Мухи - Жан-Поль Сартр

Орест. Какое безумие. Надо сказать этим людям...

Юпитер. Полно, молодой человек, столько шуму из-за одной бабы, потерявшей сознание! Вы еще не то увидите.

Мужчина (бросается на колени). Я воняю, воняю! Я мерзкая падаль! Смотрите, мухи облепили меня, как вороны. Клюйте, буравьте, сверлите, мухи-мстительницы, рвите мою плоть, добирайтесь до моего поганого сердца. Я грешен, тысячекрат грешен, я — сосуд смердящий, я сточная яма...

Юпитер. Молодец!

Мужчина (поднимая его). Ладно, ладно. Скажешь все это потом, когда они явятся.

Мужчина тяжело дышит, вид у него очумелый, глаза вытаращены.

Толпа. Эгисф! Эгисф! Сжалься, прикажи, чтоб начинали, у нас больше нет сил.

На ступеньках храма появляется Эгисф. За ним Клитемнестра и Верховный жрец, стражи.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же, Эгисф, Клитемнестра, Верховный жрец, стражи.

Эгисф. Собаки! Вы смеете еще жаловаться? Или вы забыли, сколь гнусны? Клянусь Юпитером, я освежу вам память. (Поворачивается к Клитемнестре.) Придется начинать без нее. Но это не пройдет ей даром. Я ее накажу по всей строгости.

Клитемнестра. Она обещала мне быть послушной. Я уверена, что она одевается. Крутится, вероятно, перед зеркалом.

Эгисф. (стражам). Найти во дворце Электру, и чтоб она была здесь, добром или силой!

Стражи выходят.

(Обращаясь к толпе). По местам. Мужчины справа от меня. Дети и женщины — слева. Хорошо.

Молчание. Эгисф ждет.

Верховный жрец. Эти люди не в силах больше ждать.

Эгисф. Знаю. Если стражи...

Стражи возвращаются.

Страж. Государь, мы искали царевну. Но дворец пуст.

Эгисф. Хорошо. Мы займемся этим завтра. (Верховному жрецу.) Начинай.

Верховный жрец. Отвалите камень.

Толпа. А-а!

Стражи отваливают камень. Верховный жрец приближается к входу в пещеру.

Верховный жрец. О вы — забытые, покинутые, отчаявшиеся, — вы, стелющиеся по земле, во мраке, как дым из трещин вулкана, вы, не владеющие ничем, кроме жгучей досады, вы — мертвецы, восстаньте, сегодня ваш праздник! Придите! Вырвитесь из-под земли, как клубы серы, гонимые ветром. Вырвитесь из чрева мира, о мертвецы, мертвые стократ, вы — кого каждое биение наших сердец умерщвляет наново. Взываю к вам именем гнева и горечи, и духа мести, придите, утолите вашу ненависть, обрушьтесь на живых! Придите, расползитесь густым туманом по нашим улицам, втиснитесь плотным строем между матерью и сыном, отделите влюбленного от его возлюбленной, заставьте нас пожалеть о том, что мы еще не умерли! Восстаньте, вампиры, упыри, привидения и гарпии, все ужасы наших ночей. Восстаньте, солдаты, испустившие дух, богохульствуя, восстаньте, неудачники, униженные, восстаньте, умершие от голода с проклятьем на устах. Глядите — вот они — живые, жирная живая добыча! Восстаньте, обрушьтесь на них, как вихрь, грызите их до костей! Восстаньте! Восстаньте! Восстаньте!..

Звуки тамтама. Он пляшет перед входом в пещеру, сначала медленно, потом все убыстряя темп, пока не падает в изнеможении.

Эгисф. Они здесь!

Толпа. Ужас!

Орeст. Это уж слишком, я...

Юпитер. Посмотри на меня, молодой человек, посмотри мне в лицо — в глаза! В глаза! Ты понял. Теперь молчи.

Орест. Кто вы?

Юпитер. Ты узнаешь это позднее.

Эгисф медленно спускается по ступеням храма.

Эгисф. Они здесь.

Молчание.

Он здесь, Ариция, — твой обманутый супруг. Он здесь, он прижался к тебе, он тебя целует. Как он тебя стиснул, как он тебя любит, как ненавидит! Она здесь, Нисий, она — здесь, твоя мать, умершая, потому что ты не заботился о ней. А ты, Сегест, гнусный ростовщик, вот они — все твои несчастные должники, и те, что умерли в нищете, и те, что повесились, разоренные тобой. Они здесь, сегодня они твои кредиторы. А вы, родители, нежные родители, опустите-ка немного взоры, ниже, к самой земле; они здесь, мертвые дети, они тянутся к вам своими ручонками; и все радости, в которых вы им отказали, все, чем вы их мучили, точно свинец, прижимает к земле их крохотные души, злопамятные и исстрадавшиеся.

Толпа. Сжальтесь!

Эгисф. А! Сжальтесь! Или вы не знаете, что мертвецы лишены жалости? Вы у них в неоплатном долгу, потому что под их счетом черта подведена навеки. Или ты думаешь, Нисий, что добрыми делами можно загладить зло, которое ты причинил матери? Но какое доброе дело может ее тронуть? Душа ее, как знойный полдень, ни дуновения ветерка, все — недвижно, неизменно, безжизненно,— ее пожирает вечное солнце, огромное, сухое, остановившееся солнце. Мертвецы ушли навсегда — поймите всю неумолимость этого слова — они ушли навсегда и поэтому хранят, как неподкупные стражи, ваши преступления.

Толпа. Сжальтесь!

Эгисф. Сжальтесь? Ах вы, жалкие комедианты, сегодня у вас есть публика. Чувствуете ли вы на своих лицах, на своих руках взгляды миллионов замерших глаз, в которых угасла надежда? Они нас видят — мы обнажены перед судилищем мертвецов. Х-ха! Вот и попались: этот невидимый прозрачный взгляд жжет вас, он необратимей самой памяти о взгляде.

Толпа. Сжальтесь!

Мужчины. Простите нам, что мы живы, когда вы мертвы.

Женщины. Сжальтесь. Мы живем в кругу ваших лиц, ваших вещей, мы никогда не снимаем траура по вас, мы оплакиваем вас от зари до заката и от заката до зари. Все тщетно, память о вас изнашивается, утекает меж пальцев; с каждым днем она немного тускнеет, а вина наша растет. Вы покидаете нас, вы покидаете нас, источаясь, как кровь из тела. Но если это может утешить ваши раздраженные души, знайте, дорогие усопшие, что вы нам испортили жизнь.

Толпа. Сжальтесь!

Myжчины. Простите нам. что мы живы, когда вы мертвы.

Женщины. Сжальтесь! Мы ведь родились не по собственной воле, нам стыдно, что мы взрослеем. Чем могли мы вас оскорбить? Взгляните — жизнь чуть теплится в нас, мы худы, бледны, низкорослы. Мы — бесшумны, мы — едва скользим по земле. И мы боимся вас! О, как мы вас боимся!

Мужчины. Простите нам, что мы живы, когда вы мертвы.

Эгисф. Тише! Тише! Если вы будете так плакаться, что останется мне, вашему царю? Настал час моей пытки: земля дрожит, воздух помутился — грядет самый великий из мертвецов — тот, кого я убил своей рукой, — Агамемнон.

Орест (выхватывая меч). Прохвост! Не смей поминать имени моего отца в своем балагане!

Юпитер (обхватив его и сдерживая). Остановитесь, молодой человек, остановитесь!

Эгисф (оборачиваясь). Кто посмел?

На ступенях храма появляется Электра, в белом платье.

(Замечает ее.) Электра!

Толпа. Электра!

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же, Электра.

Эгисф. Электра, что это за наряд? Отвечай.

Электра. Я надела самое красивое платье. Разве сегодня не праздник?

Верховный жрец. Ты что, пришла дразнить мертвых? Это их праздник, тебе отлично известно. Ты должна быть в трауре.

Электра. В трауре? Почему в трауре? Я не боюсь моих мертвых, а до ваших мне дела нет!

Эгисф. Ты права: у нас разные мертвецы. Поглядите-ка на эту расфуфыренную шлюху — это внучка Атрея, Атрея, который подло зарезал собственных племянников. Последний отпрыск проклятого рода — вот ты кто! Я из жалости терпел тебя в своем дворце, но сегодня я каюсь в этом — в твоих жилах течет старая дурная кровь Атридов, ты заразишь всех нас, если я не приму меры. Подожди немного, сука, ты увидишь, умею ли я наказывать. У тебя слез не хватит, чтоб наплакаться.

Толпа. Кощунство!

Эгисф. Слышишь, несчастная, как шумит народ, оскорбленный тобой, слышишь, в чем упрекают тебя? Не будь здесь меня, не сдерживай я гнев народа, тебя бы растерзали на клочки.

Толпа. Кощунство!

Электра. Разве быть веселой — кощунство? А почему они не веселы? Кто им мешает?

Эгисф. Она смеется, а здесь ее мертвый отец с запекшейся кровью на лине...

Электра. Как вы смеете говорить об Агамемноне? Откуда вам известно, что по ночам он не приникает к моему уху? Откуда вам известно, какие слова любви и сожаления он шепчет мне своим хриплым, сорванным голосом? Я смеюсь, это правда. Смеюсь впервые в жизни. Я счастлива. Скажете, мое счастье не радует отцовского сердца? Ах, если он в самом деле здесь, если он видит дочь в белом платье — ту самую дочь, которую вы превратили в мерзкую рабыню, — если он видит, что голова ее высоко поднята, гордость не сломлена, — я уверена, он не проклинает меня, его глаза сверкают на истерзанном лице, его окровавленные губы трогает улыбка.

Молодая женщина. А если она говорит правду?

Голоса. Да нет, она лжет, она сошла с ума. Электра, уходи, бога ради, твое святотатство падет на наши головы.