Страшная сказка - Елена Арсеньева

– По всем вопросам к декану. А что касается вас, Катя, – оглянулась она на девицу с крысиным хвостом, – полагаю, вы сдадите латынь не раньше чем через пять тире семь лет. И это как минимум.

– Так, угроза свидетельнице преступления! – констатировал Мыльников. – Вы все же решили осложнить свое положение еще одной статьей?

Не удостоив его ответом, Еремеева подхватила сумку и вышла из аудитории так стремительно, словно решила осложнить свое положение еще и попыткой к бегству. Мыльников и Родион ринулись за ней, и со стороны, наверное, это выглядело не как сопровождение задержанной нарядом милиции, а просто как безуспешная попытка двух незамысловатых мужичков догнать красивую, неприступную и весьма разгневанную даму.

Выходя из аудитории, Родион невольно обернулся. Смуглый парень смотрел вслед уходящим, небрежно заталкивая в сумку свои вещи. По обе стороны стола навытяжку, словно часовые, застыли Наташа Зырянова и Катя Крысиный Хвост и так и ели красавчика обожающими взглядами. Вдруг он отшвырнул сумку и кинулся к выходу. Девчонки проворно схватили его за руки, а Родион, сам не зная почему, резко шарахнул дверью о косяк.

– Коляша, что происходит? – чуть слышно пробормотал он, нагоняя Мыльникова. – Ты во что меня втравил?

– Молчи, дурак! – выдохнул Николай, и Родион поразился ошалелому, азартному, никогда прежде не виданному блеску его желтых кошачьих глаз. – Я и сам не знал… Бывает же такая везуха! Знаешь, кого мы сегодня поймали на горяченьком? Ту самую мегеру из Фонда занятости, которая меня начальству заложила! Помнишь, я тебе рассказывал? Ну, теперь она у меня попляшет…

Егор Царев

Май 2001 года, Агадир

Интересно, свежий мужик при ней или старый? Ну, в смысле, завела Надюша нового любовника или в наличии тот же самый, о котором она говорила тогда, два года назад? Чтобы захомутать его, она готова была на все: истратить кучу денег, чтобы приехать из родимого города Северо-Луцка в Нижний и сделать тату у знаменитого Гоши Царева по прозвищу Гашиш, а когда вышеназванный Гашиш чисто в пристрелочных целях обмолвился, что самые лучшие тату он делал для тех женщин, с которыми его соединял пусть даже кратковременный интим, Надюшка отдалась ему прямо на рабочем столе, даже не позаботясь раздеться, тем паче что она и так возлежала без трусиков, подставив роскошную попу с причудливым родимым пятном умелым (и похотливым, надобно сказать!) рукам маэстро.

В нем, в этом пятне, и была вся незадача. В ту пору как раз вошли в моду трусики «тангос», которые, как известно, оставляют женские бедрышки сзади практически голыми, но, когда у дамы на этом самом месте налицо ошибка природы, о каких «тангос» может идти речь? Тут впору паранджу на попку надевать! Пятно было просто уродливым, даже Егор, профессионал и практически врач, мысленно поморщился, а что делалось со всеми остальными мужиками, которые в массе своей не в меру брезгливы? Понятно, что девушка захотела избавиться от страшной метки.

Егор сразу спросил: «К косметологам, хирургам обращались?» Она печально кивнула. Ну, он и так знал, каким был ответ этих косметологов: подобные пятна невыводимы, они по своему происхождению сродни рожистому воспалению, удалять их даже лазером – подвергать пациента неоправданному стопроцентному риску. Видимо, помирать Надюше не хотелось, ей хотелось жить, любить и пользоваться всеми теми благами, которыми ее мог обеспечить богатый и щедрый кавалер, вдруг появившийся на ее горизонте. Правда, он был, как водится, женат, однако, во-первых, кто сейчас не женат, а во-вторых, его забытое семейство обитало в каком-то другом городе, не в Северо-Луцке, Надюшка даже не знала, где именно. То есть не узами брака, но узами любовными она могла бы связать желанного, кабы не пятнышко на попе…

Конечно, Гашиш сделал все, чтобы девушке помочь. Пятнышко было неприглядным, конечно, но только не для наметанного взгляда профессионала. Егору оно сразу напомнило голову и торс коня. Имелись даже поджатые задние ноги – ну, скажем, некий намек на них. И отчего-то возник в его воображении придуманный древними греками крылатый конь – Пегас. Егор где-то читал, что он возродился из туловища жуткого чудища – Медузы Горгоны, той самой, которая одним своим взглядом каждого-всякого могла обратить в камень. Потом этот Пегас совершал какие-то подвиги вместе со своим хозяином Беллерофонтом и даже вышиб копытом источник поэтического вдохновения на горе Геликон, но это уже не суть важно. Главное – чудесный конь появился от чудовища. Уродливого, еще похлеще пятнышка на Надюшиной попке. Что-то было в этом совпадении! И Егору не составило труда сначала нарисовать, а потом вытатуировать рыжего коня (пигментация, делавшая пятно поистине жутким, выглядела естественно и просто-таки неотразимо на крупе коня) с большими белыми крыльями, не то скакавшего, не то летевшего, согнув передние ноги и чуть наклонив удлиненную, чуточку щучью, как у настоящих арабских скакунов, голову.

Сказать, что Надюша была в восторге, значило ничего не сказать. Особенно когда после третьей коррекции проявились все краски и полутона, рисунок обрел четкость и законченность. Надя обцеловала Егора сверху донизу, она извертелась перед зеркалом, разглядывая свой обновленный зад, заставила несколько раз сфотографировать себя в разных позах – вид сзади, понятное дело, – и наслаждалась этими фотками с таким же кайфом, с каким, помнил Егор, сокамерники наслаждались его ремеслом – порнографическими рисунками. Она сказала, что Гашиш вернул ее к жизни, избавил от немыслимого числа комплексов, что теперь удача ей обеспечена, а за такую красоту не жаль никаких денег, не только той дурацкой суммы, которую он называл…

Кстати, о деньгах. Егор от них отказывался совершенно искренне, но Надюша непременно желала расплатиться, настаивала чуть ли не со слезами, и он согласился, конечно, а когда дошло до дела, выяснилось, что у нее с собой только пятьсот рублей.

«Вот же я дурища беспамятная! – схватилась за голову Надюшка. – Ну где были мои мозги! Слушай, возьми пока эту пятисотку, а завтра я схожу в банкомат и принесу остальные. Сегодня-то уже поздно, но мы же увидимся завтра, да, Гашиш? Обязательно увидимся?»

«Конечно, само собой!» – ответил он, чуть не ужасаясь тому, что может быть иначе. И не ради денег, плевать ему было в ту минуту на деньги, он боялся потерять эту женщину…

Однако она ушла – и больше не появилась. И денежки оставшиеся, совсем даже не маленькие, не вернула, они так и канули в Лету… Кто не знает, это речка такая была в той же Древней Греции, выпьешь водички из нее – и все, готов, забыл все на свете, кто ты есть и что было с тобой. Но Егор долго не мог напиться из той реки: все вспоминал и вспоминал Надюшку как последний дурак. Никак не хотел поверить, что она его вульгарно кинула, думал, вдруг случилось с ней что-то, а потом решился в гостиницу позвонить – и узнал, что она уехала в тот же вечер, когда они расстались. То есть, уходя от него, красотка уже знала, что видит его в последний раз, что никакого завтра, о котором она так ласково спрашивала, у них не будет. Небось у нее и вещички были уже упакованы!

Ольга Еремеева

Январь 2001 года, Нижний Новгород

Она так и не поверила до конца, что уже свободна. Выскочила из 313-го кабинета, пронеслась вниз по узкой лестничке, с трудом попадая ногами на ступеньки и заносясь на поворотах, промчалась мимо дежурного, уже в дверях ощутив, как ее бросило сначала в жар, потом в холод: а вдруг он остановит беглянку, вдруг потребует какой-нибудь документ на выход, какой-нибудь пропуск, «выпуск»? Наверное, Мыльников не отказался бы выписать ей какую-нибудь такую бумагу, он ведь совершенно определенно проворчал, что больше ее не задерживает, но вернуться туда, предстать перед ним в роли униженной просительницы… Нет, ни за что. Лучше уж она будет с боем прорываться на свободу, даже драться будет! И пусть ее задержит дежурный и посадит в какое-нибудь КПЗ или как там это называется, «обезьянник», что ли, вместе с наркоманами, проститутками, пьяницами и хулиганами. Тогда она хоть за дело пострадает: за то, что оказала сопротивление при задержании. Но – за дело! А не так, как на экзамене…

До нее вдруг совершенно отчетливо дошло, что экзаменов ей больше не принимать. Как, впрочем, и зачетов. Лекций не читать, семинаров по практической ветеринарии не вести. Словом, в академии ей больше не работать. Потому что теперь она не могла найти в себе сил – явиться к декану объясняться, после того, как ее уводили из академии буквально под конвоем этих двух поганцев, с таким жутким скандалом. К декану в кабинет даже заходить не понадобилось – он встретился ей в коридоре. Кто-то поспешил донести о случившемся, причем донести в самой мерзкой форме, потому что декан сразу обрушился на Ольгу с криками-воплями, как будто всю жизнь тренировался, чтобы покричать на нее. Он был, впрочем, человек взрывной, это все знали, и уживались с ним по принципу: «Поорет и успокоится, главное – не обращать внимания», и Ольга раньше тоже придерживалась этого принципа, а тут вдруг начала что-то лепетать, пытаться оправдываться, твердила, что ничего не брала, никакой взятки, знать о ней не знала и ведать не ведала, ни сном ни духом… ни вю, ни коню, как смешно говорят в таких случаях французы… То есть началось это оправдательным лепетом, а закончилось ужасными криками. Ольга утратила всякое самообладание; они с деканом орали друг на друга, войдя в истерический раж, и не услышать их мог разве только глухой, но ни одного, судя по всему, глухого не было в собравшейся недоумевающей, хихикающей толпе студентов и преподавателей, из которой ее с изрядными усилиями вытащили-таки два негодяя в кожаных куртках, чтобы проволочь под белы рученьки до выхода и втолкнуть в машину, запрыгнуть туда самим и ударить по газам.