После третьего звонка - Ирина Лобановская

Виктор поскучнел: вмешиваться в дела Геры — главного художника издательства и старого верного друга — не входило в его планы.

— Ну ладно, приходите вечером, — вяло, уже без всякого энтузиазма пригласил он. — Посидим, выпьем…

Аня произвела на Виктора неважное впечатление. Он безошибочно понял, почему юное дарование не вписывалось в корректный и безупречный по вкусу отдел Георгия. Она вносила туда пустое смятение, отнюдь не связанное с сердечными волнениями и глубокими чувствами. Так случайно брошенный камень тревожит спокойную гладь пруда.

Анюта трясла длинными волосами, непрерывно, быстро вертела круглой головой во все стороны и пискливо, пронзительно чего-то требовала. Хотя ей казалось — только просила. В данном случае — просто посмотреть ее рисунки. От художницы невыносимо несло духами и пудрой, к которым примешивался стойкий запах пота, и в квартире Виктора мгновенно стало нечем дышать.

Уступив желанию и просьбе Алексея, Виктор сам сводил Аню через несколько дней к Гере и понаблюдал за происходящим.

Прекрасно зная все роли и исполнителей, Крашенинников хорошо и достаточно четко заранее спроецировал в уме ситуацию. Венька Туманов мгновенно буквально влип в кресло и сделался на удивление маленьким и почти незаметным. Леонид притворился слепым, а Гера — глухим.

— Что? Я ничего не вижу, — быстро повторял Леонид, сдвигая очки на самый кончик крупного пористого носа. — Подойдите ближе… Совершенно не вижу, Анечка, что вы тут сегодня принесли. Знаешь, Гера, у меня стало совсем плохо со зрением, ты посмотри лучше сам.

— Что? — моментально включился в игру Гера. — Ничего не слышу! Грипп на ногах недавно перенес, теперь осложнение на уши. А все работа проклятая, здесь, видно, и умрем… Что? Что? Говорите громче!

Бедная, ничего не понимающая, окончательно замороченная художница перешла на невозможный визг. Туманов прошептал, что он в столовую, бросил на Виктора полный укоризны взгляд и исчез. Гера бестрепетно посмотрел Ане в глаза.

— Оставьте, — сказал он, — я лучше изучу набросочки позже. Все равно я не смогу сейчас с вами объясниться. Надо, видно, к лору в платную. У тебя нет там знакомых, Витюша?

Виктор развлекался, с трудом сдерживаясь, чтобы не заржать. Сцена была разыграна классно, на самом высоком профессиональном уровне. Художница смотрела жалобно, беспомощно. На миг Крашенинникову стало ее искренне жалко, и это мгновение оказалось роковым.

— Анечка, — сказал Виктор, — подождите, пожалуйста, меня в коридоре. Я немного потолкую с ребятами.

Аня послушно кивнула и торопливо вышла. Дышать стало полегче. Пока Виктор, не зная, как лучше приступить к скользкой теме, болтал о пустяках, а безупречно воспитанные, деликатные Леня и Гера слушали и отвечали, вернулся хитрый и подлый Венька Туманов.

— Бедняги! — пожалел лицемерный Венька коллег. — Совсем эта идиотка заморочила вас своей болтовней!

— Ты хорошо устроился! — сказал Леонид, поправляя очки. — Хоть бы раз посмотрел ее страшные рисунки с бредовыми подтекстовками.

— Нет! — с откровенным ужасом замахал руками Туманов. — Если вы не видите и не слышите, то я не умею читать — и все!

— А как же такого кретина взяли на работу? — заинтересовался Леонид.

— Я скрыл самый темный факт своей биографии от отдела кадров! — бодро и радостно поделился Туманов. — Подобные данные не для анкеты! Кстати, там и вопроса о грамотности нет. Ну, колись, Витюша, для чего ты приволок к нам с собой эту прелесть? Неужели втюрился? А мы от нее уже совсем обалдели!

Гера тактично молчал, просматривая какие-то записи. Виктор чувствовал себя очень неловко.

— Простите, ребята, — сказал он виновато. — Действительно, глупо. И девка дурная. Ходячий парфюмерный магазин! Но здорово просил Алексей…

Леонид поправил спадающие очки.

— Случай тяжелый, — констатировал он. — Сделать ничего нельзя. Даже при нашем огромном желании и прекрасном отношении к тебе и Алексею. Ты видел ее работы?

Крашенинников нехотя кивнул.

— Не знаю, как быть, — пробормотал он. — Я обещал Алешке… А тут абсолютно дохлый номер. Вымыть бы ее для начала…

— Это неплохо, — согласился Туманов. — Но держать кисть в руках она не научится даже чистая! Вдолбай сие как-нибудь Алексею.

— Ладно, пойду, — Виктор встал и с тоской глянул на дверь, за которой его с нетерпением ожидала благоухающая Анюта.

— Подожди, Витя, — вдруг сказал Георгий, отрываясь от своих бумаг и открывая ящик стола. — Погоди минутку…

Крашенинников с облегчением сел, хотя прекрасно понимал, что никто, даже Гера, помочь ему ничем не сможет. Он просто тянул время, оттягивая неприятные минуты объяснения с Аней, а потом — с Алексеем.

— Она умеет делать копии? — спросил Гера.

— Да не знаю я, ребята, чего она умеет! — простонал Виктор. — Взялся на свою голову…

— Ну, пусть попробует, — решил Гера. — На большее пока рассчитывать трудно. Вот телефон, пароль — моя фамилия. Будет работа и неплохой заработок.

— Гера, ты просто спас меня! — прошептал растроганный Виктор.

Он знал настоящую цену своим друзьям, но сегодня Георгий превзошел самого себя.

— Заходите в любой день, — пригласил Виктор. — Без семьи я теперь вечера коротаю.

Гера и Леонид смотрели задумчиво и понимающе. Зато Венька тут же заявил, что придет в субботу и не один. И справился насчет ночевки.

— Ты бы свалил куда-нибудь на ночь, старичок! — без обиняков предложил откровенный Венька. — К Алешке, например. У него, правда, нынче пасется эта телка лохматая, ну, ненадолго устроитесь. Мне очень нужно, старичок!

— Звони, я постараюсь! Общий привет! — радостно ответил Виктор и, сжимая в кулаке драгоценный листок с телефонным номером, выскочил в коридор.

Аня неподвижно, столбиком стояла возле окна. "Как суслик в степи, — подумал Виктор, — только лапок впереди не хватает".

Так чего же он и Алексей не смогли разглядеть в Анюте? Что там говорила о ней Тата? Лучшая подруга его Тани… Он всегда инстинктивно выбирал похожие имена.

— Чтобы ненароком не ошибиться в постели! — ржал грубый Венька.

Когда вышли из издательства, Виктор долго рассматривал Аню. Они вместе болтались по Москве, покупали Виктору краски, потом посидели у него дома — подвальчика тогда еще не было. Неприютная грязная квартира Крашенинникова, превращенная им в мастерскую после отъезда жены Оксаны с дочкой, производила ужасное, отталкивающее впечатление. Но Аня пришла в восторг.

— Как у вас хорошо! — благоговейно шептала она, бродя по замызганным красками комнатам.

Вообще Анна состояла лишь из двух эмоциональных крайностей и легко переходила от щенячьего восхищения и счастливого повизгивания к грубой ругани базарной торговки, владеющей всеми нюансами и оттенками русского мата. По сравнению с ее скандалами, которые она профессионально, мастерски закатывала мужу последние несколько лет, меркли крутые специфические выражения Веньки и случайных собутыльников Виктора, подцепленных им в соседних дворах и подворотнях. Где только она научилась такой отборной брани?

Виктор сошелся с Аней абсолютно случайно, словно во сне, а когда, наконец, проснулся, было поздно.

По рекомендации Геры она отправилась в какую-то шарагу, которая, впрочем, довольно исправно и честно — Гера веников не вязал! — давала ей задания и платила деньги. Сопя от усердия, Аня снимала копии с картин известных мастеров и отвозила их работодателям. Зачем, для чего — ни она, ни Виктор, ни Алексей, очень довольный и без конца благодаривший Крашенинникова, — не знали и не интересовались. Лишь бы деньги в срок. Да и Аньке с ее способностями, развитием и вкусом надеяться на большее не приходилось.

Но в ее расчеты, расчеты трезвой, практичной, современной девочки, выросшей во времена перестройки и построения капитализма в России, где все сплошь завоевал свободный рынок, неожиданно вошел бородатый Виктор Крашенинников, длинный, нескладный, вечно поддатый художник, талант которого давно был признан и неоспорим.

Работал он истово, яростно, отчаянно, иногда сутками напролет. Его удивительные картины, созданные необычностью фантазии, странностью восприятия и парадоксальными сочетаниями красок завораживали, останавливали, приковывали внимание даже тех, кто совершенно ничего не понимал в живописи. Аня тоже в ней мало понимала, но убежденная, что знает все, стала восторженным шепотом, запоем рассказывать о Викторе подругам и без конца таскать ему свои работы.

— А-а, Анечка! — говорил, стараясь сохранить видимость вежливости, Виктор, открывая ей дверь и с отчаянием думая о пропавших нескольких часах у мольберта. — Что нынче покажете?

Анюта входила в квартиру со священным трепетом и доставала рисунки. Скуластая, с раскосыми глазками, она смотрела испуганно и влюбленно и по-прежнему невыносимо пахла духами и кремом.