Обняться, чтобы уцелеть - Олег Рой

Разумеется, с момента переезда Жоры в Москву друзья стали общаться меньше — Голубев первое время бывал в столице нечасто, а Георгий после смерти родителей и вовсе перестал навещать родной город. Но все-таки старая дружба оказалась сильнее разлук и расстояний. «Выезжая в люди», Леонид каждый раз обязательно встречался со старым приятелем и все эти годы считал Жорку самым родным для себя человеком. Отчасти и решение о переселении в Москву было вызвано желанием почаще слышать рокочущее: «Здор-рово, др-ружище, как делищ-щи?» Никто, кроме Жорки, вот уже лет двадцать не называл его Ленькой. С тех пор как Голубев сделался сначала директором Завода, а потом и главой холдинга, ему стало намного труднее общаться с людьми. Практически все окружающие видели в нем прежде всего «большого человека». И только Жорка ухитрялся вести себя так, будто перед ним был прежний Ленька, без всяких телохранителей, «Роллс-Ройсов», счетов в банках и интервью в аналитических передачах. И Голубев был ему за это очень благодарен.

Латария обитали в небольшой трехкомнатной квартире в Измайлове. Уже на лестнице чувствовался аромат выпечки и слышны были вопли архаровцев — дочка Георгия Дарья ухитрилась произвести на свет двух сыновей с разницей в десять с половиной месяцев, при этом даже в один календарный год. Когда знакомые начинали подшучивать над этим фактом, она только руками разводила: «Очень уж хотелось девочку!» Петька и Федька, кареглазые и носастые — в деда, но белобрысые, как их отец Макс, были похожи словно близнецы и обладали совершенно неукротимым нравом. Голубев их обожал. Он вообще любил детей и всегда мечтал о сыне, которого назвал бы в честь своего отца Колькой. И Валечка, бывшая жена, тоже хотела ребенка, но не получалось, у нее были какие-то проблемы со здоровьем. Впрочем, что уж сейчас об этом вспоминать, дело давнее…

Отобедали по обычаю обильно и очень вкусно — Людмила была потрясающей кулинаркой, такого харчо и таких пирогов, как у нее, не найти было ни в одном, самом лучшем ресторане. Архаровцев, наигравшихся в подаренные Леонидом гоночные автомобили, всеобщими усилиями загнали спать в дальнюю комнату. Бабушка осталась с ними, а старые друзья вернулись в столовую-гостиную, чтобы за бокалом привезенного Голубевым отменного Chateau Margaux неспешно поговорить о своих мужских делах.

— Спину что-то заломило, — пожаловался Леонид, устраиваясь на видавшем виды диване, отказавшемся по причине возраста раскладываться и списанном за это из спальни в большую комнату.

— Ну еще бы, как ты сегодня навозился-то с малолетними бандитами! — усмехнулся Георгий. — Скакал, что твой молодой козлик, я даже испугался за тебя. Сильно прихватило?

— Не, ничего, вроде отпускает… — Голубев осторожно потер поясницу.

— Ясное дело, лет-то нам не по шестнадцать… Стареем… Вот послушай, что на днях от одного орла услышал — хохотал, как сумасшедший: «Старение ты мое, старение, крови медленное струение, птица уже не залетает в форточку, девица, как зверь, защищает кофточку…»

— Жорка, ну тебя, не смешно совсем! — перебил, поморщившись, Леонид, которому почему-то сразу вспомнилась Олеся.

— Ты считаешь? А меня позабавило. — Хозяин ловко откупорил бутылку и разлил вино по бокалам. — Давай, др-ружище, выпьем! За здоровье! Да что с тобой, чего ты вдруг скис? Так спина разболелась? Может, таблетку дать? А хочешь — мазью разотру, мне всегда помогает?

— Да не спина, — отмахнулся Голубев, ставя на журнальный столик бокал, к которому даже не притронулся. — Понимаешь, я последнее время что-то все думаю, думаю, вспоминаю… Такое чувство, что жизнь прошла мимо, а я еще даже и не начинал жить!

— Неудивительно. Ты же всю дорогу работал — когда тебе было жить? — Георгий с наслаждением смаковал напиток. — Эй, хорошее вино! Умеешь ты выбрать, Ленька!..

— Конечно, прошла она не совсем даром, — задумчиво продолжал Леонид, играя полным бокалом. — Не могу сказать, что мне мучительно больно за бесцельно прожитые годы… Я отдал их своему Делу. Если бы в сутках было тридцать, сорок, сто часов, я бы и их проводил на своем Заводе. Ты ведь не знаешь всего, что мне пришлось пережить, я тебе и половины-то не рассказывал… А время было трудное. Я тогда Завод из руин поднимал, как младенца больного выхаживал. Чего-чего только не было! Конкуренты, враги, разборки с криминалом, сложности с властями, проблемы с сотрудниками, ненависть, предательство… И все-таки я был счастлив!

— Тебе так казалось. — Жора пожал плечами и опустошил свой бокал. — Ты просто не представлял себе ничего другого, никакой другой жизни. Причем не только когда директором стал, а гораздо раньше… Ты давай вино пей, а то я тут хлещу в одинарика!

— Знаешь, такое ощущение, будто во мне живут два разных человека. — Леонид машинально опустошил бокал. — Иногда я чувствую себя отвратительно старым, усталым, нудным и сентиментальным… Но чаще всего, особенно последнее время, после переезда сюда, кажется, что мне лет тридцать. Я еще молод, полон сил, все впереди… Яхту затеял строить… Хочется путешествовать, соблазнять женщин, может, даже с аквалангом нырнуть, всегда об этом мечтал, или хоть на гитаре играть научиться…

— Короче говоря — жить. На полную катушку. Заниматься всем тем, что мы делали, пока ты на своем заводе ишачил, — улыбнулся Георгий и смачно хрустнул яблоком. — А теперь у тебя все упущенное дает о себе знать. Я давно это понял — в жизни обязательно надо пройти через все в свое время. Это как детские болезни, всякие кори с краснухами. Нужно переболеть ими лет до пятнадцати, иначе потом хуже будет. Вот послушай историю. У моей Людки подружка есть, еще с института. В юности страшненькая была, ну и решила, что мальчики и всякая любовь-морковь не для нее, она по-другому будет самореализовываться. Стала грызть гранит науки, чуть зубы не сломала, зато все честь по чести — золотая медаль, красный диплом, аспирантура, кандидатская, докторская, сразу после полтинника членкором стала. Замужем, естественно, никогда не была, к мужикам ближе чем на километр не подходила… А недавно вдруг как гром среди ясного неба! Взяла да и влюбилась на старости лет. Теперь она такие чудеса вытворяет, что то ли смеяться, то ли плакать. Парень бедный, на двадцать лет ее моложе, просто не знает, куда деваться. Она ему звонит и молчит в трубку, караулит у подъезда, записочки пишет, цветочки через фирму присылает…

— Свихнулась, стало быть, на почве стародевичества? — усмехнулся Голубев.

— Так в том-то и дело, что нет! Психиатры проверяли — мозги в полном порядке, никаких патологий не выявлено, просто, выражаясь нормальным человеческим языком, зациклилась. А все почему? Потому что не пережила ничего подобного ни в тринадцать лет, ни в семнадцать. А сейчас компенсирует. Ну, еще по одной! Давай я тебе освежу.

— Выходит, я тоже что-то… компенсирую? — Леонид подставил бокал.

— Выходит, так. Ну, будем.

— Знаешь, Ленька, — проговорил после паузы Георгий, — я вот смотрю на тебя и удивляюсь. Ты вот такой успешный и богатый, да что там богатый, богатейший человек, олигарх практически…

— Ну уж и олигарх! — Голубев сделал глоток, потом второй и отметил, что почти не чувствует вкуса.

— Ну а то! Вон какое дело делаешь, миллиардами ворочаешь, вся страна тебя знает. Казалось бы — такой человек должен настоящим монстром быть, акулой империализма! А в душе все тот же пацан, с которым мы полсотни лет назад на коньках гоняли и в войнушку играли на пустыре за школой. Славный парень и какой-то… Неиспорченный, что ли. Вот скажи, как тебе это удалось?

— Понятия не имею, — пожал плечами Леонид. — Наверное, ты прав — все оттого, что я, кроме работы, ничего другого в жизни и не видел.

— Ну, наконец-то ты это понял. Дружище, за такое дело надо выпить!.. Работа — это здорово, конечно, я это понимаю, как и ты, наверное, без своей больницы, будь она неладна, на другой же день загнусь, про пенсию и слышать не хочу… — продолжал Георгий, наполовину опустошив свой бокал. — Но у нормального мужика должно быть и что-то еще. Другие интересы, женщины, хобби, футбол, в конце концов!.. Но прежде всего, я думаю, семья. Я, пока молодой был, даже представить себе не мог, насколько это, оказывается, важно. Ты же знаешь, дважды от Людмилки чуть не ушел. А сейчас жить без нее не могу- Без нее, без Дашки с Димкой, без архаровцев этих…

— И что ты, как врач, посоветуешь? — поинтересовался Голубев. — Раз мне не так повезло в жизни?

— Начать жить. ЖИТЬ, понимаешь?

— Не поздно ли начинать? — горько усмехнулся Леонид. — Когда завтра уже на свалку пора?

— Ну знаешь! — басовито возмутился Жорка. — Такое чувство, что я не с ровесником разговариваю, а со стариком столетним. В наши годы люди еще о-го-го! Карьеру вовсю делают, женятся, любовниц молодых заводят, детей рожают…