Деревня дураков (сборник) - Наталья Ключарева

Гаврилов щелкнул выключателем, и отец Константин увидел место, где ему предстояло служить неведомо сколько лет. Небольшое пространство храма было перегорожено строительными лесами.

– Прежний батюшка ремонт собирался делать, – пояснил Гаврилов. – Да не успел. Прошлой осенью помер. Благодатный был человек, но в текущем моменте разбирался слабо. По причине преклонных лет. Так что я на вас – молодых да ранних – большие надежды возлагаю. Как говорится: нас ждут великие дела! Но и враги не дремлют! Надо держать ухо востро! Правильно я рассуждаю?

– Простите, я что-то не понял. Какие враги?

– Как это какие?! – вскричал церковный староста Гаврилов, и эхо унесло его возмущение под самый купол. – Католики, жиды, либералы, экуменисты…

– В Митино много экуменистов?

Гаврилов досадливо отмахнулся и хотел продолжить, но отец Константин не дал.

– Знаете, – тихо сказал он, – я думаю, в русской деревне один враг – пьянство. А еще – человеческая глупость и злоба.

– Ну, это же совершенно недальновидно, – обиделся Гаврилов и стал торопливо прощаться; Клавдия Ивановна, все еще переживавшая разговор о пришельцах, не возражала.

Когда они ушли, отец Константин выключил свет и какое-то время стоял в темном храме один.

Вернувшись в сарайчик, он хотел все-таки выпить чаю, но обнаружил, что Гавриловы на обратном пути прихватили все свои припасы. Отец Константин открыл дневник, посидел над пустой страницей и, ничего не придумав, лег спать.

Зато пенсионер Гаврилов, заперев в буфет сэкономленную заварку и сахар, достал заведенную еще вчера тетрадочку «Досье» и сделал в ней новую запись:

«Не видит дальше своего носа. Погружен в мелкобытовые проблемы. Не сознает опасности экуменистической и католической ереси».

В «Досье» уже было зафиксировано посещение Любки. Гаврилов перечитал, наслаждаясь изысканностью своего слога:

«Посетил дом блудницы раньше, чем дом Божий».

Искусанный слепнями, исполосованный осокой, испеченный солнцем, Митя возвращался домой. У столба с табличкой «Митино» он остановился, вынул из кармана блокнот, в который заносил важные мысли, и впервые в жизни записал туда нечто, совсем не касавшееся законов исторического процесса:

«Цветущие липы пахнут, как счастье!»

– Прогуливаетесь? – произнес у него над ухом вкрадчивый голос, и Митя, вздрогнув, выронил ручку.

Перед ним стоял невысокий, всюду круглый человек: шарообразная лысина блестела в лучах заката, розовело и лоснилось упитанное лицо, волновался под пиджаком похожий на глобус живот.

– Вы бы лучше один не ходили, – озабоченно посоветовал он. – Тут неподалеку опасные психи живут без всякой охраны. Мало ли. Полоснет бритвой – с него и не спросят. А вы, значит, новый учитель? Очень приятно. Мой оболтус будет у вас в 11-м классе. Круглый отличник, между прочим, Васенька Гаврилов. Вы уж его, если что, не забудьте на экзаменах? Подмигните там, где следует? Хорошо?

– Поживем – увидим, – пробормотал Митя и с тоской оглядел поля, к которым уже начал привыкать.

Покой ушел из окружающего мира, как вода из разбитой чашки. Под каждым кустом, в каждом трепетном перелеске мерещился теперь Мите сумасшедший с бритвою в руке.

– Вот и ладненько, – промурлыкал пенсионер Гаврилов и безмятежно покатился восвояси. – Вот и договорились.

Глава пятая

Мальчишки

Пятиклассник Илья Сергеич проснулся от оглушительного двухголосого писка. Не открывая глаз, Илья Сергеич вместе с одеялом съехал на пол, дошел на четвереньках до окна и высунулся наружу. Только тут он нехотя разлепил ресницы и увидел Ваньку и Витьку, усердно дувших в пикульки из акации.

– Выйдешь? – крикнули они хором.

– Щас, – зевнул Илья Сергеич и яростно почесал комариный укус на локте.

Из расчеса засочилась белая сукровица, а следом за ней выглянула алая капля. Илья Сергеич попытался ее слизнуть, но – сколько ни тянулся – достать не мог, не хватало каких-нибудь сантиметров.

– Что, сердечный, локти кусаешь? – спросила сидевшая на высокой кровати старушка Евграфовна, прабабушка пятиклассника. – Иди лучше завтрака поешь, там тебе на столе оставлено.

Илья Сергеич мигом смекнул, что взрослых дома нет, кроме Евграфовны, которая не считалась, так как не умела слезать с постели, а значит, можно избежать сразу двух утренних зол: умывания и манной каши.

– Ты, баушка, не забыла, – на всякий случай напомнил он, – я больше не Илюша, а Илья Сергеич? Пятиклассник.

Евграфовна расплывчато улыбнулась. Илья Сергеич натянул свои неопределенного цвета шорты, отхватил от обеденного батона обе горбушки – преступление, каравшееся со всей строгостью семейного закона, – набил карманы сахаром и выскочил на двор.

Ванька с Витькой были мрачны.

– Пока ты там чесался, к нам Минкин пристал, – сообщили они.

Трехлетний Минкин, цепко держась за Витькину штанину, решительно глядел из-под панамки, готовый отвоевывать свое место в этом суровом мужском мире.

Конечно, поспевать за большими мальчишками Минкину, который еще не говорил, было тяжело, и каждый день оборачивался чередой горьких обид и разочарований. Особенно с тех пор, как Ванька, Витька и Илья Сергеич перешли в пятый класс и дружно решили, что водиться с таким соплёй – ниже их достоинства. Но выбора у Минкина не было. Не со старухами же на бревнышке сидеть!

Посовещавшись, они решили сгонять на разведку к психовке. Минкин был оставлен на стрёме в придорожных лопухах, а пятиклассники с великими предосторожностями полезли через забор, хотя калитка была не то что открыта – снята с петель и валялась тут же в крапиве.

Елозя животами по росистой траве, они подползли к самому дому и затаились. В этот момент внутри что-то с грохотом упало и покатилось по полу. Любка невнятно ругнулась. Пятиклассники вжались в землю.

– А мозговые болезни заразны, – прошептал Витька. – По телику слышал.

– Тише ты! – шикнул Илья Сергеич. – Щас как выпрыгнет. И на тебя начихает!

– А тебя в губы поцелует!

– А тебя в гланды лизнет!

– Заткнитесь вы! – зашипел Ванька, дико вытаращив глаза.

Они затаились и прислушались. Любка ходила по дому, пела, бормотала и, судя по мерному топоту, еще и приплясывала. Скрипели старые половицы. Истошно вопили галки, обдирая с психовкиной крыши толь.

– А тебе в рот слюней напустит! – выдохнул Витька и тут же получил локтем в бок.

Любка подошла совсем близко к окну. Погремушка, с которой она не расставалась, громыхнула почти у них над головами. Любка оперлась на подоконник, булькнула горлом и вдруг со всей мочи грянула:

Пришла курица в аптекуИ сказала: «Кукареку!Дайте мази и духовДля приманки петухов!»

Зажав рты ладонями, мальчишки беззвучно затряслись. Первым не выдержал и гоготнул покрасневший от натуги Витька. Тут же с облегчением заржали в голос Ванька и Илья Сергеич.

– Ба! Да у нас гости! – обрадовалась Любка и свесилась из окна.

Но пятиклассники уже вылетели в калитку, совсем забыв, что договорились уходить огородами, чтобы отвязаться от Минкина.

– Психовка! Психовка! В голове шпаклевка! – на бегу выкрикнул Илья Сергеич и даже умудрился запустить камнем в психовкин дом; правда, не докинул.

Они помчались по главной улице, преследуемые сурово сопящим Минкиным, и отдышались только в церковном дворе, в тени запертой на замок колокольни.

– Там черт живет, – сообщил всезнающий Витька. – Сам видел.

– А Человека-паука ты не видел? – презрительно спросил Илья Сергеич.

– Я всех видел, – неопределенно соврал Витька.

Сарай отца Константина был открыт, но внутри никого не было. Пятиклассники нерешительно помялись на пороге, соображая, как воспользоваться отсутствием хозяина. Первым, к страшной досаде Ильи Сергеича, опять оказался Витька.

– Старый поп Михей, – таинственно сказал он, – где-то тут сокровище запрятал.

– Какое у него сокровище, – усомнился Ванька.

– Штопаные носки! – съязвил Илья Сергеич.

– Дураки! Он оттого и бедный был, что все деньги на жемчужину потратил!

– Жемчужину? – ахнули пятиклассники, забыв раздоры.

– Я когда отцовской дроби наглотался, – начал Витька, наслаждаясь всеобщим вниманием, – меня бабка в церковь таскала, святой водой отпаивать, так как доктор запил.

– Ага, это они дядь Вову в армию спроваживали, – вставил Ванька. – У меня тогда батя чуть в печке не сгорел.

– Так вот. А старый-то поп прямо в церкви и рассказывает. Мол, раньше у меня полным-полно всего было. И жемчуги, и доллары, и тачки. А потом, говорит, один барыга показал мне самую прекрасную в мире жемчужину. И я всё-всё распродал, что у меня было, и ее купил.

– Ну и?

– Я так думаю, здесь припрятал. Больше-то негде.

В следующие полчаса, строго наказав Минкину дежурить у ограды, пятиклассники перерыли весь сарай, простучали стены, заглянули даже в умывальник – и ничего интересного не обнаружили.