Багратион. Бог рати он - Юрий Когинов

На обе свадьбы, что проходили у — светлейшего, куда сошелся весь верх Петербурга, гости прибыл и и из Москвы. Князь Александр Михайлович, понятно, был зван в первую очередь. Но, шестидесятилетний, он не отважился на утомительное путешествие и еще более утомительные торжества у государыни и затем у не звавшего меры в расточительстве и празднествах светлейшего князя-Таврического.

Но Голицыны прибыли: как же без сих столпов русского дворянства, коли через их представителя, князя Сергея Федоровича, род их сплетается с потемкинско-энгельгардтовской ветвью?

Анна Александровна, скорее всего, приехала в столицу в обществе Сергея Федоровича и Варвары Голицыных, которым старый князь, вице-канцлер, и поручил опекать ее и непременно посодействовать ей в одном важном предприятии.

Дело это, собственно говоря, выражено было в письме Александра Михайловича, адресованном его светлости генерал-фельдмаршалу и вице-президенту Военной коллегии Григорию Александровичу Потемкину.

Княжна Грузинская была представлена светлейшему Сергеем Голицыным и передала ему письмо, привезенное ею из Москвы.

Молодая гостья поразила всесильного фаворита в такой степени, что он, как бы забыв на миг привычное свое окружение, всецело подпал под ее очарование. Он отвел ее к кушетке, где сел рядом с нею, и открыл Письмо старого князя.

— Полагаю, оно касается вас, коли вы его мне привезли, — старался улыбнуться он. — Я не ошибаюсь, княжна?

— Простите, ваша светлость, но не в моих правилах прибегать к протекциям, касающимся лично до меня. Но сделать добро другим, кто нуждается в содействии и помощи, — в моем обыкновении. Впрочем, как, безусловно, и в обыкновении вашей светлости.

— Надеюсь, что вы в этом сможете убедиться. Но для этого позвольте мне пробежать послание любезного Александра Михайловича, — произнес Потемкин и через какую-то минуту: — Как понял я из сих строчек, князь и вы, очаровательная княжна, хотели бы обратиться к моему содействию записать вашего только что появившегося на свет дорогого племянника в какой-либо полк? Дабы годам к десяти он стал бы уже капитаном или полковником.

— О нет, ваша светлость, мой племянник уже теперь может стать в строй в качестве настоящего солдата.

— У такой юной княжны и такой взрослый племянник? — выразил искреннее удивление Григорий Александрович. — Я не ошибусь, если скажу: вы моложе моей самой младшей племянницы, нынешней невесты, Катеньки. Надеюсь, вы не станете скрывать вашего возраста, поскольку — такие юные, как ваши, лета могут составлять для любой женщины один лишь предмет гордости.

— Мне пошел девятнадцатый. Моему же племяннику Петру вскоре будет семнадцать.

— Ах, если бы я не был так стар, очаровательная княжна!.. — картинно вздохнул Потемкин. — Для воина, у которого большею частью жизни нет и крыши над головою, мои сорок три — уже старость. Не пожалеете, что любимого племянника отдаете в безжалостные руки Марса? Объятия сего воинственного бога могут не токмо безвременно состарить, но ненароком и бессрочно укоротить саму жизнь.

— Наш с Петром пращур, грузинский царь Вахтанг, — в глубине черных глаз княжны вдруг вспыхнул огонь, — был доблестным и отважным воином. Потому мечта моего племянника — стать таким же мужественным и храбрым, как его прадед, и с честью служить своему отечеству — России.

— Я сделаю для вас все, о чем просите. К тому же всегда буду счастлив видеть вас у себя, милая княжна, — заключил свой первый же разговор с нею Потемкин.

И вот Анна Грузинская вновь перед ним.

— Как кстати! — галантно прикоснулся губами к руке княжны красавец атлет, которого нисколько не портило то, что он был одноглаз. — Если бы вы сию же минуту не прибыли ко мне собственною персоной, я собирался посылать за вами курьера. Фельдъегерь давно уже в карете и только ждет моего сигнала.

Он сделал знак кому-то из многочисленных своих адъютантов, и почти тут же офицер, лихой франт, щелкнул каблуками.

— Скачи на Царицын Луг, в дом, что снимает ее сиятельство княжна Анна Александровна. Тотчас доставишь из дома ко мне князя Багратиона. Кажется, так, княжна, зовут вашего племянника?

— Но, ваша светлость, позвольте!.. Как же это — так внезапно и неожиданно? — возразила княжна.

— Говорите, внезапно и неожиданно? — захохотал Потемкин. — Так каким же солдатом будет князь Багратион, ежели не станет так же внезапно, как снег на голову, атаковать неприятеля? А вы, княжна, подарите мне первый танец, пока мой курьер выполняет наше с вами поручение. У меня сегодня бал. И лучшим украшением его непременно явитесь вы, моя прелестная гостья…

Появление потемкинского курьера в апартаментах княжны Грузинской вызвало сущий переполох. Особенно растерялась прислуга, и вместе с нею конечно же сам князь Петр Багратион.

«Как, куда? К самому князю Таврическому, и немедля? — возникли в его голове пугающие мысли. — Но почему без тети, и к тому же в чем я предстану перед светлейшим?»

Пожалуй, сия последняя причина пугала пуще всего остального. Как только вслед за Анной Александровной юный Багратион прибыл в Санкт-Петербург, первым ее, тетиным, распоряжением было заказать ему выходные пары.

Господи! И надо же было мальчику из своего далекого Кизляра, с самого Кавказа, приехать в каком-то нелепом длиннополом бешмете с каким-то смешным, если не сказать дурацким, башлыком! И все это из грубого верблюжьего сукна, к тому же хранившего запах не то животного пота, не то какого-то сала.

Камзолы, панталоны, чулки — все было заказано у лучших столичных портных. Конечно, зять, Иван Александрович, мог бы пошить приличную одежду для сына дома, в Кизляре, или в ином близлежащем к Кавказу месте. Полковничьего содержания, поди, достало бы. Но в последние годы пристрастился не такой уж и старый князь к дарам Бахуса, а сие могло и весь дом пустить прахом. Потому и отважилась младшая сестра покойной жены князя Ивана вызволить из родного, грозившего лишь бедами очага пытливого, подающего немалые надежды юношу, чтобы уверенно дать ему достойное направление в жизни.

Посыльный, передав наказ светлейшего, выбежал к стоявшей у подъезда карете на санном ходу.

— Жду внизу, ваше сиятельство! — только и крикнул, выбегая.

Что ж было делать? И тогда старший лакей Карелин бросил взгляд на нового своего барчука. Рост, стать — как и у него. А ну долой со своего плеча только что справленный кафтан!

— Ваше сиятельство; не забрезгуйте — примерьте. Как влитой на вас будет сидеть.

И впрямь кафтан оказался впору. Пришлось позаимствовать и лакейские панталоны с камзолом. Все чин чином пришлось. И как в одно мгновение изменился пришелец с далекого Кавказа! То был худ, черен, щупл. Теперь же — ловок, благообразен, хотя взгляд из-под густых бровей и из-под непокорной шапки вьющихся, черных как смоль волос по-прежнему насторожен и диковат.

Возок с ходу взял бег. Трое сытых лошадей, морды в пене, на козлах — кучер в ливрее да на боках кареты — потемкинский герб! Боже праведный, да думал ли он когда-либо, что так — с ветерком, вскачь, когда все встречные — в стороны, — он, сын Кавказских гор, будет мчать по улицам царской столицы!

Не углядел, как кончился город. Замелькали по сторонам верстовые столбы, и вместо дворцов — каменных, отделанных мрамором и гранитом — стали мелькать деревянные дома, тоже не простые, богатые, скорее даже затейливые.

Дачи. Здесь летом живут большею частью те, кто сейчас заполняет те самые дворцы, что остались позади их кареты.

А вот дворец, да еще какой! Слева от дороги — двухэтажное каменное строение с четырехугольными башнями с двух сторон. На башнях — часы. А к дому ведет широкая терраса, по которой они въехали.

Как только вступил в первый же зал — зажмурил глаза от неожиданного света и блеска. Люстры — в сотни свечей, блеск от расшитых золотом мундиров, сверкание бриллиантов на платьях дам.

Его родная тетя решительно и в то же время величаво шла навстречу ему через весь зал. И на лице ее — ни тени изумления по поводу того, как вырядился он, племянник. Взяла за руку и подвела к гигантскому человеку.

— Ваша светлость, князь Петр Багратион.

Глаз Потемкина мгновенно обежал щуплую фигурку, толстые губы готовы были выказать то ли удивление, то ли откровенное разочарование. Но тут взгляд словно натолкнулся на что-то неприступное, точна сталь, — так, не мигая, смотрели на светлейшего два больших черных глаза из-под курчавой, чуть ниспадавшей на высокий чистый лоб шевелюры.

Маленькая, изящная ладонь юноши провалилась в глубине потемкинской ладони. Однако, к удивлению своему, Григорий Александрович тотчас ощутил, как тонкие, длинные и гибкие пальцы юного князя сильно и крепко сжали его собственную руку.

«Однако же!» — отметил про себя Потемкин, в его грубо вылепленная физиономия осветилась дружескою улыбкою.