База 211 - Алла Дымовская

Сколько он так просидел, он не знал и, кажется, стал даже дремать, немного замерзая на потянувшем вдруг с берега ветерке. Но заснуть ему не дали, кто-то тронул за плечо и растормошил. А после он услышал над собой голос капитана:

– Лейтенант Смит, вам пора, – и дальше выжидательная пауза. – Надо ехать.

Сэм нехотя поднялся. Пред ним стояли рядышком Хартенштейн и тот бородатый верзила, что придумал затею с хоровым пением.

– Надо так надо, – согласился Сэм, его подчинило сытое благодушие, он даже не стал выяснять, куда ехать и зачем.

– Вы – со мной, – сказал ему бородатый низким, густым голосом, – а вы, капитан, поедете с Бруно в других санях, – и закричал в сторону: – Эй, Бруно, старый пень, довольно дрыхнуть!

Из нагруженных мотосаней вдруг поднялась укутанная в нечто вроде огромной облезлой шубы низенькая фигура, которую поначалу Сэм принял за неодушевленную груду тряпья, и сипло закричала в ответ:

– Чего орешь, чертов ты медведь? Я давно уже не сплю! – и рухнула обратно в сани.

– Как же, не спит он! – бородатый загоготал. – Это наш радист, Бруно Геделе, он дрыхнет, даже когда ест! Но что делать? Работы у него мало, а чужую исполнять он не мастак!

Бородатый усадил Сэма поудобней, не пожадничал, выделил меховую полость прикрыться от ветра в движении. Капитан втиснулся между Бруно и стальными контейнерами, ехать ему предстояло с куда меньшими удобствами. И двое мотосаней приготовились к старту.

– Вас как, между прочим, зовут? – поинтересовался Сэм у бородатого. Едут куда-то вместе, хоть бы представиться друг другу. И вообще этот верзила показался ему весьма интересным.

– Хотите познакомиться? Это пожалуйста. Имя мое Герхард Иоахим Марвитц. Но местные кличут просто Медведь. Вы тоже можете, если есть охота, – и Марвитц-Медведь вопросительно посмотрел на Сэма.

– Джон Смит, – с нажимом в каждом звуке произнес Сэм.

– Пусть Смит, – усмехнулся из бороды его визави, видно, он тоже успел узнать, кто такой Сэм на самом деле. – Что же, будем знакомы. Но надо поспешить, сдается мне – начинается метель.

Сани тронулись, резко рванувшись с места. Ветер и шум двигателя сразу же пресекли разговоры. И Сэм скоро понял, какое спасение – это меховое покрывало на открытом, продуваемом насквозь пространстве. Куда именно они ехали, кстати, с вполне приличной скоростью, трудно было сказать, но по дороге, если так можно определить сравнительно ровное пространство, по которому они неслись, то и дело попадались вехи. Длинные палки с красными флажками на остриях, сильно заметенные снегом, причем по следам вокруг было ясно, что периодически их откапывали и ровняли. Как раз этих вешек они держались в пути. А через полчаса выскочили на ледяной пригорок, откуда, как со смотровой вышки, Сэм уже разглядел невдалеке несколько ровных рядков белых прямоугольных домишек, какие-то цистерны, хозяйственные площадки, высокую мачту радиостанции и крошечные точечки копошащихся внизу человеческих фигурок. Не успели они спуститься с пригорка, как вдруг из-за сугроба, сбоку и наперерез, выскочил красавец серебряный волк, тявкнул, подпрыгнул вверх, словно ловил что-то в воздухе, перекувыркнулся от восторга и дальше побежал вровень с санями, то и дело оглядываясь на сидевших в них людей. Сэм от изумления не выдержал и закричал. Так громко, что Марвитц его услышал и обернулся.

– Волк! Смотрите, настоящий волк! Не может быть! – вопил Сэм и не понимал. Какие в Антарктиде волки? Ладно, если пингвины и альбатросы в прибрежных районах, и еще всяческая морская живность! Что-что, а зоологию Сэм еще со школьной скамьи помнил относительно неплохо и уважал, как науку. А тут живой волк. Поневоле закричишь. – Разве здесь водятся волки?

– Здесь много такого есть, чего вам и не снилось! – закричал очень весело в ответ Марвитц, почти цитируя Шекспира, и загоготал. Видно, он это любил – потешаться на чужой счет.

А волк словно понял, о чем говорилось в санях. Тоже запрыгал в воздухе, творя необыкновенные кульбиты, и все время оглядывался на Сэма, будто эти волчьи выкрутасы предназначались персонально для него.

Тем временем сани влетели на некое подобие площади – ровный четырехугольник, чистый и укатанный до кремниевой тверди, а там уже скопились люди, не слишком много, может, десятка два. Вскрикивали, показывали на Сэма, на капитана, видно, новые и незнакомые лица их взволновали. Первый выскочил из саней Марвитц, и волк, крутившийся тут же, поблизости, вдруг кинулся к нему на грудь, встал на задние лапы во весь рост, завилял хвостом. Только сейчас разглядел Сэм, какой этот волк огромный. Волчище, а не волк, и шкура чудная, серебряная, зимняя. Марвитц, однако, фамильярно схватил животное за шкирку, будто котенка, опять загоготал, подмигнул и, как если бы волчище этот смог его понять, прикрикнул:

– Ну, кончай шута корчить! Не то смотри, я коньяку добыл, с тобой не поделюсь! – и оттолкнул зверя от себя.

Вокруг дружно захохотали. Видно, волка в поселке не боялись совсем. Сэм решил, что, наверное, тот очень ручной, или взят за какой-то надобностью из цирка, или возит те же сани вместо собак. А про коньяк вышла забавная шутка, хотя кто его знает, этого Марвитца, может, и впрямь спаивал зверя. Говорят, к примеру, обезьяны очень любят пиво.

Но волчище словно понял угрозу, и понял всерьез, тут же пулей метнулся за ближайший домик, подняв фонтан снежных брызг, и там пропал. А Марвитц тем временем обратился к Сэму:

– Эй, Смит! Вылезайте, приехали. Дальше поезд не идет, это конечная остановка. – И сверкнул улыбкой из бороды: – Дайте-ка я вам помогу.

– Спасибо. Что-то я приустал немного, – виновато ответил Сэм, опираясь на здоровенную ручищу, дружелюбно протянутую ему бородатым Медведем. Ведь вот и прозвище у этого Марвитца подходящее, действительно, этакий бурый лесной царь, каштанового цвета густые волосы и круглые, ореховые глаза, а зубы – что твои патроны в обойме, такие ровные и удлиненные слегка, как у акулы на картинке.

– Отдыхать-то еще рано. Вы уж потерпите. Сейчас вас отведу, а там, если будете молодцом, то скоро вас отпустят баиньки, – напутствовал его Марвитц, жестами изобразив, как укладывает голову на подушку, словно Сэм был малое дитя. Но может, из-за того, что Сэм иностранец, невольно так получается, чтобы говорить доходчиво.

Загребая снег ногами, Сэм поплелся за Медведем, а что еще оставалось? Марвитц шагал впереди, однако часто оглядывался и повторял, чтобы был молодцом, и тогда непременно все будет очень хорошо. Они вошли внутрь одного из домиков, стоявшего слегка в отдалении, и ничем, собственно, не отличавшегося от остальных подобных строений. Занятно, от каждого из здешних домишек и по всему периметру были протянуты довольно толстые канаты, все с красными флажками, а от некоторых помещений даже тянулись соединительные ледяные тоннели. Сэм эти подробности отметил еще по дороге, как бы мимоходом.

Внутри было очень тепло, а может, ему только показалось с холода, но меховая куртка сделалась вдруг чрезмерно тяжелой и неудобной. К тому же в домике пространства оказалось мало, слишком тесно и душно. Крошечный предбанник с обтрепанной щеткой в одном углу и цинковым ведром в другом, влево и вправо уходили еще небольшие коридорчики, а прямо – закрытая дверь, в которую и постучал Марвитц, и, не дожидаясь разрешения с той стороны, вошел, оставив Сэма одного в компании с щеткой и ведром.

Подумав немного, Сэм скинул куртку прямо на пол, привалился к ближайшей стенке, на удивление теплой и приятной: домики, поверху обшитые рифленым железом, наверное, внутри были деревянными, стены же фанерные, тонкие, Сэм стукнул в одну – раздался пустой и сухой звук. Постояв недолго просто так и чуть придя в себя, он огляделся, насколько позволяло скудное освещение. Над дверью, за которой скрылся Марвитц, красовалась не то вывеска, не то какой-то герб, Сэм передвинулся ближе, чтобы рассмотреть. Традиционная в общем-то, символика рейха, свастика и дубовые венки, а вот надпись любопытная. Отчеканенная в готической традиции, она гласила: «AHNENERBE. 1935». И более ничего, без пояснений. Примерный перевод, какой мог придумать Сэм, все же не самый великий знаток германских наречий, получался вроде «наследства от предков» с допустимыми вариациями. Что-то и где-то об этом он уже слыхал. Краем уха и случайно. Что-то связанное с какими-то археологическими раскопками и экспедициями, а может, это было и спортивное учреждение, сейчас Сэм решительно ничего более вспомнить не мог.

Очень скоро дверь распахнулась, и Марвитц вышел, сделал приглашающий жест, как бы предлагая Сэму поменяться местами – ты туда, а я сюда. И попытался опять произнести свое напутствие.

– Знаю, знаю. Быть молодцом, и тогда я отправлюсь баиньки, – перебил его Сэм, кстати, повторил и пантомиму с подушкой, желая подразнить.

Марвитц опять загоготал. Веселый все же дядька, если в такой дыре не утратил юмора. Сэму он чем дальше, тем решительнее нравился.