Екатерина Великая и ее семейство - Вольдемар Балязин

Юный цесаревич увлекался то одной фрейлиной, то другой, о чем доверчиво рассказывал своему воспитателю Порошину. Павел даже сочиняет стихи в честь одной прелестницы:

Я смысл и остроту всему предпочитаю,На свете прелестей нет больше для меня,Тебя, любезная, за то я обожаю,Что блещешь, остроту с красой соединя.

Несмотря на рано пробудившуюся в нем чувственность, Павел долго сохранял некоторую стыдливость и целомудрие.

С годами, не без влияния опекавших его фаворитов матери, увлечения Павла стали не столь платоническими.

А когда он из подростка превратился в юношу, его ухаживания за фрейлинами и смазливыми дворцовыми служанками начали беспокоить Екатерину и заставили ее подумать о том, чтобы женить возмужавшего сына.

Екатерина стала подыскивать невесту сыну еще в 1771 году. После долгих поисков решено было остановиться на Вильгельмине, и не только потому, что она была хороша собой, умна и обходительна, но еще и потому, что ее сестра Фредерика была женой наследника прусского престола Фридриха-Вильгельма. Впрочем, приятная наружность и обходительность сочетались в Вильгельмине с холодностью, честолюбием и настойчивостью в достижении цели.

В апреле 1773 года Екатерина пригласила Дармштадтскую герцогиню Генриетту-Каролину – мать Вильгельмины – приехать в Петербург с тремя дочерьми, чтобы познакомиться с будущими родственниками. И мать, и дочери были бедны, и потому Екатерина выслала для предстоящего путешествия 80 тысяч гульденов и, кроме того, отправила в Любек три корабля.

На одном из них – корвете «Быстром» – капитаном был один из ближайших друзей цесаревича девятнадцатилетний капитан-лейтенант граф Андрей Кириллович Разумовский, любимый сын гетмана Разумовского.

Н. Деланвер. «Цесаревич Павел Петрович в адмиральском мундире». 1769 г.

Несмотря на свой юный возраст, Андрей был искушен в жизни и уже многое успел сделать и пережить. Обладая блестящими способностями, он в семнадцать лет окончил Страсбургский университет, тотчас поступил во флот и вскоре отправился в Архипелагскую экспедицию с эскадрой адмирала Свиридова. Он участвовал в Чесменском бою, после чего был назначен командиром фрегата «Екатерина». Возвратившись в Петербург, Разумовский стал камер-юнкером и попал в ближайшее окружение Павла. Встреча невесты цесаревича была одним из первых серьезных поручений молодого придворного – красивого, статного и самоуверенного, без труда кружившего головы многим светским барышням.

Еще до начала морского перехода Андрей Разумовский сумел покорить невесту своего друга цесаревича, который ему безгранично верил и считал вернейшим своим товарищем. Впрочем, кажется, и он искренне влюбился в Вильгельмину.

Однако принцессу, ее мать и сестер пригласили не на «Быстрый», а на один из других кораблей, и, разумеется, сделано это было не случайно.

В пути от Любека к Ревелю, где заканчивалось морское путешествие и откуда Гессен-Дармштадтское семейство должно было далее следовать в Петербург сухим путем, их встретил камергер барон Черкасов. К несчастью для Андрея Разумовского, его корабль не оправдал названия и на несколько суток отстал от двух других кораблей. Черкасов, узнав о подозрениях придворных относительно Вильгельмины и Разумовского, поспешил с отъездом, не дожидаясь, пока «Быстрый» придет в Ревель.

15 июня, неподалеку от Гатчины, герцогский поезд встретил Григорий Орлов и пригласил дорогих гостей к себе в поместье отдохнуть с дороги и пообедать, сказав, что у него в доме их ждут несколько дам.

В Гатчине их действительно ждали: это были сама Екатерина и сестра фельдмаршала Румянцева графиня Прасковья Александровна Брюс. Из Гатчины все они поехали в Царское Село, встретив по дороге цесаревича и его воспитателя Никиту Панина. Пересев в восьмиместный фаэтон, компания наконец прибыла в отведенные для гостей апартаменты.

Павел влюбился в Вильгельмину с первого взгляда, и через три дня Екатерина официально попросила ее руки для своего сына у герцогини Генриетты.

15 августа произошло миропомазание принцессы Вильгельмины, принявшей православное имя Натальи Алексеевны, а на следующий день – ее обручение с Павлом Петровичем. А через полтора месяца состоялась и свадьба, продолжавшаяся с необычайной пышностью две недели.

Несмотря на блеск великого празднества, в первый же день свадьбы, 29 сентября 1773 года, многие стали предрекать новой семье несчастье, ибо именно в этот день в Петербурге впервые распространился слух о появлении в Оренбургских степях мятежных шаек Пугачева, назвавшего себя Петром III. Каково было слышать все это цесаревичу Павлу Петровичу!

Казак Пугачев и немец-подпоручик Шванвич

А теперь, оставив на время Петербург, перенесемся на бунташный Яик, где в самом конце 1772 года, в шестидесяти верстах от Яицкого городка (точнее Верхнего Яицкого городка, так как был еще и Нижний Яицкий городок; теперь первый из них носит название Уральск, а второй – Гурьев), в одинокой хижине на Таловом Умете, – глухом постоялом дворе, хозяином которого был наивный и простодушный пахотный солдат Степан Оболяев, носивший прозвище Еремина Курица, – некий странник объявил, что он не кто иной, как император Петр Федорович.

Как только об этом стало известно в Петербурге, в Военной коллегии идентифицировали персону самозванца с беглым донским казаком Емельяном Ивановичем Пугачевым.

Оказалось, что он был уроженцем Зимовейской станицы на Дону, той самой, где полтора столетия назад родился и Степан Разин. В документах не сохранилась точная дата его рождения, считали, что к моменту своего самозванства было ему около тридцати лет. С восемнадцати лет служил он в армии, принимал участие в Семилетней войне и в русско-турецкой. За «отличную проворность и храбрость» в 1770 году был произведен в хорунжие, но вскоре из-за болезни отпущен домой. Однако в Зимовейской Пугачев не усидел и ушел странствовать. Он побывал в Таганроге, в Черкасске и наконец добрался до Терека. Оттуда, по поручению терских казаков, Пугачев отправился в Петербург, чтобы передать в Военную коллегию просьбу об улучшении их положения и увеличении хлебного и денежного жалованья. Не успев сделать и нескольких верст, он был арестован в Моздоке, но на четвертый день из-под ареста бежал. Едва он добрался до Зимовейской станицы, как его снова арестовали, но и на этот раз ему удалось бежать. Он отправился в раскольничьи скиты на реке Сож, а оттуда – за Волгу, в дворцовую Малыковскую волость, на реку Иргиз, где также обосновались раскольники. Но и там он не задержался, а двинулся на Яик и, добравшись до Талового Умета, объявил себя чудесно спасшимся от смерти императором Петром III, готовым помочь солдатам, казакам, раскольникам, крестьянам – всем, кого называли «черным, подъяремным людом», – хотя бы немного улучшить их беспросветную жизнь.