Неделя неудач - Сергей Лукьяненко

Обедневший ровно наполовину, но отягощённый грузом продуктов в авоське, я быстрым шагом направился к общежитию. Морозец крепчал, и пирожки, утратив остатки тепла, стали гулко постукивать друг о друга, когда я, потрясая перед лицом вахтёрши пропуском, вбежал в вестибюль.

По пути в комнату я забежал на кухню. Там, конечно, никого ещё не было. Может быть, на всём этаже я был один, остальные ещё сидели в институте. Ставя на плиту чайник, я тщетно боролся с чувством стыда.

Нет, и что на меня сегодня накатило?

Я открыл свою комнату, включил свет и собрался было уже выгрузить продукты на стол, когда за спиной что-то гулко хлопнуло. Обернувшись, я увидел Корнеева. Корнеев был подозрительно тих и печален. Он парил в воздухе возле стены, яростными рывками выдирая застрявший в штукатурке каблук.

Злорадно подумав, что и у магистров не всегда удачно получается трансгрессироваться, я всё же подошёл к Витьке, схватил его за плечи и потащил. Витька сопел, колотя свободной ногой по стене. Наконец штукатурка не выдержала, и мы полетели на пол.

– Какой ты неуклюжий, Сашка, – вздохнул Корнеев, вставая и поглядывая на стену. В штукатурке зияла круглая дыра.

От возмущения я поперхнулся, но всё же сказал:

– Завтра заделаешь!

– А что? Могу и сейчас… – Витька взмахнул было руками, но под моим укоризненным взглядом слегка смутился и заклинания не произнёс.

– По-нормальному заделаешь, – объяснил я. – Возьмёшь в институте цемента, песочка, и…

– Ладно, – сдался Витька. – Ретроград ты, Привалов… О! Пирожки! Это ты угадал.

Он уселся за стол, вытряс авоську. Подумал, протянув руку, вытащил из воздуха кипящий чайник, но заколебался:

– Эй, а может ты его хотел так принести… по-нормальному?

Махнув рукой, я уселся рядом. Спросил:

– Что ты так рано-то?

– А ты?

– Меня Янус напугал. Сказал, что…

– Неделя тяжёлая будет, – кивнул Корнеев. – Во-во.

– И тебе тоже?

Витька мрачно откусил половину пирожка. Спросил:

– Чего он темнит, а, Привалов? Может уже про Колесо узнал?

– Не исключено.

– Скандал… – радостно сказал Корнеев. – Нет, не похоже. Сашка, может, нас на овощную базу отправляют?

С минуту мы обдумывали и эту версию. Но все же решили, что по такому мелкому поводу директор нас запугивать не стал бы.

– Ладно, нечего гадать, – первым сдался Корнеев. – Слушай, я вот что подумал – с Колесом…

– Ну? – содрогнувшись спросил я.

– А если его остановить, когда все люди на Земле счастливы? Когда всем – везёт?

– Здорово, – признал я. – Вот только – когда? Разве так бывает?

– Ну, если объявить всему миру, что… э… в двенадцать ноль-ноль по Гринвичу, например, всем надо быть счастливыми и удачливыми.

Пришлось покрутить пальцем у виска. Корнеев фыркнул.

– Что смеёшься? Ну немножко-то можно потерпеть? Сесть с хорошей книжкой у окна, смотреть на красивых девушек. Или собраться большими компаниями, комплименты друг другу говорить, подарки делать!

– А тебя в этот момент комар укусит. Или у соседа труба лопнет, и потолок зальёт.

– Полагаешь – никак? – серьёзно спросил Витька.

– Угу. Нереально. Обязательно кому-нибудь да не повезёт.

– Потерпели бы ради большинства! – уже отступая высказался Корнеев. – Такая идея славная!

– Глупая твоя идея, Витька.

– Ладно. Допускаю – преждевременная! – Корнеев выхватил из-под моих пальцев последний пирожок и в запале помахал им перед моим лицом. Я с трудом удержался от того, чтобы облизнуться. – А если – не сейчас? Через десять лет, через двадцать? Когда уж точно можно будет добиться всеобщего счастья?

– А зачем тогда ещё и Колесо останавливать? Масло масляным делать? Знаешь… если уж люди станут счастливы, то мелкое невезение их не расстроит.

Это был ещё тот удар! Корнеев запнулся на полуслове, глотнул воздуха и скис. Положил пирожок на стол, поднялся, и, смерив меня обиженным взглядом, провалился на первый этаж.

– Витька, брось дурить, – позвал я.

Но Корнеев не появился. Обиделся…

Вздохнув, я налил себе хорошего, грузинского чая. Съел оставшийся пирожок и пошёл в холл. Телевизор был выключен… значит точно, один я на этаже. Включив новенький «Огонёк» и устроившись на продавленном кресле, я приготовился наслаждаться зрелищами.

Но знатоки меня разочаровали. Минут двадцать я смотрел, как Знаменский с Томиным расследовали кражу двух рулонов ситца на фабрике. Вроде бы всем уже было ясно, что главная воровка – замдиректора по хозяйственной части, женщина умная, но с большими пережитками в сознании, однако знатоки упорно это не замечали. Сообразив, что поймут они это лишь к концу второй серии, я тихонько выбрался из кресла, выключил телевизор, сполоснул кефирную бутылку и отправился спать.

Минут двадцать я честно пытался заснуть. Считал в двоичном коде от нуля до тысячи, вспоминал всякие забавные, хорошие истории, случавшиеся в институте на моей памяти – как Ойра-Ойра помогал Магнусу Фёдоровичу испытывать джинсы-невидимки, и какой конфуз из этого вышел, или как Кристобаль Хозевич решил-таки на «Алдане» принципиально нерешаемую задачу, но результат оказался принципиально непостижимым…

Подумав об «Алдане» и двух своих неумело сделанных дублях, шатающихся сейчас возле пульта, я загрустил. Они Володьке насчитают… так насчитают, что извиняться устану. А ведь можно часам к десяти всё закончить, а потом повозиться в своё удовольствие…

Додумывая эту мысль, я поймал себя на том, что уже не лежу в кровати, а приплясываю посреди тёмной комнаты, одеваясь. Ну и ладно. Нечего бездельничать. Не запугает меня Янус…

…Вахтёрша приоткрыла окошечко, когда я сбежал в вестибюль, и с лёгкой надеждой спросила:

– В кино пошёл, Саша?

– Нет, на работу… забежать надо на минутку… – виновато ответил я. Вахтёрша наша, Лидия Петровна, словно поставила своей основной целью следить за соблюдением трудового законодательства сотрудниками института.

На улице было холодно и пустынно. Чтобы не замёрзнуть, я пробежался до института и влетел в двери так энергично, что какой-то домовой, вытирающий пыль с прикованного у двери скелета, испуганно шарахнулся в сторону, а скелет попытался зажмуриться. Мне стало немножко стыдно, и я перешёл на шаг. Работа кипела вовсю. По второму этажу десяток лаборантов тащили самое настоящее бревно, облепив его, словно муравьи спичку. Я секунду постоял, соображая, не нужна ли ребятам помощь, как они собираются протащить бревно в узкую дверь, и зачем им это самое бревно нужно. Но лаборанты были такими шумными и энергичными, что я не рискнул вмешиваться и пошёл к себе, на четвёртый. У дверей электронного зала я секунду постоял, вслушиваясь, потом резко вошёл. Как ни странно, всё было в полном порядке. Первый дубль сидел за столом и что-то писал на бумажке. Второй, пристроившись у него за спиной, бормотал: