Последние дни Российской империи. Том 1 - Василий Криворотов

Отец Алексей качал головой, прислушиваясь к спокойному повествованию Рамсина. Он впервые слышал подобную и вовсе недвусмысленную критику придворных кругов. О негативном влиянии при Дворе так называемого средостения говорилось уже давно, но о великокняжеских разногласиях с царём священник слышал впервые.

   — Из ваших слов, многоуважаемый Сергей Николаевич, можно заключить, что князья и бояре и теперь ещё плетут вокруг престола свою недостойную крамолу, точно так же, как и в старину. Какое несчастье для России! Кто тут у нас мог предположить нечто подобное? — сказал удручённо священник.

   — Эта крамола никогда не прекращалась ни у нас, ни в других странах, остро проявлялась иногда в виде дворцовых переворотов. Наше же средостение постоянно и остро проявляло свою крамолу в тех случаях, когда царь поднимал свой голос в пользу радикальных мер для улучшения жизни широких масс. Примеры Сперанского, а в наше время Столыпина очень наглядны в этом смысле, — заметил Лешнев, обращаясь к священнику.

   — Александру I, да и нашему царю, пришлось, очевидно, выдержать жёсткое давление и бурю интриг, прежде чем отказаться от помощи или пользоваться ею, таких людей государственной мысли, как Сперанского и Столыпина, — поддержал Лешнева Мураховский.

   — С крамолой при Дворе в наше время дело обстоит тем более трагично, что она вообразила себя непогрешимой, в то время как на каждом шагу делала и делает судьбоносные ошибки. Она из всех сил стремится толкнуть Россию в балканскую авантюру, а два года спустя ей удалось толкнуть её в мировую войну. Фатальность своей роковой ошибки крамольники видят теперь и сами, но вы думаете, что они покаялись? Личность царя должна теперь прикрыть и самих крамольников, и их ошибки. Крамольники на фронт не пошли. Они не включились также и в тыловую помощь фронту. Ни один из них не показал себя ни даровитым офицером генерального штаба, ни выдающимся специалистом в организации тыла в состоянии войны... Наш высший придворный круг устраивает теперь балы, а всю обузу войны, виновником

которой был, главным образом, сам, свалил на плечи царя, который не хотел этой войны.

Сибирский крестьянин Распутин был противником войны. Он думал о ней, как о бремени, как о зле, которое поразит, главным образом, крестьянскую Россию, которая и без того жила в весьма страшных условиях нужды и бедности. Не раз он не преминул напомнить царю в своих беседах с ним о вреде для России политического сближения с Францией.

   — При Дворе, да и в столице, в самом начале войны, много толковалось о том, что было бы, если бы старец в дни перед объявлением Россией войны Австрии находился в столице. Многие склонны были думать в то время, что, будь Распутин в Петрограде, Россия не вступила бы в войну. Другие, как и я в то время, думали, что Старец своим влиянием на царя тоже не мог бы ему помочь, так как на царя и не нужно было влиять в этом смысле. Все знали, что он и царица были всей душой против вступления России в войну, но что в игру давно уже включились тайные интернациональные силы, об этом знали немногие. Знал об этом, думается мне, и царь и недаром старался договориться на этой почве с немецким кайзером. Но об этом можем мы поговорить, если вам угодно, в другой раз. Эта тема — особая и очень занимательная статья, которую можно было бы озаглавить так: «Кто, как и зачем, «сделал» первую мировую войну?»

Слушатели громко засмеялись, но Рамсин даже не улыбнулся. Помолчав, он добавил:

   — Именно так, господа! Первая мировая война была «сделана» надгосударственными, тёмными силами, клевреты которых, как я вам рассказал раньше, собирались в десятом году в Копенгагене на конгрессе, где решался вопрос о том, как 2-й социалистический рабочий Интернационал должен был национальную войну в монархических государствах превратить в гражданскую. Мировые братья, которых было уже немало на наших верхах, помогали сознательно, а другие — по глупости.

   — Это чрезвычайно интересно. Мы просим вас, Сергей Николаевич, поведать нам после также и об этом, — живо сказал Мураховский и, подняв стакан, пригласил всех выпить.

   — А где же был Распутин во время объявления Россией войны? — спросил отец Алексей, глядя с любопытством на Рамсина.

— Где был Распутин в то время интересовало многих, а особенно тех, кто боролся за мир. Я писал вам об этом в то время, Андрей Иванович, — сказал Рамсин, глянув на Мураховского. — Я, будучи в то время отечественником, узнал от г. Мураховского о многом, о чём раньше не подозревал, и, конечно, старался влиять при Дворе, там, где мог, в пользу мира. Распутин решил в июне, ещё до убийства в Сараеве, навестить своё село Покровское в Сибири. Он уехал туда с двумя своими дочками, не предполагая ничего дурного'. В конце июня на улице в Покровском на него было совершено нападение. Он был тяжело ранен ножом в живот и лишь чудом остался живым. Врачи спасли его от верной смерти. Это покушение на жизнь старца приковало его на долгое время к постели в далёком селе, как раз в те недели, когда произошли все те события, которые вызвали мировую войну 1914 года: покушение совершила девчонка Гусева, проститутка из Тобольска. Позже стало известно интересное донесение одного из агентов Охранного отделения Цанка, который доложил об этом аресте Гусевой следующее: «Преступница была арестована двумя специально назначенными для этого полицейскими агентами и немедленно отведена ими в дом для сумасшедших, где заранее назначенный для этого врач объявил её невменяемой. Гусеву, как неизлечимую, по утверждению этого врача, заключили навсегда в этот дом умалишённых». Этим путём Гусева, как важная свидетельница, была сделана немой. Главным инициатором покушения на жизнь Распутина считали монаха Илиодора, который ненавидел старца и считал его антихристом. Был ли он один или существовали другие лица, желавшие смерти Распутина именно в это время, когда решался вопрос: быть или не быть мировой войне, доказано не было. Но догадки в том, что такие лица были, появились. Француз Жан Якоби писал позже: «Этот удар ножа пришёлся как раз вовремя! Кто была эта Гусева, эта маленькая проститутка из Тобольска, эта русская Шарлотта Кордэ? Какое тайное влияние должна была иметь её вооружённая рука против старца-миротворца как раз в тот момент, когда миру угрожала великая опасность? Об этом никто и никогда не узнал»![7]

— Тяжелораненый Распутин был прикован к постели в селе Покровском и отсюда забрасывал царя и царицу письмами и телеграммами, умоляя их о сохранении мира. В Петрограде и особенно при Дворе многие были убеждены, что будь Распутин в эти судьбоносные дни в столице, Россия избежала бы этой войны. Старец, со своим исключительным предубеждением против всякой войны, применил бы всю свою убедительность и всё своё влияние, чтобы укрепить августейшую пару на её миролюбивой точке зрения. Его письма[8] из далёкой Сибири влияли тоже, но не настолько, чтобы помочь царю устоять против всеобщего требования, объявить войну, а затем и общую мобилизацию. Уже давно воинствующая партия князей под водительством Великого Князя Николая Николаевича и сильным влиянием княгинь-черногорок штурмовала царя сверху. Генералы убеждали его в подготовленности русских армий к этой войне. Депутаты левых партий разыграли в Думе внушительную сцену непоколебимого единства народа, братались с правыми и писали петиции царю, умоляя его встать на защиту братьев-славян. Что творилось перед дворцом и на улицах Петрограда, трудно представить тому, кто это сам не видел и не пережил. Улица тоже требовала от царя войны. Если наш государь колебался в эти дни между своим урождённым миролюбием и демонстративным шквалом требования войны со всех сторон, то кто из нас посмеет обвинить его в слабости и нерешительности, а теперь в этом нашем всероссийском трауре.

По плану, разработанному на конгрессе в Копенгагене, специалисты всех окрасок бесподобно разыграли роль режиссёров воинствующего настроения народных масс и единодушия общественности в вопросе войны. Они оказались повсюду, на всех ответственных местах в облике ли мировых братьев в правительстве и на верхах, или массы революционных партийцев-агентов на низах, на улице. Первые поражения и неудачи на фронте стали для них сигналом радикально изменить свою тактику и своей подпольной работой, ложными слухами и клеветой сеять недоверие, упадок духа и пораженчество.

Мобилизация была объявлена. И после этого ещё царь надеялся, что можно будет избежать войны с Германией. Он позвонил по телефону военному министру и начальнику Генерального штаба, требуя приостановить мобилизацию. На их доводы о невозможности этого шага вследствие отданных уже распоряжений о мобилизации государь повторил категорически своё требование. Это требование царя не было исполнено. Его подданные, военные сановники, изменили своему царю в самом начале войны [9].