Подозрительные предметы - Святослав Иванов

Пытался ли водитель завести задушевную беседу?

Ехать было недалеко (хотя пешком там идти минут двадцать), так что на долгий разговор времени просто не хватило бы. Но да, он действительно попытался.

Какие темы были затронуты?

Откровение Иоанна Богослова, засилье черножопых, состояние внешней политики РФ, планы Сони на выходные. Соня этих тем не поддержала и, расплатившись, вышла из машины и пошла домой.

Сколько денег получил таксист?

Сто рублей.

Что произошло, когда Соня пришла домой?

Она как обычно вошла, зажгла свет, сняла обувь и пальто, прошла в комнату и свалилась на диван лицом вниз. Некоторое время полежала так, перебирая события дня. Затем прошла на кухню, где заварила себе чаю, некоторое время попила его и, не допив чашки, пошла в ванную, умылась, почистила зубы, погасила везде свет и легла спать.

И что, неужели это и был тот занимательный случай, что с ней произошёл?

О нет. Когда она легла спать, она долго ворочалась – давало о себе знать лёгкое опьянение, после которого Соне всегда спалось ещё тяжелее, чем обычно в постели (будь она в поезде, в кафе или на работе – она бы уже спала). Ей не давала покоя мысль об открытой двери.

О какой-то конкретной открытой двери или о некоей абстрактной, всеобщной Открытой Двери?

Да нет, это была простая открытая дверь, вполне конкретная. Дверь в дверь с её квартирой располагалась другая, двухкомнатная. И там была открыта дверь – Соня заметила это, когда возвращалась домой, отпирая свою дверь.

Не слишком ли много слова «дверь»?

Возможно, но так или иначе это слово только и крутилось в Сониной голове. Поначалу она не придала значения этому вполне обыденному обстоятельству, но теперь оно заняло все её ворочающиеся мысли.

Была ли дверь открыта только вечером? Или утром, уходя на работу, Соня тоже видела, что дверь открыта?

Ей это было вовсе даже не известно – и это подогревало интерес.

Знала ли она человека, живущего в этой квартире?

Въехала она недавно, и познакомиться с ним ей не представлялся случай. Хозяйка квартиры о жителе (жителях) той квартиры ей ничего не говорила. Стало быть, никто этакий особенный там не обитал.

Удалось ли Соне побороть тревожные мысли и погрузиться-таки в блаженный мир грёз?

Нет. Она встала, набросила халат, надела тапочки и пошла посмотреть, что там за дверью.

В квартире был включён свет?

Нет, там было темно. Соня нащупала выключатель.

И что же она увидела?

В квартире явно никого не было. Соня прикрыла за собой дверь и прошлась по комнатам – они были заметно захламлены, но никаких следов кражи или какого-то иного вторжения не было.

Как была обставлена квартира?

В ней явно жили несколько поколений семьи, но теперь оставался только один человек – неряшливый молодой мужчина. Он спал на диванах в двух разных комнатах – одна была вроде как «спальней», другая – вроде как «гостиной», но эти функции комнат давно размылись. Там и тут были видны какие-то грязные тарелки и чашки с засохшими чаинками, по углам притаились клочья пыли. Вместе с тем это жилище выглядело почему-то достаточно свежо – неясно, что именно создавало такое впечатление (фотографии ли, нарочито небрежно развешанные по стенам, а в одном месте даже на тянувшуюся через комнату верёвку; или, быть может, дорогие массивные колонки). Жил здесь явно человек европейский – такой, кого в прошлом веке назвали бы «продвинутым». Картину вершила вытянутая трубочка со скромной горкой пепла в чубуке – пепла едва ли табачного.

Почему Соня не покинула квартиру?

Она увидела аквариум, и включила в нём свет. За ним явно давно не ухаживали – вода слегка зацвела, – так что она решила покормить чудом не передохших рыбок. Она на столе у аквариума какую-то распечатку и машинально стала её читать.

Что это был за текст?

Это была художественная проза, написанная и распечатанная спешно – текст располагался на бумаге криво, были заметны опечатки. К тому же, это была распечатка без начала и без конца текста (будь то рассказ или глава романа). Строго говоря, это были всего лишь несколько страниц, откуда-то вырванные.

И что там был за сюжет?

Некий пожилой мужчина (имя его менялось по ходу текста), сопровождал юношу, от имени которого велось повествование (возможно, между ними была родственная связь), на чердак, где была оборудована целая лаборатория: полки, забитые стопками бумаг, какие-то приборы и пробирки. Вроде как старик сам построил эту лабораторию в тайне от родных, прорубив путь на чердак в потолке собственной комнаты. Главным плодом его работы был телескоп, вставленный в дыру в потолке.

– Моя конструкция, – с гордостью сказал он, смахнув слой пыли с неуклюжего деревянного корпуса телескопа. – Я провёл за изучением звёздного неба сотни и тысячи вечеров. Иногда мне кажется, что вся моя жизнь состояла только из этого. Никто об этом, конечно, не знал, и я не хотел, чтобы кто-то узнал, но всякому секрету суждено когда-то быть открытым, иначе какой же это секрет.

Потом он включил свет над ещё одним большим столом, напоминавшим те, над которыми с тревожным видом склоняются офицеры-киногерои; в мирное время такой стол сошёл бы за бильярдный или покерный.

Он достал из шкафа ватманский лист с нанесёнными на него сотнями мелких пометок, и пригласил меня взглянуть на него. Когда я наклонился над бумагой, я понял, что это – карта звёздного неба. Вернее, я не мог сказать об этом со всей уверенностью, так что скорее это просто был огромный лист с отмеченными на нём точками с подписями, обозначающими звёзды. В каких-то местах их связывали тонкие карандашные линии.

– Я знаю, что ты хочешь сказать: дескать, ну и чем ты меня удивить захотел? Всё это изучено и так. Справедливо, я и сам ещё совсем недавно считал, что это так. Но в результате многолетних исследований мною была выработана гипотеза, которая открывает нам глаза на многие вещи, которых мы не могли понять десятилетиями. А ведь это так просто!

Где-то слышал, что в таких ситуациях нужно проявлять особенную учтивость. Я деловито сцепил руки за спиной и принял такое выражение лица, будто прислушиваюсь к словам старика. Случайно увидев себя в тусклом зеркальце, я подумал, что мне в этот момент к лицу было бы пенсне.

Старик, впрочем, заявил, что рассказывать ничего не будет, а просто покажет на пальцах. Он достал из ящика несколько толстых разноцветных маркеров. Подмигнув мне, он взял красный маркер и аккуратно соединил ряд звёзд – так, что получилась неровная линия, пересекающая небосвод по диагонали.

– Ничего не напоминает? – с игривой интонацией сказал он. Я покачал головой, на что он ответил: – Ясное дело, пока ничего. Смотри дальше.

Он взял зелёный маркер и провёл похожую линию перпендикулярно первой. Между ними сверху вниз пролегла линия серого цвета.

– Всё ещё не понимаешь?

– Нет.

– Эх ты! Пространственного мышления тебе не хватает, вот что. Ладно, сдаёшься?

– Сдаюсь.

Тогда старик взял коричневый маркер и аккуратно начертил в центре окружность. Я ахнул (может, я и не издавал звуков, но ощущение было как раз такое: ах!) и присмотрелся к карте: около каждого названия звезды рядом совсем уж маленькими буквами были приписки: «Университет», «Парк культуры», «Аэропорт».

– Теперь понял? – старик выдал мне несколько маркеров. – Дальше сам, если не дурак.

Я старательно начертил оставшиеся линии – получается, карта звёздного неба была искажённой, но сохраняющей свои основные очертания картой московского метро.

– Ботанический сад, Свиблово, Бабушкинская, Медведково, – старик закончил проверять оранжевую ветку. – Малое Медведково, Большое Медведково… Я всего-то лишь открыл новое созвездие, но зато оно вобрало в себя множество старых. Я назову его Созвездием Осьминога.

Я посмотрел на стол – действительно, на звёздном небе лежал кривоватый, уродливый, но по-своему обаятельный осьминог. А мы сами находились в его голове – какую бы систему координат ни признать за основную.

Дальше текст уходил совсем в другую сторону – герой обращался к каким-то воспоминаниям – а потом снова вроде бы выворачивал на тему созвездия Осьминога: вроде бы, согласно сюжету, с древнейших времён вся концепция города Москвы была согласована с неким полуязыческим тайным орденом, так или иначе манипулировавшим властями России. На самом интересном месте текст обрывался.