварительно заперев перегородку со стороны галереи, а двери, ведущие в покои младшей сестры, оставив открытыми.

— Мне надобно поговорить с вами, — сказал Тюнагон. — Но неужели вы хотите, чтобы я кричал на весь дом? Прошу вас, раздвиньте немного перегородки. Вы ставите меня в весьма неловкое положение.

— Я прекрасно слышу и так, — ответила Ооикими и наотрез отказалась выполнить его просьбу. Однако уже в следующий миг решимость ее поколебалась. «Вправе ли я лишать его возможности проститься со мной? — подумала она. — Ведь теперь его сердце принадлежит другой. К тому же это не первая наша встреча… Так стоит ли отказывать ему? Лучше постараюсь быть с ним полюбезнее, а когда настанет ночь…»

Но стоило Ооикими приблизиться, как Тюнагон, просунув руку сквозь щель в перегородке, схватил ее рукав и притянул девушку к себе, осыпая упреками. Нетрудно вообразить ее ужас. «Ах, зачем я послушалась его!» — казнила себя Ооикими, но, увы… «Я должна смягчить его сердце и заставить уйти», — подумала она и снова стала просить Тюнагона не пренебрегать ее младшей сестрой. Невозможно было не растрогаться, на нее глядя.

Тем временем принц, следуя указаниям друга, приблизился к дверце, ведущей в покои младшей сестры, и тихонько постучал по ней веером. К нему вышла Бэн и пригласила следовать за ней. «Как все же странно, — невольно подумал принц, — ведь столько раз уже приходилось ей быть проводником на этом пути…»

Ооикими ни о чем не ведала, и мысли ее были заняты одним — как бы поскорее отправить Тюнагона к младшей сестре. Тюнагон же, довольный тем, что замысел его удался, чувствовал себя виноватым перед Нака-но кими. К тому же он предвидел, сколь велик будет гнев Ооикими. Сумеет ли он оправдаться перед ней?

— Принц Хёбукё так упрашивал меня, что я не смог отказать, — сказал Тюнагон. — Сейчас он находится в доме. Полагаю, что ему удалось проникнуть в покои вашей сестры, заручившись поддержкой одной весьма расторопной дамы. А я, как видите, остался ни с чем, и наверняка надо мной будут смеяться.

От неожиданности у девушки потемнело в глазах.

— Я проявила поистине преступную неосторожность, доверившись вам, — сказала она прерывающимся от негодования голосом. — Но такого коварства я не ожидала. Вы вправе презирать меня. Нельзя быть столь легковерной.

Невозможно выразить словами меру ее отчаяния.

— Стоит ли об этом говорить теперь, — ответил он. — Вы все равно не простите меня, какие бы доводы я ни приводил в свое оправдание. Что ж, можете ударить меня или ущипнуть. Вероятно, высокое положение принца прельщало и вас и вы тешили себя надеждой… К сожалению, жизнь неподвластна человеческой воле. Принц увлекся другой, и некого в том винить. Я искренне сочувствую вам, но постарайтесь и вы понять меня. Надежды мои разбиты, и сердце разрывается от боли… Почему бы вам не примириться с судьбой? Как бы крепко ни была заперта эта дверца, вряд ли кто-то поверит в целомудренность наших встреч. И разве тот, чьим проводником я стал, может представить себе, что мне пришлось провести столь безрадостную ночь?

Испугавшись, что он сломает перегородку, Ооикими, как ни велико было ее возмущение, снова попыталась успокоить его.

— Судьба, о которой вы изволите говорить, непостижима, — сказала она, — и мне не дано ее понять. Увы, лишь «горькие слезы струятся из глаз» (111), застилая взор. Я не знаю, каковы теперь ваши намерения. Ах, все это словно страшный сон! Право, если найдется человек, который почему-либо сочтет нашу историю поучительной и станет рассказывать <> ней другим, мы с сестрой наверняка войдем в число женщин, слывущих образцом глупости. В старинных повестях таких немало, не правда ли? Могу я узнать, как отнесся к вашему замыслу сам принц? Прошу вас впредь не подвергать нас подобным испытаниям. Если мне удастся задержаться в этом мире еще на некоторое время, в чем я сомневаюсь, мы вернемся к нашему разговору… Теперь же силы мои иссякли, свет меркнет в глазах, и я нуждаюсь в отдыхе. Отпустите меня.

Несмотря на крайнее замешательство, она не утратила способности рассуждать здраво, и Тюнагон был смущен и восхищен одновременно.

— О госпожа! — возразил он. — До сих пор я проявлял поистине беспримерное терпение, во всем повинуясь вам. Вряд ли в мире найдется другой такой глупец. Но, что бы я ни делал, мне не удалось смягчить ваше сердце и пробудить в нем приязнь. Зачем мне жизнь, если и впредь придется влачить столь же унылое существование. Прошу вас, не покидайте меня так быстро! Неужели мы не можем поговорить хотя бы через перегородку?

Он выпустил ее рукав, и Ооикими тут же отодвинулась, но совсем не ушла. Этого было довольно, чтобы Тюнагон почувствовал себя растроганным.

— Смею ли я мечтать о большем? — сказал он. — Какое счастье знать, что вы рядом. Я готов просидеть так всю ночь…

До самого рассвета оставался он в покоях Ооикими. Грохот падающей по камням воды не давал ему и на миг сомкнуть глаз. Вздрагивая от стонов ночного ветра, он чувствовал себя фазаном, в одиночестве коротающим ночные часы… (419).

Лишь забрезжил рассвет, раздался знакомый колокольный звон. Принц, не привыкший вставать рано, не появлялся, и Тюнагону пришлось поторопить его. Как же все это странно, право…

— Ах, отчего,Указав дорогу другому,Я должен теперьБлуждать в предрассветном туманеС неутоленной душой?

Неужели с кем-то еще случалось такое? — говорит Тюнагон.

— Разве блуждаешьТы не по собственной воле?Подумай о том,В какой беспросветный мракТы душу ввергнул мою… —

тихонько отвечает Ооикими, и Тюнагону становится еще труднее расставаться с ней.

— О, неужели вы никогда не согласитесь…

Небо быстро светлело, но скоро показался и принц. При каждом движении от его одежд исходило сладостное благоухание, распространявшееся по дому и сообщавшее обстановке еще большую изысканность.

Увидев его, старые дамы остолбенели от ужаса, но тут же нашли утешение в мысли, что Тюнагон дурного не придумает.

Молодые люди уехали затемно. Обратный путь показался им куда длиннее, и принц Хёбукё приуныл, подумав о том, как нелегко будет ему ездить в Удзи. И в самом деле… «Проведу ли ночь я без тебя…» (85).

Они вернулись в столицу рано утром, когда все еще спали и в доме было тихо. Подъехав прямо к галерее, молодые люди вышли и поспешили укрыться во внутренних покоях, напоследок с улыбкой взглянув на свои кареты, нарочно убранные так, как если бы в них путешествовали дамы.

— Надеюсь, у нее не будет повода усомниться в вашей преданности, — говорит Тюнагон, не решаясь поведать другу о том, сколь незадачливый ему попался проводник. Принц поспешил отправить Нака-но кими письмо.

Тем временем в горном жилище царило смятение. Случившееся ночью казалось девушкам дурным сном. Нака-но кими сердилась и не желала даже смотреть на сестру: «Наверняка она все знала, а мне даже не намекнула…» Ооикими тоже молчала, хотя сердце ее разрывалось от жалости. «Сестра вправе чувствовать себя обиженной», — думала она, но ни слова не говорила в свое оправдание.

— Что произошло? — недоумевали дамы, но, поскольку старшая госпожа, на которую они привыкли во всем полагаться, была не в состоянии отвечать на вопросы, их любопытство так и осталось неудовлетворенным.

Развернув письмо, Ооикими протянула его сестре, но та и не подумала встать. А гонец между тем начал роптать: «Как долго…»

«По склонам крутымСквозь тростник, покрытый росою,Пробирался к тебе.Неужели ты не поверишьВ искренность чувств моих?»

Принц прекрасно владел кистью, и когда-то его изящнейшие послания приводили Ооикими в восторг, но теперь ее одолевали сомнения. Отвечать вместо сестры она не хотела, ибо это могло показаться нескромным, и в конце концов ответ написала сама Нака-но кими, причем старшая сестра с нежной снисходительностью объяснила ей, как должно отвечать на такие письма.

Гонцу поднесли хосонага цвета «астра-сион» и трехслойные хакама. Увидев, как он смутился, дамы увязали дары в узел, который вручили его спутникам. А надо сказать, что гонцом принца был простой мальчик-слуга, которого он всегда посылал в Удзи, полагая, что тому легче остаться незамеченным. Принц больше всего на свете боялся огласки и, увидев столь щедрые дары, встревожился. «Наверное, не обошлось без той расторопной старой дамы», — подумал он.

Принц попросил Тюнагона стать его проводником и на этот раз, но тот отказался.

— Меня ждут сегодня во дворце Рэйдзэй, и, к сожалению…

«Ну можно ли проявлять такое равнодушие к мирским делам?» — посетовал принц.