Куликовская битва - Виктор Поротников

Эмиру Бетсабуле Мамай доверял больше, чем прочим эмирам из своего окружения. Это доверие зиждилось на том, что Бетсабула всю свою жизнь кого-нибудь предавал, стремясь из низов подняться до верхушки ордынской знати. На Бетсабулу имели зуб несколько могущественных эмиров, еще когда он служил Арабшаху. Предав и Арабшаха, Бетсабула поставил себя в крайне шаткое положение. Мало того что он получил прозвище «Перекати-поле», на него смотрело косо все окружение Мухаммед-Булака. Только милость Мамая позволяла Бетсабуле находиться в свите хана и покуда не опасаться за свою жизнь.

Глава пятая Мамай

В одной из восточных хроник сохранилось такое описание Мамая: «Росту он был небольшого, к тому же хром на одну ногу. Лицом желт, телом сух и сутул. Зубы имел редкие и кривые. Над левой бровью имел шрам, отчего левый глаз у него был более узок, чем правый. Борода у него была очень редкая, как и усы. Голову он брил наголо, так как рано начал лысеть. Говорят, после каждой своей победы Мамай напивался вина сверх меры. В это трудно поверить, помня о том, что этот человек не пощадил родного сына, когда тот в походе продал торговцам свою саблю, чтобы купить вина. Мамай был скуп с друзьями и родственниками, но щедр со слугами и телохранителями, ибо первые, по его же словам, не единожды предавали его, а вторые не предавали никогда. У него было много женщин в гареме; он был падок на женскую красоту. Во всех походах Мамай возил свой гарем с собой. Не всех своих недругов Мамай превосходил храбростью и жестокостью на поле битвы, зато в умении хитрить он первенствовал над всеми».

Ставка Мамая находилась в степи в одном переходе от Сарая. В летнюю пору Мамай всегда кочевал со своими стадами и конными отрядами по вольным равнинам в междуречье Волги и Дона. Места его излюбленных летних кочевок были близ устья Дона и на реке Маныч. Однако в нынешнее лето орда Мамая кружила по степям близ волжской луки, там, где излучина Дона подходит ближе всего к Волге-реке. В этом месте с давних-давних пор находился длинный волок, по которому торговые гости перетаскивали свои суда и товары с донского водного пути на волжский и обратно.

Эмир Бетсабула со своим поредевшим отрядом подошел к ставке Мамая, когда горячее солнце уже садилось за известковые утесы на другом берегу Волги. Бетсабула поразился обширности Мамаева стана. Тысячи шатров и кибиток пестрели в степи, между ними сновали многие тысячи воинов, занятые своими делами, дымили тысячи костров, дым от которых, поднимаясь в бледно-голубые небеса, образовал громадный сизый шлейф, издали напоминавший темное длинное облако. По этому дымному облаку Бетсабула и отыскал стан Мамая, все время двигаясь вдоль Дона на юг.

С первого взгляда на этот огромный военный лагерь Бетсабула понял, что Мамай всерьез готовится к большому походу на Русь. Грандиозность замысла Мамая прозвучала и в его словах, обращенных к Бетсабуле при встрече с ним.

— Я сам поведу татарские тумены на Москву и Владимир, — сказал Мамай. — Это будет для русов повторением Батыева нашествия. Всех безмерно возгордившихся русских князей я истреблю! Города их выжгу огнем! Невольничьи рынки Сарая, Кафы и Таны наполнятся русскими рабами. Все сокровища Руси окажутся в моей казне. Я обложу русов данью, какую они платили Орде при хане Берке. Вот тогда-то на Руси надолго запомнят Мамая, как помнят Батыя до сих пор!

Мамай стал расспрашивать Бетсабулу о подходах к реке Оке западнее Коломны.

Бетсабула рассказал Мамаю о бродах, которые он обнаружил на Оке близ Серпухова. Он тут же выразил недоумение: мол, зачем так сильно отклоняться к западу, ведь от Серпухова гораздо дальше до Москвы, нежели от Коломны.

— Ежели повторять поход Батыя, то, по моему разумению, нужно двигаться сначала на Рязань, затем на Коломну и дальше — на Москву, — промолвил Бетсабула. — Это наиболее прямой и короткий путь. Хан Батый таким путем и вел свои тумены.

— Твоего разумения никто не спрашивает! — рассердился Мамай. — Разве ты мой советник? Разве ты равен мне? Твое дело — выполнять мои приказы! Войско на Русь поведу я, а посему мне решать, в каком месте переходить Оку.

Бетсабула смиренно склонил голову. Эта вспышка гнева Мамая дала понять ему, что хоть он и сидит в шатре повелителя Золотой Орды и пьет с ним кумыс из одинаковых золотых чаш, тем не менее беседовать с Мамаем на равных он не имеет права. Бетсабуле тут же вспомнились те из походных эмиров, которые в недалеком прошлом могли себе позволить разговаривать с Мамаем на равных. Где они теперь? Погибли кто от кинжала, кто от яда. В живых остался только эмир Коктай, но былого могущества у него больше нет, хотя он и возглавляет ханский диван.

— Я ценю тебя, Бетсабула, — смягчился Мамай, видя, что его собеседник побледнел от страха. — Потому-то я хочу дать тебе еще одно поручение. — Мамай сделал паузу и хитро подмигнул Бетсабуле: — Ближе к осени поедешь в гости к рязанскому князю Олегу. Заключишь с ним тайный договор от моего имени. Суть этого договора в том, что Рязанское княжество мои войска не тронут, но за это Олег должен стать моим союзником против московского князя Дмитрия.

Бетсабула понимающе закивал головой. Так вот по какой причине Мамай намерен идти на Москву в обход Рязани и Коломны! Мамай собирается сначала столкнуть лбами Олега и Дмитрия! И тут Мамай не может обойтись без своего извечного коварства.

— Я готов выполнить любое твое поручение, о владыка! — проговорил Бетсабула, вновь склонив голову.

Они сидели на мягких подушках напротив друг друга. Бетсабула был безоружен, на нем была запыленная дорожная одежда. Мамай был облачен в желтый шелковый халат с узорами в виде драконов, за поясом у него торчал кинжал. На голове у Мамая была круглая шапочка-тафья. Мамаю было чуть больше пятидесяти лет, но выглядел он значительно старше из-за нездорового цвета лица, глубоких морщин и привычки сутулиться.

Последнее время Мамая одолевали различные хвори, поэтому подле него постоянно находились лекари с какими-то снадобьями. Вот и во время этой беседы из-за ширмы вдруг бесшумно появился какой-то согбенный старичок с длинной седой бородой, в полосатом халате и с чалмой на голове. Он с поклоном протянул Мамаю неглубокую фарфоровую пиалу, из которой исходил запах отвара из каких-то трав.

— Опять ты суешь мне эту горечь! — Мамай недовольно взглянул на седобородого лекаря, но чашу с лекарством покорно взял. — Махмуд, а повкуснее снадобья у тебя есть?

— Все горькое и невкусное чаще всего полезнее для человека, в отличие от сладкого и вкусного, — невозмутимо ответил лекарь.

Мамай залпом выпил содержимое пиалы, его узкое морщинистое лицо скривилось от отвращения. Он запихал в рот целую горсть изюма и замахал на лекаря руками, веля тому убираться поскорее с глаз долой.

Махмуд опять отвесил Мамаю поклон и покорно засеменил обратно за ширму, которая отгораживала почти половину внутреннего пространства шатра.

— Хан переманил к себе почти всех моих лекарей, у меня остались лишь Махмуд и иудей Симха, — пожаловался Мамай. — Симха недавно упал с коня и сломал руку, так что он сам теперь больной. Приходится терпеть старика Махмуда, который потчует меня разной гадостью.

Бетсабула сочувственно покивал головой.

— Разве хан чем-то болен? — осторожно поинтересовался он.

— На вид Мухаммед-Булак здоров и крепок, но только на вид, — проворчал Мамай. — Он же безмозглый тупица! Не знает меры ни в еде, ни в хмельном питье, ни в утехах с наложницами. Отсюда все его недомогания. Кстати, друг мой, обязательно наведайся в ханский дворец. Напусти там туману для всего ханского окружения относительно моих дальнейших замыслов. — Мамай усмехнулся краем рта. — Говори всем, что я собираюсь воевать с Синей Ордой, что на Русь идти и не помышляю. А то, что тебя в набег на русские земли посылал, так это чтобы русов держать в страхе. Еще говори всем и всюду, что в замыслы мои входит разорить град Наровчат и взять Булгар под свою власть. Это хану понравится. Мухаммед-Булак не раз просил меня об этом.

Бетсабула робко напомнил Мамаю, что тот когда-то обещал ввести его в число ханских советников. Не пора ли это сделать?

— Вот съездишь в Рязань, друг мой, а там видно будет, — хитро улыбаясь, промолвил Мамай.

Глава шестая Мухаммед-Булак

После резни, устроенной Бердибеком при восшествии на ханский трон в Сарае, когда за один день было перебито около тридцати его родных и двоюродных братьев, а также все троюродные братья и внучатые племянники, после этой резни не осталось ни одного царевича из рода Узбека. Прямая линия потомков Бату-хана прервалась после бойни, учиненной Бердибеком. У самого Бердибека не было сыновей, одни лишь дочери. Когда зверства Бердибека утомили золотоордынскую знать, его самого удавили петлей в результате заговора. Смута, начавшаяся в Золотой Орде после убийства Бердибека, выносила наверх разных случайных отпрысков некогда могучих ханов, которые в лучшие времена никогда не принимались в расчет, поскольку были рождены не ханскими женами, а наложницами. Таким же сыном ханской наложницы был и Мухаммед-Булак, занявший трон в Сарае благодаря Мамаю.