Боярышня Дуняша (СИ) - Меллер Юлия Викторовна

А фишка всех заготовок была не в том, что из нескольких ингредиентов составляли салаты

или что для консервации использовали яблочный уксус, а в добавлении в маринад сладости. И

нет, не сахара или меда, а патоки! Дуня ещё тогда, когда в имении собирали сладкие летние

сорта яблок, попросила Машину няньку помочь сварить патоку, причем в самом густом её виде, которая получила отдельное название бекмес. Конечно, в южных странах бекмес варили из

винограда, но у Дуни для эксперимента были только сладкие яблоки.

Там все просто: знай, уваривай сок, да процеживай. Единственная хитрость состояла в

добавке свежегашеной извести или порошка из белой глины. Дуня не решилась использовать

известь, хотя её достать было нетрудно, и взяла у гончара горшочек с белой глиной. В

Подмосковье она не редкость, а в Гжели добывалась аж с 14 века. И вот, когда настала пора

консервирования, то в ход пошли кусочки застывшего бекмеса, придавая овощам непривычный

новый вкус. Осталось проверить, как заготовки будут храниться.

Дуня планировала зимой использовать бекмес в выпечке вкусностей. Уж больно она скучала

по ним. Но когда к ней приставили Любашу, то боярышня сразу же приготовила вместе с ней

ореховый щербет из молока, сливочного масла и бекмеса. Эта сладость вызвала восторг

абсолютно у всех домочадцев и помогла вернуть добрые отношения с ключницей.

Управляющий имением Фёдор даже намекнул, что неплохо бы отвезти кусочек боярину

Еремею на пробу.

Так и сделали, но Дуне пришлось варить новую порцию, потому что первую съели

подчистую.

Совсем скоро по ночам стали подмерзать лужи, а зарядившие дожди не давали казать носа на

улицу, и боярская семья вернулась в Москву, не дожидаясь окончания месяца листопада

(октября).

ГЛАВА 5.

— Деда, деда, мы приехали! — ещё у ворот закричала Дуняша и сорвалась приветствовать

дьяка. Мария тоже хотела бежать к деду, но она уже большая и невместно ей бегать при

посторонних. Девятый год уже меряет, так что пришлось ей сидеть с высоко поднятой головой, пока возница не помог слезть.

— Вот егоза! — подхватывая и подкидывая на руках младшую внучку, захохотал Еремей.

Ванюша тоже подбежал и нетерпеливо подскакивая, протянул ручки желая, чтобы его тоже

подкинули.

— Машенька, а ты что же? — с улыбкой спросил её дед. Девочка спокойно подошла и чинно

поклонилась.

— Ай да умница! Учитесь вежливости, непоседы! — наставительно подняв палец вверх, дьяк

подошёл к старшей внучке и обнял, позволяя ей поцеловать себя в щеку. — Как же ты выросла,

— с грустной улыбкой произнес дьяк, — прав сын: надо бы уже присматривать жениха, да

только в Москве из нашего сословия никого по возрасту подходящего тебе нет. Ежели подале

выбрать кого?

Увидев испуганные глаза внучки, дед укоризненно покачал головой:

— Будя раньше времени переживать-то! Страшишься далече ехать — поближе найдем.

Короткий разговор окончился быстро. Дед выпрямился и ответил лёгким поклоном на

поклон молодой боярыни.

— Подобру-поздорову ли приехали?

— Все дела в имении завершили, — чинно ответила мама, — припасы заготовили, а то, что

пораньше вернулись, так дожди нас с места согнали. Льёт и льёт окаянный, вот мы и заскучали.

Еремей невольно бросил взгляд на облепленные грязью колёса и борта телег, на усталых

лошадок и возничих. Крякнул, подумав о бабьей дурости, из-за коей все потащились в

непогоду, не дождавшись, когда дорогу хорошенечко подморозит, но ругать не стал. Милослава

сама поймет, что жить только своим умом сложно, а то волю проявила и разогнала опытных

баб, так пусть теперь пожинает плоды своей ретивости.

— Ну, приехали — и ладно, — огладив бороду, произнёс свёкор и молодая боярыня

облегчённо выдохнула. Побаивалась она его и всю дорогу гадала, что он ей выскажет за

самовольство с приставленными к ней доглядчицами.

— Тихо без вас, — неожиданно признался дьяк, — жизнь в доме словно остановилась.

Милослава от его слов расцвела и позабыла об усталости. Дорога и вправду вышла трудной, но сидеть в той глуши далее было тошно. Свёкор отчего-то хмыкнул и, подойдя поближе, наклонился к её уху:

— Да и Славка заскучал без тебя, — шепнул он невестке, а та зарделась и посмотрела на него

счастливым глазами.

Тут уж и дьяк улыбнулся. Любо ему, что Милослава души не чает в его сыне. Он-то в своё

время другую девку приглядел ему, но… сейчас уже можно признаться себе, что к лучшему

получилось. Еремей подсобил роду Милославы, а они не зевали и хорошо продвинулись по

приказам. Теперь везде у Еремея есть свои людишки. Должности у них не велики, но зато они

берут числом и сметливы. Давеча Кошкину одного из родичей невестки посоветовал, так

боярин поблагодарил за того разумника.

Еремей отошёл в сторону, пропуская Милославу с оставшимися подле неё женками в дом, а

сам остался смотреть, как будут разгружать телеги. Нравилось ему, что сонная одурь сошла с

дворовых, все вдруг засуетились, а потом как муравьишки организовались в движущиеся

цепочки.

Кто-то покатил в дом бочонки большие и малые, другие потащили горшки, третьи с удалым

уханьем взвалили на плечи мешки. На телеге повизгивали поросята, квохтали куры, гоготали

гуси, а ветерок подогнал запах солёной рыбки. У боярина слюна набежала, и он крикнул

старого Веденея, чтобы тот послал кого в кабак за пивом. Как раз в думе обсуждали пивной

вопрос. Дьяк хлебного приказа сообщил о недороде, а когда его лаять стали, то предложил

сделать продажу пива государственным делом. Выкрутился шельмец! Вот уже третий день

думные бояре обсуждают, как это устроить ловчее. Разбойный приказ на дыбы встал, требуя

денег, чтобы нанять больше людишек, кои будут уличать и бороться с будущими пивными

неслухами.

Еремей поджал губы, вспомнив о поведении думных бояр, но оттаял, проводив взглядом

понёсшуюся в дом Дуняшу. Вот ведь, грамотку ему из имения отписала, как надлежит

любимому дедушке обустроить её будущую светлицу! И подарочек сладкий прислала. Кому

сказать — не поверят! Сама в два вершка, а сумела повелеть и одновременно подластиться, да

так, что не откажешь. Но дивно не токмо это, а само её пожелание по-своему обустроить

девичью светлицу. Откуда что берётся в её головушке?

Дуня неслась наверх, подобрав полы рубашки, сарафана и опашня. В этом году она должна

была единолично занять светёлку. Вбежав в девичью комнатку, она огляделась. Позади

послышалось дыхание запыхавшейся Машки, а потом её аханье:

— Ах, какие большие окошки! Ты же замерзнешь! А стена… какая белая! Но зачем тебе?

Дуня расплылась в довольной улыбке. Дед сделал всё так, как она написала ему. Два

крошечных окошка увеличили в высоту на один венец и почти вдвое в ширину. По мнению

Дуни они всё равно оставались маленькими, но на большее дед не согласился бы, хотя бы

потому, что нельзя превзойти размером окошки в княжьем тереме. Твердых правил на этот счёт

нет, но ни к чему соперничать с сильными мира сего!

Окна сделали двойными, правда, вместо стекла стояла слюда, но все равно это было

прекрасно! А одна из стен была оштукатурена, как в церкви.

— Что малое окошко, что большое для мороза без разницы, — ответила Дуня сестре. — А

вот темнота глазам помеха.

— Ты же не будешь здесь вышивать, — фыркнула Мария, подходя к белоснежной ровной

стене и с благоговением проводя по ней рукой.

— Зато буду рисовать!

— Рисовать? Ты придумала новые рисунки для вышивки?

— Нет.

— Но… — девочка растерялась, а Дуня рванула к деду, чтобы спросить, купил ли он кисти и

краски.

Еремей велел обождать внучке в общей горнице, а сам сходил на мужскую половину и, вернувшись, вручил девочке горшочек с охрой. Ему приятно было увидеть радость Дуняши, но