Позывной ’Грэй’ - Хельга Дюран

завалилась на кровать и взяла в руки свой телефон.

— Как тут вообще? — спросила я ее, расчесывая свои длинные рыжие волосы.

— Как в жопе, — грубо ответила девушка, не отрывая взгляд от экрана. — Бардак, хаос, одним словом — война.

— Как тут относятся к берлессам? Это правда, что могут побить за то, что разговариваешь на берлесском языке?

Меня волновал этот вопрос. Сейчас моя фамилия. Дюпон. Ее дали мне Андре и Сюзанна, но по настоящим родителям я была Журавлевой. Мой папа был берлессом, а мама кижанкой. Лично я отрицала свои берлесские корни совсем, считая себя истинной кижанкой! Я вообще не хотела иметь с берлессами ничего общего, но моя фамилия, которая могла каким-то образом всплыть в прессе, говорила сама за себя. Я стеснялась своей прежней фамилии! Для меня это было чем-то ужасным!

Берта посмотрела на меня, как на дурочку, а потом вздохнула и снова уставилась в телефон.

— Побить — это мягко сказано. Тут и убить могут!

— Просто за то, что ты берлесс? — ужаснулась я.

— Да. Тут вообще все друг друга поубивать готовы! Все друг друга ненавидят! Тут как будто бы и людей нет, понимаешь?

Я кивнула Берте, которая снова удостоила меня взглядом, но нет, не понимала. Это же открытая травля людей другой национальности? Разве нет? Национализм чистой воды! Моя стеснительность от фамилии сменилась нарастающей тревогой.

Причин не доверять Берте у меня не было, но и слепо верить в ее слова я не собиралась. А быть может, мне просто не хотелось принимать на веру то, что она только что мне сказала? Не удивительно, что к берлессам относятся плохо, ведь они наши враги. Но как быть с теми, чья родина Кижи, как у меня, например? Решив пока не расстраиваться и не накручивать себя на этой почве, а сначала лично убедиться в том, что Берта слишком уж сильно преувеличивает, я позвонила маме, чтобы сообщить, что я в норме.

Мама снова рыдала в трубку, поэтому я очень быстро закончила разговор, ибо успокоить ее, кроме того, что я в тылу, было нечем.

За ужином я увиделась с Марселем. Он присел за наш столик с Бертой в общей столовой. Это было весьма кстати. Солдаты, принимавшие в это время пищу, бросали на нас соседкой весьма неоднозначные похотливые взгляды и о чем-то смеялись, тихо обсуждая нас с ней. Это было мерзко и неприятно. Компания Марселя придала мне уверенности, что мы с Бертой в безопасности, и только тогда я смогла поесть.

Марсель видимо пришелся по душе моей соседке по комнате, потому что с ним она была более разговорчивой, чем со мной. Мой жених весьма обаятельный парень, как выяснилось. Вместо ревности, я почувствовала гордость за то, что Марсель истинный дипломат и умеет расположить к себе людей, в отличие от меня. Этот парень может стать не менее великим политиком, чем Андре Дюпон!

Мы решили завтра все втроем прогуляться по городу, чтобы немного развеяться и оценить обстановку.

Для меня предстоящая прогулка была не просто времяпрепровождением, а целым событием, ведь эта страна мой второй дом! В каком из городов мы бы не находились, каждый был мне родным, пусть и не так, как Стальной, но все же...

За день я так вымоталась, что казалось, усну, едва моя голова коснется подушки, но сон никак не шел. Воспоминания из детства накатили на меня такой волной, с таким трепетом, что слезы непроизвольно текли по лицу. Я тихо шмыгала носом, боясь разбудить Берту своими сдавленными, почти беззвучными, рыданиями.

Никогда не думала, что меня будет так крыть от возвращения в Кижи. От того мне было в сто раз больнее за судьбу этой страны. Мне ничего не мешало посетить эти места в мирное время, еще до вторжения в нее берлессов, но почему-то не очень хотелось. Если бы Стальной не был опасен для жизни, тогда бы я наверняка сорвалась из Фрогии на побывку, но мой родной дом под пеленой радиации, и мечтать о том, чтобы хоть одним глазком взглянуть на то, что осталось от семейного очага Журавлевых, было глупо и наивно.

Засыпая, я чувствовала теплые руки мамы и слышала голос отца. Я как будто бы была сейчас ближе к ним, чем была там, во Фрогии. Такой тоски по родным я не чувствовала даже в 15 лет, когда их потеряла.

Если бы я увидела тогда тела родителей или хотя бы посетила их могилы, мне было бы легче. Но их тела кремировали, а прах утилизировали, поскольку даже он был радиоактивным. Для меня это выглядело так, будто бы мама и папа уехали, и скоро, а быть может и не скоро, мы обязательно встретимся.

Глава 4. Анна

С выходом в город у нас возникли проблемы. Нас просто не выпустили через КПП.

­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­— Где ваши пропуска? Кто вам разрешил покидать часть? — наезжал на нас дежурный с автоматом наперевес. — Устроили тут проходной двор!

Берта попыталась спорить с солдатом, но я ее осадила, понимая, что без приказа свыше, парень все равно нас не выпустит.

Нам пришлось разыскивать командование части, чтобы «отпроситься» в город.

Это «посчастливилось» делать мне, потому что Берта не в полной мере владела кижанским и была очень вспыльчивой по своей натуре, а Марсель, вообще не знающий языка, шел за глухонемого. Выслушав мою просьбу, командир грязно выругался, но все же распорядился выписать нам пропуска, а также выделил для нас двух бойцов для сопровождения.

Нам не нужны были няньки, и я сообщила об этом раздраженному мужчине, но он ничего не желал слушать. Вдобавок ко всему он велел нам всем вернуться в расположение и одеться, как полагается, в каски и бронежилеты.

— Разве в городе настолько опасно? — удивилась я.

Одна только мысль о том, что придется несколько часов провести под гнетом бронежилета, казалась мне невыносимой. Линия фронта была очень далеко. К чему такие меры?

— Дамочка, вы находитесь на территории моей части, а значит делаете то, что я