Морок над Шадизаром (СИ) - Мартьянов Андрей Леонидович

Лорна, скрепя сердце, расплатилась, а потом назвала Алого мага «криворуким бездарем» и «шарлатаном на доверии». Райгарх, как варвар в сотне поколений, в ответ заметил, что отлично знает, как решаются любые затруднения с колдовством и колдунами, хоть с этого мира, хоть с вывернутого наизнанку — топором по черепу, вот и нет никакой магии. Конан вышибалу в этом вопросе горячо поддержал.

Проблема состояла в том, что у ходячего нужника череп напрочь отсутствовал.

Периоды бодрствования Голоса были непредсказуемы, но чаще он пробуждался к закату, тогда как днём будка мирно сидела в углу двора поджав паучьи лапы, лишь изредка порождая горькие вздохи с душераздирающим стоном. Хуже приходилось, когда на бродячее отхожее место накатывала неуёмная жажда общения и оно начинало гоняться за посетителями и гостями «Уютной норы» с требованиями осознать вселенскую важность извечного противостояния Тьмы и Света как двуединых сущностей. Самые впечатлительные пугались до полусмерти, а по кварталу Нарикано ходил упорный слух, будто Лоркана Битунийка привадила в дом нечистую силу, чтобы сборщики налогов лишний раз не заходили.

В действительности нужник оставался совершенно безобиден, хотя и докучлив. По остроумному выводу Ши Шелама, в результате взаимодействия сил магии и субстанции, наполнявшей глубины выгребной ямы, получилось то, что получилось — из неизведанных далей мироздания явилось таинственное существо, ныне в будке обитавшее. Райгарха этот затянувшийся балаган раздражал неимоверно.

Вот и сейчас порождение чуждого волшебства прошествовало от забора к крыльцу, остановилось прямиком перед асиром и высказалось низким, очень печальным мужским голосом:

...— Нет высших и низших в Твердыне, нет господ и слуг, ибо все — братья, и все — воины. Воины слова — суть менестрели и сказители, и летописцы и философы; те, кому дано исцелять раны фаэ и эрдэ, душу и плоть, силою слова.

— Иди, иди отсюда, — Райгарх громко сплюнул. — Иначе опять получишь!

Опытным путём было установлено, что нужник побаивается хворостин, палок и даже обычной крапивы — если как следует наподдать дубинкой по расшатанным доскам, болтливое чудо издаст обиженный всхлип и отправится проповедовать курицам из птичника. Иногда хватало обычного окрика. Но не сейчас.

Будка отступила на шаг назад, наклонилась, словно хотела сообщить Райгарху нечто доверительное, в сердечке на двери мелькнула золотистая искра.

— Внемли же, смертный, ибо грядёт! — возвестил Голос. — Едва опустится на твердь мгла ночная, свершится... Устрашись же, пади ниц и прими неизбежную судьбу со смирением...

Засим Голос с достоинством, наивозможным для ожившего нужника, удалился в сторону дровяного сарая.

— Интересно, его можно как-нибудь убить? — ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Ши Шелам. — Попомните мои слова, эта штука однажды принесёт нам уйму неприятностей.

— За что? — подал голос Конан. — Оно живое, а убивать живое можно только если хочешь есть, или оно хочет тебя убить. Да и как убьёшь?

— Облить смолой и поджечь.

— Оно нам ничего не сделало, даже наоборот — привлекает гостей, многие просто ходят в таверну увидеть эту... Это... Ну, ты понял.

— Слышал о чем соседи шепчутся? — поморщился Ши Шелам. — В квартале завёлся демон, а следовательно Лорна — ведунья, использующая недоброе чародейство. Кроме того, Голос меня нервирует: постоянно пророчит всяческие ужасы.

— Какой ты нежный, Ши, — Райгарх пренебрежительно отмахнулся. — По моему скудному разумению, любые предсказания Голоса относятся к тому миру, из которого он явился. При мне он не упомянул ни единого знакомого имени или названия. Вот если бы Голос сказал, что наутро у тебя во лбу отрастет предмет, с помощью которого делают новых маленьких Ши Шеламов и это пророчество сбылось...

— Сплюнь! Сплюнь трижды! — панически всплеснул руками Ши. — Нельзя шутить с такими вещами! У Голоса магическая природа, а любое колдовство опасно и в нашем случае непредсказуемо! Вдруг Голос решит, что именно этого ты и хочешь?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Шадизарскому вору такие особые приметы точно не нужны, — рассмеялся асир. — Ладно, спать пора. Почти совсем стемнело. Конан, запри ворота — если гость из Зингары требует полного уединения и спокойствия, так тому и быть.

Киммериец заложил створки тяжеленной плохо оструганной доской и потопал в сторону сеновала — в доме ночевать слишком душно. Обернулся на скрип ставень: в окне второго этажа «Уютной норы» мелькнул тусклый масляной лампы. Альмиранте Бобадилья на мгновение выглянул из своего убежища, обвел внимательным взглядом двор, оценил последние лучи заката, сокрушенно покачал головой и вновь наглухо затворился.

Чего же он так боится?..

* * *

Конану нечасто снились сны, а уж если боги и насылали ночные видения, то они были в основном не самыми приятными, вроде гладиаторских боёв в Гиперборее, где киммериец провел в плену больше года. Нынешней ночью ему вдруг явился некий сказочный остров в бесконечном океане, населенный могучими мужами и прекрасными девами, застроенный великолепными зданиями с колоннами и золотистыми куполами. Остров, к которому приближалась колоссальная волна, готовая захлестнуть многолюдные города и гавани, где у причалов стояли многопалубные корабли...

Ощущение полной безысходности и неминуемой катастрофы было настолько сильным, что Конан проснулся, вытер ладонью пот с лица и полушепотом выругался. Недоброе знамение.

Надо бы сходить к колодцу, умыться и выпить кружку воды.

Самый глухой предрассветный час, когда даже неистовое верещание сверчков затихает. Прошмыгнула одинокая крыса, спешащая куда-то по своим делам. Где-то в отдалении раздался яростный мяв весеннего кота, беззвучно проскользил в воздухе сычик, живущий на башенке дома старосты квартала. В пожухлой траве ползали бледно-зелёные светлячки.

Конан покрутил вóрот, поднял кожаное ведро на оголовок колодца, зачерпнул воду ладонями, плеснул на лицо. Варвара не покидало странное чувство — вроде бы кругом ничего необычного, ночь как ночь, однако... Киммериец привык верить своему чутью на опасность, которое сейчас вроде бы дремало, но тем не менее в висках слегка колотилась тревожная жилка. Никакой очевидной и видимой угрозы не наблюдалось, и всё-таки что-то было не так, иначе чем раньше.

Подождите-ка, а это что за непонятное явление? Двор «Уютной норы» окружен невесомой, едва заметной пеленой не то легчайшего тумана, не то марева, обычно возникающего в горах на сильном морозе. Впрочем, откуда взяться морозу в Шадизаре, городе полуденном, где снега отроду не видывали даже в самые холодные зимы? Линия белесо-голубоватого тумана начиналась сразу за оградой и охватывала владения Лорны ровным кругом — над двором и зданием таверны возник словно бы купол чистого воздуха, за пределами которого было... Было — что?

Конан помотал головой как просыпающийся волк, пытаясь отогнать наваждение. Зажмурился, снова открыл глаза. Полоса марева никуда не исчезла, но не это настораживало. Куда-то исчезли привычные ночные звуки — редкий перелай сторожевых собак, писк летучих мышей, которых в городе хватало с избытком, окончательно умолкли сверчки, не ухают прижившиеся в Шадизаре совы. Абсолютная, непроницаемая тишина.

— Так, — громко сказал киммериец. Собственный голос звучал как обычно, — Надо посмотреть, что делается снаружи.

Он легко снял доску с приколоченных к воротам железных скоб, потянул на себя правую створку. Призрачная пелена находилась всего двух шагах, посреди переулка, на котором стояла таверна.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Варвар шагнул за ворота, протянул руку. Ладонь свободно проникла сквозь загадочный туман-не-туман, по коже словно рассыпало мелкие тоненькие льдинки: пальцы слегка укололо.

— Нет-нет-нет! Нет! Назад! — Конана кто-то внезапно ухватил сзади за пояс штанов и дернул назад с такой невероятной силой, что киммериец едва не упал. — Не смей туда ходить!