ЦРУ и мир искусств. Культурный фронт холодной войны - Фрэнсис Сондерс

Этот доклад демонстрирует его предвидение. Он предлагает определение холодной войны как психологического противостояния, возможность достижения положительных результатов мирными методами, использование пропаганды для ослабления позиций врага. И, как это полностью продемонстрировала открытая «вылазка» в Восточный Берлин, оперативным оружием стала культура. Холодная война на культурном фронте началась.

Итак, получалось, что посреди всеобщей деградации искусственно созданная культурная жизнь сидела на привязи у ног оккупационных сил, поскольку те соревновались друг с другом за получение пропагандистских очков. Уже в 1945 году, «когда зловоние от человеческих трупов ещё висело над руинами», русские подготовили блестящее открытие Государственной оперы постановкой «Орфея» Глюка в прекрасно освещённом, обитом красным бархатом «Адмирал Паласте» (Admiral Palast). Коренастые набриолиненные русские полковники с высокомерной ухмылкой взирали на служащих американской военной администрации, когда они вместе смотрели постановку «Евгения Онегина» или антифашистскую интерпретацию «Риголетто», и звучание музыки перемежалось позвякиванием медалей [28].

Одним из первых заданий Джоссельсона стали поиск и доставка нескольких тысяч костюмов, принадлежавших бывшей Германской государственной опере (единственному серьёзному сопернику Российской государственной оперы), которые были бережно складированы нацистами на дне соляной шахты, находящейся теперь в американской зоне оккупации. В один унылый дождливый день Джоссельсон с Набоковым отправились за костюмами. На обратном пути в Берлин джип Джоссельсона, который ехал впереди реквизированного «мерседеса» Набокова, на полной скорости врезался в советский блокпост. Джоссельсона, без сознания и всего покрытого порезами и ушибами, отправили в русский военный госпиталь, где советские женщины-врачи зашили его раны. Когда уже достаточно хорошо себя чувствовал, Джоссельсон вернулся в свою квартиру в американской зоне, которую он делил с амбициозным актёром Петером ван Эйком (Peter van Eyck). He позаботься о нём советские доктора, Джоссельсон мог не выжить и не стать Дягилевым американской антисоветской культурной пропаганды. Советский Союз спас человека, который на протяжении последующих двух десятилетий сделал очень многое для того, чтобы сорвать попытки СССР по установлению культурной гегемонии.

В 1947 году русские произвели ещё один «залп», открыв Дом культуры на Унтер-ден-Линден. Это событие поразило великолепием одного из служащих британского Министерства культуры, который с завистью сообщал, что мероприятие «превзошло всё, что делали другие союзники, и совершенно отодвинуло в тень наши жалкие попытки в этой области... Интерьер был самым роскошным - хорошая мебель, среди которой много старинной, ковры в каждом зале, великолепные люстры, почти плавящиеся и все заново окрашенные... русские просто реквизировали всё, что хотели... там были бар и комната для курения... которая, с её мягкими коврами и канделябрами, выглядела наиболее привлекательно, почти шикарно... Это грандиозное культурное мероприятие достигнет широких масс и сделает очень многое для нейтрализации общепринятой здесь идеи, что русские нецивилизованны. Их последняя инициатива просто подавит - настолько, чтобы чувствительно задеть наши интересы, а возможность нашего влияния очень мала: один информационный центр и несколько читальных залов, которые и так должны быть закрыты из-за нехватки угля!.. Это вступление русских в культурную борьбу должно подстегнуть нас к ответной реализации такого же смелого плана ради достижения Британией новых успехов здесь, в Берлине» [29].

Пока британцы испытывали нужду в угле для отопления читального зала, американцы, набравшись смелости, предприняли ответный шаг, открыв Американский дом (Amerika-Hauser). Создаваемые в качестве «аванпостов американской культуры», эти заведения предоставляли убежище от жестокой непогоды в комфортабельных меблированных читальных залах, где показывались фильмы, исполнялась музыка, читались лекции и устраивались художественные выставки - всё это с «Америкой в качестве главной темы». В речи, озаглавленной «Выбираясь из-под обломков», начальник Управления по образованию и культурным связям (Director of Education and Cultural Relations) так вырисовывал перед работниками Американского дома эпический размах их задачи: «Немного найдётся людей, которые были бы удостоены чести быть участниками миссии более важной, более перспективной или изобилующей большими трудностями, чем ваша. Вы избрали своей целью помогать в достижении интеллектуальной, нравственной, духовной и культурной переориентации побеждённой, завоёванной и оккупированной Германии». Однако далее он заметил, что «несмотря на огромный вклад, сделанный Америкой в области культуры, он всё ещё не признан даже в Германии, как и в остальном мире. Наша культура считается материалистической, и часто можно слышать высказывание: «У нас есть мастерство и мозги, а у вас - деньги» [30].

Во многом благодаря русской пропаганде Америка представлялась в мире культурной пустыней, нацией жующих жвачку, разъезжающих на «шевроле», одетых от «Дюпон» обывателей, и Американский дом многое делал для изменения этого негативного стереотипа. «Одно абсолютно ясно, - писал восторженный администратор Американского дома, - привезённые сюда из Соединенных Штатов печатные материалы... оставят сильное впечатление среди тех кругов в Германии, которые на протяжении поколений считали Америку культурно отсталой, и среди тех, кто осуждал целое из-за недостатков отдельных частей». Старые клише, основанные на историческом «предрассудке о культурном отставании Америки, были разрушены благодаря программе «хороших книг», и те круги, которые ранее держались пренебрежительно, теперь, как сообщается, сильно впечатлёны» [31].

Некоторые клише оказалось особенно трудно отбросить. Когда один из лекторов Американского дома излагал свою точку зрения о «современном положении негров в Америке», на него посыпались вопросы, некоторые из которых «не были продиктованы доброй волей». Лектор «стал решительно разбираться, кто из говоривших мог быть коммунистом». К счастью для организаторов, сразу после лекции «началось выступление «цветного» квинтета. Негры продолжали петь ещё долго после официального завершения мероприятия и... впечатление от этого выступления осталось столь благоприятным, что было принято решение пригласить эту негритянскую группу на повторное представление» [32].

Проблема расовых взаимоотношений в США активно эксплуатировалась советской пропагандой, и многие европейцы пребывали в сомнениях относительно способности Америки осуществить на практике ту демократию, которую она теперь декларативно несла всему миру. Выступления афроамериканцев в Европе должны были развеять эти разрушительные опасения. Доклад американской военной администрации в марте 1947 года содержал планы «привлечь американских «чёрных» вокалистов высокого уровня для исполнения концертов в Германии... выступление Мариан Андресон (Marian Anderson) или Дороти Мэйнор (Dorothy Maynor) перед немецкой аудиторией будет иметь огромное значение» [33]. Поддержка чернокожих артистов стала одним из приоритетов для американских бойцов культурного фронта.

Теперь ответное наступление Америки на культурном фронте начало набирать темп. Полный арсенал современных американских достижений был отправлен в Европу и демонстрировался в Берлине. Новые оперные таланты привозились из самых знаменитых американских академий: Джульярд (Juilliard), Кёртис (Curtis), Истман (Eastman), Пибоди (Peabody). Оккупационная администрация взяла под контроль 18 немецких симфонических оркестров и почти столько же оперных коллективов. Притом что многие местные композиторы находились под запретом, рынок американских представителей экспоненциально рос: Сэмюэл Барбер (Samuel Barber), Леонард Бернстейн (Leonard Bernstein), Эллиотт Картер (Elliott Carter), Аарон Копланд (Aaron Copland), Джордж Гершвин (George Gershwin), Джанкарло Менотти (Gian Carlo Menotti), Вирджил Томсон (Virgil Thomson) - эти и многие другие американские композиторы представляли свои работы в Европе при правительственном содействии.

По согласованию с американскими академиками, драматургами и директорами театров была также запущена обширная театральная программа. Пьесы Лилиан Хеллман (Lillian Hellman), Юджина О'Нила (Eugene O'Neill), Торнтона Уайлдера (Thornton Wilder), Теннесси Уильямса (Tennessee Williams), Уильяма Сарояна (William Saroyan), Клиффорда Одетса (Clifford Odets) и Джона Стейнбека (John Steinbeck) представлялись воодушевлённой аудитории, толпившейся в заледеневших театрах, где с потолков угрожающе свисали сосульки. Следуя принципу Шиллера, согласно которому театр является моральным учреждением (moralische anstalt), где человек видит на сцене воплощение главных законов жизни, американские власти составили список желанных моральных уроков. Так, под рубрикой «Свобода и демократия» шли «Пер Понт» Ибсена (Ibsen), «Ученик дьявола» Шоу (Shaw) и «Эйб Линкольн в Иллинойсе» Роберта Шервуда (Robert Sherwood). «Сила веры» проявлялась в «Фаусте», пьесах Гёте (Goethe), Стриндберга (Strindberg), Шоу. Послание о «Равенстве людей» извлекалось из пьесы «На дне» Максима Горького и «Медеи» Франца Грильпарцера (Franz Grillparzer). Под рубрикой «Война и мир» шла «Лисистрата» Аристофана (Aristophanes), «Конец путешествия» Р.К. Шерриффа (R.С. Sherriff), «На волосок от гибели» Торнтона Уайлдера (Thornton Wilder) и «Колокол Адано» Джона Герси (John Hersey). «Порочность и справедливость» были признаны темой «Гамлета», «Ревизора» Гоголя, «Женитьбы Фигаро» Бомарше и большинства работ Ибсена. И всё в таком же духе, от «Преступление никогда не приносит выгоды», «Нравственность, хороший вкус и поведение», «Стремление к счастью» до менее обязательного «Разоблачения нацизма». Неподходящими «для современного умственного и психологического состояния немцев» были сочтены «все пьесы, допускающие слепую покорность судьбе, что неизбежно приводит к разрушению и саморазрушению, как у греческих классиков». Также были внесены в чёрный список «Юлий Цезарь» и «Кориолан» - прославление диктатуры, «Принц фон Хомбург» Клейста (Kleist) - шовинизм, «Живой труп» Толстого - справедливая критика общества, приводящая к антиобщественным выводам, все пьесы Гамсуна (Hamsun) - явная нацистская идеология и все произведения любого другого автора, если он «с готовностью перешёл на службу нацизму» [34].