Совесть палача - Игорь Родин

– А что натворил?

– Набухались они с корешем и какой-то синявкой вокзальной в одном из подвалов, его потом на любовь потянуло. Кореш – в щи, синявка ещё держится. Он к ней. А та, хоть и не Анджелина Джоли, но с таким «Бельмондо» в близость вступать наотрез отказалась. Я себе представить не могу, кто вообще с ним в постель лечь может? Там такое чучело! Ему и за деньги-то не дадут! Разве что за бешеные. Так вот, он её ещё подпоил и давай настаивать. Она ни в какую. А у него либидо взыграло. Спермотоксикоз на фоне хронического недотраха. В общем, рубанул он её, как себя давеча бутылкой и давай на ней жениться. А когда слез, она уже остывать начала. Он ей гематому под черепом организовал, та на какой-то участок мозга надавила и отключила то ли дыхание, то ли стартёр к сердцу. Не помню, я не вчитывался особо. Потом они с дружком своим ещё сходили за одной, раздавили и он по второму кругу её оприходовал. Дружок тоже загорелся, полез и с удивлением понял, что вступил в интим с трупом. У него культурный шок, претензии, шухер и скандал. Тогда наш герой и его «розочкой» потыкал, да давай «плести лапти» в быстром темпе. Да только в подвале темно было, а он весь в крови оппонента выкрасился. Его патруль «тёплым» и взял. И по горячим следам в подвал. А там дружок ещё живой. Грязно он сработал, не добил, киллер комнатный. Менты дружка в оборот и очень быстро и технично его раскрутили, как там и что было на самом деле. Не свезло моему клиенту. Дружок показания дал, а ночью ему поплохело, что-то там врачи недоглядели, он «ставни и закрыл». Вот тогда и вышла нашему Казанове расстрельная статья. Кстати, вот ему я до последнего решение по его прошению о помиловании не объявлял. Всё по правилам, и оно того стоит. Посмотрю завтра на его морду лица.

– Сказочный долбоёж! – засмеялся Петя. – А ты говорил, маньяков нет! Вон и некрофилия и серия!

– Именно. Как говорится, вообще странно, что люди тонут! И вот такими упырями у меня почти вся «зона» укомплектована. Спецконтингент, мать его! Говнари и обрыганы на девяносто пять процентов. Сплошь мизерабли и моральные калеки, даже те, что из элит всех сортов. Каждый считает себя пупом земли, никто не то, что меняться не хочет, он саму мысль об этом считает ниже своего великого чувства собственной важности! И откуда они все повылезли, Петь? Ведь раньше, помнишь, когда мы сами маленькими были, всё ж спокойно было! Гуляли допоздна и не боялись. Никто водку в песочнице не «жрал». Да что там, стаканы гранёные из автоматов на улице не воровали! А если и брали попользоваться, так потом на место приносили! Куда всё ушло?

– Это точно! – Петя пригубил свой бокал до половины. – На подъездах домофонов и замков не было, так и не ссал никто! Соседи все друг друга знали! Велосипеды на площадке стояли без страха быть сворованными! Ключи от квартиры под коврик клали!

– И так всё изменилось за двадцать лет! – я горько вздохнул и тоже вытянул сигарету из пачки.

– Так раньше и милицию уважали! Вспомни! А сейчас полицейских на общих основаниях отбуцкать могут на голубом глазу.

– Так они и сами недалеко от маргиналов ушли. Ты посмотри вокруг! Иной раз идёшь и сомневаешься, полиция это или гопота в форме! – я выпустил первую сладкую и плотную струю сизого дыма. – Да ладно! Чего там говорить! Кто виноват? И что теперь делать? Не дают ответа!

– Так президент всё видит! Смотри, сколько у тебя работы! Борьба пошла нещадная…

– Не, это тебе кажется. Оно волнами идёт, никогда не угадаешь, тучный будет год или тощий. Да и конъюктуры полно. Вон пошла волна борьбы с коррупцией, так теперь всех подряд грести стали и втыкать на всю катушку. Бей своих, чтоб чужие боялись. Президент себе к выборам рейтинг делает, а головы летят!

– Лес рубят, щепки летят, – философски подметил Петя.

– Так в том и засада, что мне эти головы и приходится рубить. В прямом смысле! А я уже устал. Меня изнутри уже всего выжгло. У меня мозги закипают, стоит чуть задуматься! Я каждую ночь до зари уснуть не могу! Гоняю эти мысли против воли и отключаюсь на пару часов. Как в болото чёрное, без сна. И встаю уже вымотанный.

– Выпьем! – преувеличенно бодро предложил Петя.

Мы выпили. Пожевали жёстких, как картон анчоусов. Покурили. В разговоре возникла пауза, но нас она не смущала. Наша дружба была глубока, и погружение в такие пучины молчания было для нас делом привычным. Это как паузу на плейере поставить. Разговор мог продолжиться спонтанно и непринуждённо в любой момент, словно перерыва совсем не случилось. Потом неожиданно зазвонил Петин телефон, и он вступил в диалог со своей благоверной, решившей проверить, как там протекает трудовой вечер пятницы. Судя по всему, она его «выкупила», потому что он долго мурлыкал, а потом и блеял, пытаясь успокоить нескончаемый поток живительных «люлей», который она вкручивала ему в ухо, как тупое сверло. Я успел опорожнить ещё два бокала и выкурить пару сигарет. Пиво раздуло мне весь желудочно-кишечно-мочевой тракт и тяжёлой плитой опьянения поднялось в голову, как грузовой лифт. Оно давило на сознание, туманило и набивало звенящей ватой уши. А ещё пузырь неожиданно кольнул, напоминая о том, что пора бы слить отработку.

Я побрёл в сортир и долго мочился в белый фаянс унитаза. Низ живота будто сдавило сферическими тисками. И хоть нужда была огромной, моча почему-то выливалась тоненькой слабой неубедительной струйкой, норовя оборваться, переходя в капель. Я тужился до рези, пыхтел и опирался ладонью о стену, чуть покачиваясь, устав и теряя равновесие. Видимо, у меня что-то с простатой. Странно, до сорока мне ещё два года. Да и к женскому полу тяга моя заметно упала в последний год. Что-то нехорошее со мной происходит. Разваливаюсь на ходу. Нервы, нервы…

– Жена? – деловито уточнил я у раздосадованного Пети, когда вернулся.

Он раздосадовано кивнул, нервно перемалывая сухари. Умела она вывести Петюню из равновесия. Теперь он может психануть и поехать по бабам. Только я теперь ему уже не попутчик. Давит пиво на мозг и ничего уже не хочется, кроме как упасть в кровать и перманентно помочиться.

– Ты-то когда женишься? – решил не развивать скандальную тему Петя и перевёл разговор на меня.

– Не знаю, – честно пожал я плечами. – Раньше условий не было. А теперь и желания нет. Перегорело это всё. Супруга, дети… Где я и где семейный очаг с его борщами, тапками и уютом? Не, мне и одному хорошо. Я одиночка. Как ты верно подметил, я – оголтелый социопат и махровый мизантроп. Я всех ненавижу, презираю и не уважаю. Мне доставляет удовольствие морально убивать людей. Наверное, я недалеко ушёл от своих клиентов.

– Жаль, что убивать их физически тебе не приносит радости, – не подумав, ляпнул Петя. – Это бы многое упростило…

Я долго вглядывался в его лицо, пытаясь понять, спьяну он так брякнул, пошутил или действительно так думает. Петя сначала не заметил моего пристального гипноза, потом заёрзал, забегал глазками.

– Извини, – наклонил он повинную голову и ободряюще хлопнул меня по плечу.

– Дурень ты, – простил я Петю. – Если б я любил убивать, ты б со мной тут пивко не сосал. Не за это мы с тобой друг друга любим…

– Это так, братушка, это верно, – засуетился Петя, нащупывая не глядя очередную «сиську», начиная открывать и наполнять бокалы вновь, спеша перевести тему: – Вот давно хотел уточнить, как так получается?

– Что?

– Как в тебе это всё уживается в одном флаконе?

– Не понял?

– Ты же мизантроп. Ты не любишь людей. По сути, они должны быть тебе глубоко параллельны и даже отвратительны. Значит и «мочить» их можно, как паршивых овец, без переживаний и самокопания. А ты при всём том умудряешься так загрузить себе башку, что убив урода, не спишь потом ночами.

– Ты думаешь, мне их жалко что ли? – я удивился и даже остановил руку с полным пивом бокалом. – Жалко, это когда мышь нечаянно раздавил, хоть и не собирался. Просто смерть мыши я как-нибудь переживу. Даже если придётся в неких обстоятельствах её прибить нарочно. Будет неприятно, но терпимо. А вот человек, это другое. Какой-то внутренний стопор у меня стоит. Запрет. Табу. Не знаю, откуда он взялся, от воспитания, образования или такой уж я родился, но вот мой внутренний цензор и контролёр всегда вопит: «Нельзя!». Даже не знаю, с чем сравнить. Ты-то сам как? Убил бы, коли было бы тебе такое задание?

– Ну-у-у, – задумался Петя, наморщив лоб. – Тут так сразу не скажешь. Убил бы. На войне ж вон убивают десятками. Или вот если б такой маньяк мою Лизку…

Он пьяно сморщился, уйдя внутренним взором в ту картину, которую сам себе нарисовал. Скрипнул зубами. И я понял, что Петя «накидался».

– Тут бы я без сомнений порвал бы на тряпки любого…

– Нет. Это всё не то. Того, кто лично тебя так осиротил, ты убьёшь в порыве чувств и будешь для себя прав до последнего вздоха. Тут тебя даже отец Сергий не переубедит, что ты сильно согрешил. А на войне, там тоже всё понятно. Или ты, или тебя. Или свои тебя «замочат», если во врагов стрелять откажешься. А когда это твоя повседневная работа, когда твоё право убивать узаконено, причём не твоего личного врага, а некоего постороннего дядю…