Маленькая для Шопена - Ульяна Соболева

брови у меня тоже тонкие, аккуратные и темные. У блондинок так почти не бывает. Оставалось надеяться, что когда я вырасту моя внешность улучшиться. Иначе придется рассчитывать только на мозги. С двумя артефактами жилось бы легче.

А жить я очень хотела. Я жила так, будто каждый последний. Потому что именно так и могло быть. Потому что у меня ничего не было.

Три дня я просидела у себя. Изучила свое жилище вдоль и поперек. Облазила каждую щель и заглянула в каждое отверстие. Пристально отсканировала двор и пришла к выводу, что живет мой похититель в частном доме. Хотя нет, доме это слабо сказано. Он живет в особняке. Высокая ограда, свора собак, которых выпускают поздно вечером «погулять» охрана, камеры. В доме два или три этажа. Есть персонал или нет, не знаю. Но мне никого не слышно и ко мне никто не приходит.

Отчим не бедствовал, но такого размаха не было. Я же была кем-то типа бедной родственницы, которую неизвестно зачем там держали, кормили и одевали. Иногда как куклу, если предвиделись гости, но чаще в какое-то старье. Мачеха, сука белобрысая с глазами на выкате, при гостях гладила меня по голове. Она очень любила играть на публику.

- Это наша Лизонька. Мы ее удочерили. Она дочь покойной первой жены Аркаши. Ну куда ее было деть. Не в детский дом же отправлять. Тем более у нас своих пока нет.

Откуда им взяться если она три аборта сделала. Она мне так и говорила.

- Да, я всех троих уничтожила. Ненавижу спиногрызов. Убивала бы. На одну ногу наступала бы, а за другую рвала. Тебе повезло, что ты не малявка и на нервы не действуешь. Давай, вон пошла и чтоб я тебя сегодня не видела.

Дважды могла и не просить. Мне тоже на нее особо смотреть не хотелось. Вилкой в глаз штрикнуть очень даже, с трудом держалась. Сбежать от них? Ну такое удовольствие. Я прекрасно понимала, что найдут и вернут домой. А еще больше я ценила собственный комфорт и жить где-то в подвале и жрать крыс мне не улыбалось. Детдомовских видела несколько раз. Лысые, гурьбой идут, одежда одинаковая. Похожи на зэков. Худые, облезлые. Жалко их было. А чтоб меня жалели не хотела. Жалость – это унизительно. Жалость никогда не будет про меня. Я добьюсь в этой жизни многого. Или очень постараюсь добиться.

Потому я не сбегала. Пользовалась всем, что мне давали. Еда, одежда, кров над головой и учеба. Я грызла гранит науки изо всех сил, потому что понимала, что тупая дура никому не нужна и в жизни не устроится. А меня рано или поздно вышвырнут. Так вот пока этого не случилось надо пользоваться всем что дают. Я схватывала все налету, языки, математику, литературу, историю. Все. Пригодится. Я должна уметь себя обеспечивать если окажусь одна. А я окажусь. Это лишь вопрос времени.

- Тварь, даже выдрать не за что приносит одни пятерки, - ворчал отчим и смотрел на меня исподлобья. Я смотрела на него так же. Ненавидела, но молчала и терпела. Одного только понять не могла – зачем я им? Ведь есть какая-то причина…Переживать отсутствие ласки и любви было легко, воображая себя Джейн Эйр. Только я не позволю, чтоб меня отправили в приют. И в моей жизни точно не будет никакого Рочестера. Потому что я не бесхребетная дура, потому что я могу за себя постоять. В школе меня никогда не трогали. Я была очень колючей и острой на язык. Со мной связываться было бесполезно. Ударить тоже могла. Выучила одну простую истину даже если страшно, то нельзя показывать, что боишься. Иначе разорвут на части. Запах страха порождает жестокость. Я предпочитала напасть.

Все было сносно…пока мне не исполнилось тринадцать, и отчим вдруг не заметил во мне существо женского пола. Это было после какого-то праздника, он выпил со своими дружками, шел к себе в комнату, шатаясь и заметил меня в библиотеке. Подкрался сзади и вдруг неожиданно схватил, но я увернулась и отпрыгнула от него в сторону. Обычно он никогда ко мне не прикасался. А сейчас прямо шел на меня, его глаза противно блестели, со рта воняло перегаром.

- На мать похожа, русалка. Волосы такие же длинные, золотые, глаза зеленые. Сиси выросли? Дай пощупаю!

Я убежала и закрылась у себя в комнате. Потом старалась с ним не пересекаться, когда он выпьет. А ведь если полезет бежать придется. И прятаться тоже. С каждым днем становилось все хуже. Он начал приходить ночью и скрестись ко мне в дверь, стучать, ругаться матом. Я почти не спала, пряталась под кроватью и сжимала в руке кухонный нож. Если войдет – убью.

В одну из таких ночей мачеха прискакала. Увела его с боем. А утром поджидала меня под дверью. В волосы мне вцепилась. Трепала так, что искры из глаз сыпались, била кулаками в живот. Я не отвечала иначе было бы хуже. Она позовет охрану и меня в синяк сплошной превратят и в подвал закроют. Такое уже было.

- Сука такая! Ты что надумала, блядина? Меня выжить собралась? Я тебе матку наизнанку выверну мразь! Только посмотри на него! Чтоб у себя в комнате сидела, потаскуха малолетняя!

Так что Хромой можно сказать избавил меня от отчима, от мачехи…Но что меня ждало рядом с ним никто не знал. И я не знала, неизвестность пугала. Кто такой Хромой и что ему от меня надо. Как только смогу – сбегу от него. Еще одного извращенца мне только не хватало. И этот намного страшнее и опаснее отчима. Психопат конченый. Одно упоминание о его Фредерике чего стоило. Ремню имя придумал. Больной престарелый ублюдок.

В моей комнате было уютно, кровать с хорошим матрасом, постельное белье дорогое, ковер пушистый, полка с книгами. Окно панорамное в пол, без решеток. Ванная комната, туалет. В ванной джакузи, зеркала и шкафчики. Одежду мне новую принесли. Хорошую. Импортную. Угадали с размером. В основном юбки, кофты, платья, даже пару джинсовых штанов. Роскошь. Отчим особо не баловал и жена его.

Хромой пришел на четвертый день. Дверь своим ключом открыл. Страшный жесть. Заглянул в комнату и у меня сердце биться перестало. Я уже и забыла его лицо за эти дни. Ногу за собой тянет, к стулу подошел, уселся. Несмотря на хромоту походка уверенная, властная, как и его ровная спина и вздернутый тяжелый, грубый подбородок разделенный надвое глубокой ямкой.