Рабыня страсти - Бертрис Смолл

Мак-Фергюс вдруг столкнул Груочь с колен.

— Пойди и поцелуй своего нареченного. Один невинный поцелуй, девочка! — приказал он.

— 0 — о-ох, нет! — Девушка спряталась за спинку кресла матери. — Это грешно.., ну, пока мы не обвенчаны. Этому всегда меня учила мама, милорд. Да и мужчина ни за что не станет уважать женщину, которая себе позволяет.., ну, открыто выказывает свои чувства…

Иэн Фергюсон ухмыльнулся. Она была девственницей, это несомненно, а уничтожать девственность ему было весьма по вкусу. Каждая девица в своем роде… Некоторым сразу нужна пылкая страсть. Другие стеснительны, но, будучи терпеливым, и с ними можно договориться. А больше всего любил он таких, которые сопротивлялись… Он сам не мог этого объяснить, но ему доставляло острейшее удовольствие подчинять девушку своей воле, своей силе. В конце концов все оставались довольны. Он с любопытством изучал Груочь. Он пока не понимал: можно ли будет ее уговорить, или же придется действовать при помощи грубой силы. Но в любом случае он лишит ее девственности всего через каких-нибудь семь дней. Она будет ему женою и, разумеется, ему не откажет…

Позднее, когда Фергюсоны отбыли из замка Бен Мак-Дун, Груочь осталась наедине с матерью. Сорча сказала своей старшей дочери:

— Нынче все удалось на славу, дорогая моя. Я видела:

Мак-Фергюс тобою весьма доволен. О, Иисусе! — она принялась поглаживать свой вздутый живот. — Молю Небо, чтобы этот щенок был последним из тех, которых меня насильно заставляют носить и рожать] — А ты видела, как Иэн на меня смотрел? — тихо спросила Груочь. — Мне уже говорили, что он больше всего любит, когда девушка ему сопротивляется. Он светел лицом, во черен душою…

— О, ты моя дочь, Груочь. Ты приручишь этого дикого звереныша, моя девочка, — заверила ее Сорча. — Как только он узнает, что вскоре станет отцом, то на руках тебя станет носить. И будущий дедушка тоже… — Сорча вдруг беспокойно задвигалась и стала сыпать проклятиями:

— Небо и ад! Отходят воды! Снова начинается эта мука…

— Дай-ка я помогу тебе, мама! — И Груочь с помощью служанки отвела Сорчу Мак-Дуфф в ее спальню и уложила на заранее подготовленное ложе.

— Позови старуху Бриди и разыщи мою сестру! — приказала Груочь служанке.

Сорча застонала — первые схватки оказались чересчур сильными.

— Как ты назовешь этого? — спросила Груочь у матери, надеясь отвлечь ее от страданий.

— Малькольм, в честь нового короля, — процедила Сорча сквозь стиснутые зубы. — А если это девка, то пусть будет Майра. А-ах, Иисусе! Как мне больно!

Старая повитуха Бриди, к тому времени уже подоспевшая, резко оборвала роженицу:

— Прекратите скулить, Сорча Мак-Дуфф. Это ваши восьмые роды и девятое дитя. Вы вовсе не зеленая первородка!

— Ах ты, проклятая ведьма! — взорвалась Сорча. — Ты стара как пень и просто не помнишь, как это больно — рожать! 0 — о-о-ох!!! Будь проклят Элэсдейр Фергюсон, грязный похотливый козел! О Господи, низвергни его в преисподнюю вместе со всеми потомками до восьмого колена! А-а-а!

— Не могу понять, что влечет Мак-Фергюса к ней в постель… — сказала повитуха, ни к кому не обращаясь. — Будто не мог подыскать себе помоложе и покрасивее, чем ваша мамочка. В двадцать девять лет уже поздновато рожать!

Груочь и Риган переглянулись и тихонько хмыкнули. Они были согласны со старухой Бриди. Но Мак-Фергюс, похоже, не мог устоять перед Сорчей Мак-Дуфф, невзирая на ее злобность и острый язычок. И, хотя сестры-близнецы никому бы под страхом смерти в этом не признались, они слышали, как их мать кричит от наслаждения и распаляет своего врага-любовника разными словечками, когда оказывается с ним в постели. Под эти крики девочки, в сущности, и выросли…

Сорча Мак-Дуфф обычно рожала довольно легко, но па этот раз дело обернулось иначе. Шли часы, а дело не двигалось. И вот наконец на закате второго дня мучений, она родила здорового сына. Но это был воистину гигантский ребенок! Даже повитуха сказала, что ей не приходилось видеть подобных великанов. Он появился на свет Божий с красным от натуги личиком и злобным криком, его кулачки сжимались и разжимались, словно в бессильной ярости. На головке младенца топорщился пучок волос морковного цвета.

Старая Бриди положила младенца на живот матери, аккуратно, как всегда, обрезала пуповину, тщательно перевязала ее.

— Бравый вояка, леди! Вы щедро вознаграждены за ваши муки.

Сорча скосила глаза на вопящего мальчишку. Еще один Ферпосон, подумала она устало. Еще один проклятый Фергюсон! О Иисусе, как же она устала… Со вздохом облегчения она закрыла глаза, уже почти не чувствуя последних схваток и того, как послед выскользнул из ее истерзанного лона…

Повитуха захлопотала вокруг нее с крайне озабоченным видом. Когда Сорчу обмыли и уложили как следует в постель, а яростного Малькольма обтерли, запеленали и поместили в колыбельку, старуха поманила сестер. Они все вместе вышли из спальни Сорчи, на лестницу.

— Ох, не нравится мне, как выглядит ваша мать! — сказала она им напрямик. — Такое я не раз уже видела. Думаю, она умрет. Она уже стара для столь тяжких родов. Лучше поскорее сообщить Мак-Фергюсу.

— Но ведь я должна выйти замуж через пять дней! — запротестовала Груочь.

— Может, она и проживет столько, — сказала Бриди, — а может, и нет… Будь я на вашем месте и желая, чтобы моя мать увидела меня в подвенечном уборе, то поспешила бы со свадьбой… — и повитуха зашлепала вниз по лестнице с сознанием исполненного долга.

— Она не может умереть! — прошептала Груочь одними губами. — Только не теперь! Не теперь, когда вот-вот совершится наша месть всему клану Фергюсонов!

— Что ты там бормочешь? — спросила смущенная Риган. Она никогда прежде не видела Груочь такой напряженной, решительной, так похожей на Сорчу.

— Я не могу тебе этого сказать, — отвечала Груочь. Только мама может все тебе открыть. Эта проклятая старуха лжет! Никогда не позволю ей принимать у меня роды!

— Но Бриди нет никакого резона лгать нам, — спокойно ответила Риган.

Груочь взяла сестру за руку, и они вместе вошли в спальню матери.

— Мама сначала должна отдохнуть. А потом она тебе обо всем расскажет. Нужно подождать, пока она проснется. Мы должны быть с нею, когда она пробудится, и первыми, кто с ней заговорит.

— А разве нам не следует известить Мак-Фсргюса? Бриди советовала… — запинаясь, спросила Риган. — Он будет страшно зол на нас, если что-нибудь произойдет в его отсутствие. Давай-ка я пойду в зал, разыщу какого-нибудь слугу и пошлю весточку…

— НЕТ! — воскликнула Груочь с такой непоколебимой решительностью, что Риган несказанно изумилась. — Если ты теперь пошлешь за ним, он тотчас же явится. У нас не будет времени переговорить с матерью с глазу на глаз, а это просто необходимо!