Дедушка и внучка - Элизабет Мид-Смит

– Ах, как я вас люблю, как я вас люблю, – промолвила девочка, – и я буду просить Бога, чтобы Он тоже полюбил вас.

Персел сел за стол в прекрасном расположении духа. Во время обеда он то и дело посматривал на веселое, оживленное личико Дороти.

– Я полагаю, мисс, – сказал он, пообедав, – что могу доставить себе удовольствие отвести вас домой.

– Вы говорите очень хорошо, очень вежливо, мистер Персел, – отметила Дороти. – Но я собираюсь «шествовать» еще дальше. Вы меня сытно накормили, и я очень благодарна вам, миссис Персел. Завтра я приду опять справиться о здоровье моего милого Бенни. Ах, как я буду счастлива, когда мой голубчик переедет ко мне. Он будет спать в моей комнате. Я никогда-никогда, пока жива, не забуду вас, мистер Персел. А вы, миссис Персел, готовите вкуснейшее тушеное мясо, и я непременно расскажу тете Доротее о вашей красивой тарелочке с вишнями посередине. Она просто восхитительна!

С этими словами Дороти соскользнула со стула. Дойдя до дверей домика, она остановилась, вспомнила, что кое о чем забыла, сложила ручки на груди и серьезно сказала:

– Благодарю тебя, Боже, за этот вкусный обед, который был гораздо, гораздо лучше завтрака.

Глава IV

Письмо для мисс Сезиджер

В это утро с мисс Доротеей Сезиджер случилось необыкновенное происшествие: она получила письмо. Для бедной дочери сэра Роджера всякое письмо было великим событием. Старик вел замкнутый образ жизни, поэтому у нее было очень мало друзей. Сама она никому не писала, а потому и ей никто не писал. К Доротее не приходили даже счета из магазинов, потому что за все немедленно уплачивалось на месте. Мисс Сезиджер было не о чем писать. Когда однажды ей решили пошить новое платье, она для этого отправилась в ближайший город, который стоял в десятке миль от Сторма, выбрала материю и тотчас же заплатила за нее, а вернувшись домой, приказала Мэри приняться за шитье.

Словом, теперь понятно, почему письмо с конвертом, на котором было выведено: «Мисс Доротее Сезиджер, в Сторм, близ Синглтона в графстве Варвик», заставило сердце адресата забиться сильными, быстрыми ударами.

Почерк был ей совершенно незнаком, тем не менее она сразу же решила спрятать письмо от отца. Ни за что на свете Доротея не распечатала бы при нем конверт. Внутри могла быть просьба о деньгах, но почему-то это не пришло ей в голову. Доротея осторожно опустила конверт в карман раньше, чем ее отец вошел в комнату.

В Сторме завтракали ровно в девять часов утра. Мисс Доротея спустилась из своей комнаты вниз вовремя, чтобы успеть заварить чай. Сэр Роджер обращал большое внимание на этот напиток. В числе очень немногих расходов старик тратился на хороший чай, который присылал один лондонский купец. Поставщик самостоятельно делал смесь и отправлял в Сторм двадцатифунтовый[4] цыбик[5].

Сэр Роджер приказывал, чтобы эта порция растягивалась на чрезвычайно долгое время. Чай держали в старом буфете, стоявшем в столовой. Ключ от него хранился в кармане мисс Доротеи. Старик позволял подавать к чаю очень небольшое количество сливок. Благодаря всему этому мисс Доротее было необходимо приходить в столовую, самое позднее, без пяти минут девять. В ту минуту, как на лестнице слышались ее шаги, в столовую приносили старинный медный чайник со спиртовой горелкой и ставили на стол. Чай приготовлялся торжественно. На стол клали поджаренные сухарики и крошечный кусочек масла. Мисс Доротея усаживалась на стул и ждала отца.

В то утро, когда маленькая Дороти, по ее выражению, «шествовала», мисс Доротея чувствовала, как сильно пылает ее лицо и дрожат руки. Ей казалось, что письмо, лежащее в кармане, горит и скоро прожжет отверстие в платье. Мисс Сезиджер не терпелось поскорее остаться одной и прочитать его. Она невольно все время думала о письме, стараясь угадать, что в нем говорится и кто написал его.

Наконец своей обыкновенной спокойной и размеренной походкой в комнату вошел сэр Роджер; белоснежные волосы падали ему на плечи, зоркие черные глаза смотрели вправо, влево – всюду.

– Здравствуй, Доротея, – произнес он.

Он кивнул дочери и сел за стол напротив нее. Мисс Доротея молча, не делая никаких замечаний, налила ему чашку ароматного чая. Она отлично знала все его вкусы: сколько нужно положить сахару, сколько налить сливок. Мисс Сезиджер обошла кругом стола и поставила перед отцом чашку, потом пододвинула к нему поджаренный гренок и масло. Наконец, взяв свою тарелку, она положила на нее маленький гренок и крошечный кусок масла и села на прежнее место.

Мисс Сезиджер обошла кругом стола и поставила перед отцом чашку.

– Я заметил, – помолчав, сказал сэр Роджер (в этой тишине Доротея точно грезила, думая о письме), – что в нашем доме масла выходит больше, чем нужно. Это страшно неблагоразумно. Нужно прекратить эти излишества, Доротея.

– Я не уверена, что можно сделать это, отец, и так уж люди жалуются на нас.

– Ну, так отпусти их всех, – сказал сэр Роджер. – Возьмем других.

– Вряд ли это возможно. Никто, кроме них, не захочет пойти к нам служить на жалование, которое мы платим. Кроме того, тебе будет недоставать Карбури.

– Это правда, но лучше сохранить деньги, чем продолжать так тратиться на содержание Карбури. Выходит слишком много денег. Если он не захочет подчиняться скромному образу жизни в нашем доме, пусть ищет себе другое место.

– Значит, ты сообщишь ему об этом, отец?

Сэр Роджер посмотрел на дочь из-под сдвинутых мохнатых бровей.

– Я? Нет. Предоставляю это тебе.

– Я бы не хотела увольнять его, – промолвила мисс Сезиджер.

Доротея сама удивилась, как нашлась у нее смелость выговорить эти слова. Сэр Роджер пристально посмотрел на нее.

– С тобой что-нибудь случилось? – неожиданно спросил он.

– Нет, нет… То есть… Кажется, со мной все хорошо…

– А мне кажется, что ты не совсем здорова. Почему ты так покраснела? Я уже много лет не видел у тебя на лице такого румянца. Сколько тебе лет, Доротея?

– В прошлом году минуло сорок три, но возраст тут ни при чем.

– Ну да, конечно нет, понятно… Понятно.

Мисс Сезиджер хотела найти подходящие слова, но мысли в голове разбегались. Подбородок еще ниже опустился на грудь, она отломила кусочек от сухого бисквита и положила в рот. После долгого молчания она наконец произнесла:

– Я нахожу, что будет несправедливо отказать старому Карбури от места. Если все дело в кусочке масла, то я прекрасно могу обходиться и без него.

– Делай, как тебе угодно, – буркнул старик. – Теперь я хочу поговорить с тобой о ребенке.

– А! Хорошо, – Доротея приободрилась, и ее лицо немножко просветлело.

– Она очень непослушный ребенок, – заметил сэр Роджер.

– Она очень умненькая и веселая девочка, – поправила мисс Сезиджер.

– Я говорю, что она очень непослушна, – раздельно повторил старик. – Ее нужно научить повиноваться. Ты должна учить ее этому.

– Я? – воскликнула Доротея. – Мне кажется, что я не могу этого сделать.

– Ну, на что ты годишься, Доротея, если не можешь справиться даже с маленькой девочкой, которой нет еще и семи лет?

Мисс Сезиджер молчала, но невольно сжимала рукой письмо, спрятанное в кармане.

– Что это шелестит? – подозрительно спросил сэр Роджер.

– Ничего, ничего.

Старик пристально взглянул на нее:

– Если ты не сумеешь справиться с этой девочкой, я отправлю ее в приют. Я не желаю, чтобы в моем доме опять повторялись сцены, которые бывали с ее отцом. Я не позволю, чтобы кто-нибудь, будь то мужчина, женщина или ребенок, сел мне на шею и свесил ножки. Ты меня слышишь? Понимаешь? Если ты не можешь справиться с этим ребенком, я отдам ее в приют.

– Хорошо, отец.

– Почему ты сказала «хорошо»? Разве ты желаешь отделаться от единственной дочери Роджера?

– О, нет, совсем нет. Для меня такая радость, такое счастье, что она живет у нас в доме.

– Ну, так держи ее в руках! Учи ее послушанию, заставляй трудиться, задавай уроки! Корми ее самой простой пищей, не приучай к роскоши и, смотри, не вздумай делать лишних расходов из-за того, что она живет у нас. Ну, теперь я все сказал. Довольно. Пойду обойду усадьбу.

– Погоди, одну минуту, отец. Разве она… маленькая Дороти… тебе надоедает?

– Надоедает ли? Вчера она разбудила меня, когда я крепко спал. Она пришла поздно вечером и заснула у меня на руках…

– И ты отнес ее в постель.

– Откуда ты знаешь? – спросил старик и густо покраснел.

– Я… Я догадалась. Ты бы не отпустил ее наверх одну.

– Ты подслушивала, ты подсматривала! – возмутился сэр Роджер. – Так я и знал! Ну, посмотри на меня, Доротея; ты хорошая, добрая; ты считаешь себя старой, но ведь ты еще совсем не стара и, если захочешь, можешь отлично смотреть за девочкой. Если будет нужно, наказывай ее построже, если хочешь, бей ее хлыстом.

– А ты, отец?

– Я не буду вмешиваться.