Магадан — с купюрами и без - Владимир Данилушкин

Мобилу, благодаря сыну, я менял уже три раза: он приобретает себе один аппарат за другим, старую модель — не на помойку же — отцу. Только попривыкну, в какие кнопки тыкать, опять обновляет. А мне обидно, один раз научившись, переучиваться, осваивать новую модель с нуля. Нулей не напасешься. Первую модель передарил матери, а мне посвежее. Оно и хорошо, но как мне в третий раз запоминать все символы и порядок манипуляций? Инструкцию зубрю — книжку в палец толщиной. А я ведь и будучи школьником, никогда зубрежкой не занимался, и навыка у меня нет.

В жар бросает от 11-значных телефонных номеров. Я ж гуманитарий, не с циферками, а с буковками всю жизнь имею дело. Но, говорят, можно и зайца выучить спички зажигать. Постепенно кое-какие номера, набив оскомину, запомнились сами собой и теперь всплывают в памяти, подобно немецким словам, которые учил в шестом классе, сидя за одной партой с девочкой Надей Адамовой. Из незнакомого города позвонила она 52 года спустя на мобильник, под самый Новый год, будто и не расставались. От Интернета не скроешься нигде. Дети, внуки и один звонок за пять минут до новогодних курантов, шампанское никак не открывается — подделка, что ли? Ну что я, разве не напою шампанским подружку детства, хотя бы и по телефону? А ее говорок узнал, хотя прежде никогда не общались за три тысячи километров.

Знаю, не связисты затеяли страну на цифру посадить. Налоговики были первыми. Помню, как при малейшей торговой активности было велено ставить кассовые аппараты, даже в такси, Потом хватило ума отменить. Внуку для игры кассовый аппарат достался от его тети, разочаровавшейся в артбизнесе. Кстати, он 14 февраля родился — в один день с телефонным аппаратом, 126-ю годами позже. Он же — день святого Валентина — всплеск телефонного и всякого общения молодого населения.

В банковских бумагах приходилось вписывать 20-значные номера. Всего 60 цифр. Пока налог за автомобиль заплатишь, мозг вспотеет. Штирлицев хотели из нас наделать, что ли? И ведь есть среди магаданцев такие, что помнят всю бытовую цифирь наизусть, как и номер общегражданского и загранпаспорта. Один специалист между делом объяснил в очереди, что таким количеством цифр можно поименовать каждую клетку тела каждого жителя планеты. Даже те, что отмирают. Неужели, подумалось, каждую клетку хотят заставить платить налог? Да еще чтобы каждая клеточка обзавелась мобильным телефоном…

А у меня на любые цифры фобия. Боюсь астрономии: напоминает о конце света. Солнце погаснет, и настанет абсолютный нуль, похожий на всеобщее безденежье. Когда гиперинфляция была, с ума сходил: за два месяца спустил миллион отпускных рублей: как раз совпало — мать хоронил. Та у меня цифирь любила беззаветно — поскольку бухгалтер. Иной раз до сумасшествия искала посреди глухой ночи потерянную в дебрях годового отчета копейку. И когда находила, на десять лет молодела от радости. Ходит по дому, напевает, ведь других причин для радости у нее, считай, и не было.

Но и ей обильные числа, мне думается, навевали мысли о каторге и ссылке. Отец у меня из этого же сословия, главбухом в строительных трестах служил. Любил в застолье петь «…По диким степям Забайкалья». Отсидел шесть лет.

Но за неправильно набранный 11-значный телефонный номер вряд ли последует столь суровое наказание. Разве что напорешься на грубость. Впрочем, тоже хорошего мало, вышибает из колеи.

Сын и малышу своему купил мобильник: внук дорос до первого класса, появились элементы автономной жизни. Игрушечный мобильник с сигналами сирен и тарабарскими речами у него был уже в годовалом возрасте. Так что не сплошал, в мгновение ока освоил фотокамеру мобильника, запечатлел в парке кокетливую ровесницу и поместил милое личико на заставку. Она ему потом подарила батарейки. Периодически звонит бабушке, спрашивает, как дела, когда пойдут гулять. Хорошо дела. Наверное, скоро созреет для второй фразы по телефону. Он и с диктофоном так же общается — включит и молчит. Потом слушает, удивляется, что ничего не записалось.

Следующая его мечталка — портативная рация. И он получил переговорное устройство от Деда Мороза и мамы. Теперь бы отыскать сообразительного партнера для разговоров — в радиусе трех километров. Да и аккумуляторы — не просто их заряжать: надо засечь и помнить, когда пройдет семь часов.

Потом я расскажу Игорьку про стереотипера. Тот возвращался с ночной смены после печатания тиража газеты, в редакции которой я тогда работал. Он был превосходный звукоподражатель, не только воспроизводил голоса птиц, зверей, но и шумы разных механизмов и устройств. В темном переулке молодого крепыша припутало несколько горячих парней — то ли хулиганы, то ли что. А он достал из кармана на ладонь пачку сигарет — словно портативную рацию, такие уже были на вооружении в милиции, и принялся разыгрывать отчаянный мини-спектакль, будто бы он милиционер в штатском, связался с отделением и сообщил о нападении, и воронок уже мчится на место происшествия. Все правдоподобно — щелчки, треск, даже завывание сирены. Парнишечки тут же ретировались.

Я расскажу об этом случае исподволь, ведь надо прежде растолковать, что такое типографский сплав — из олова и свинца, стереотип, линотип, печатная ротационная машина, а то он не поймет юмора этой бытовой истории.

Говорят, лишних знаний не бывает. Я тоже так полагал. А ведь в пятидесятые годы учился считать на механическом арифмометре «Феликс», когда приходил к маме в бухгалтерию. Такой аппарат теперь вряд ли где сыщешь. Трещал он — аж уши закладывало. Потом к нему электродвигатель пристроили.

Когда компьютеры появились, у них матричные принтеры такие же шумные. Похоже, как по зубьям металлической расчески проводишь металлической линейкой. Теперешние лазерники шумят не громче чем дождь за окном. Компов я загнал уже с десяток, какие-то пришлось передать в дом инвалидов, а один — пристрелить.

В школе нас учили вычислять на логарифмической линейке. Сохранилась такая в жизненных бурях, благо, что места почти не занимает. Изготовлена из дерева ценной породы, аромат как у карандашей кохинор, любовно инкрустирована искусственной слоновой костью. Аккуратные риски, стеклянный бегунок. Сохранилась наряду с виниловыми пластинками, фильмоскопом и игровой приставкой к телевизору. Хочу постепенно продемонстрировать все это внуку. А еще купить керосиновую лампу, с какой бабушка читала мне сказку о попе и Балде.

Малыш, кстати, уже высказывался о моей пережившей свой век портативной пишущей машинке: мол, лучше компьютера. А почему? Не глючит! Пачка копировальной бумаги в глазах мальчика — вообще богатство.

Он заполучил для игры и устаревший телефонный аппарат с диском. Сколько раз, бывало, менял я и сносившийся диск, и трубку. Долго рассказывать, каким в свое время богатством и мерой престижа был телефон: нам первым протянули воздушку в новом микрорайоне, и на блокираторе мы насиделись пятнадцать лет, это когда твой сосед говорит, у тебя отключается. У некоторых особо нуждающихся был еще ночной телефон: можешь говорить в вечернее время, а днем какая-нибудь контора борется за промфинплан.

Когда мы получили нормальный, не блокированный телефон, много раз случалось так, что днем, когда приходишь с работы пораньше, не можешь никуда дозвониться. Кто-то неведомый перехватывает ресурс. Иной раз доставали из почтового ящика счета за междугородные разговоры, явно не наши. Просили связистов разобраться, те отмалчивались, а несколько платежек разрешили проигнорировать.

В начале 90-х американцы понаехали — учить нас свободе слова и толерантности, и понять не могут, как с нашим диковинным аппаратом обращаться. Жмут на цифры диска. Никак не дойдет, что надо палец вставлять и вращать. А ведь номеронабиратель, как и вообще телефон, изобретен в Штатах.

Аппараты прошлого века проще были, доступней. Если неразборчива речь, треск — меняешь угольный микрофон, и порядок. Сам зачищаешь контакты, ставишь параллельный аппарат, меняешь провод, перекушенный кошкой.

А сколько телефонных трубок пало смертью храбрых во времена повального увлечения конструированием карманных радиоприемников! Что-то я не слышу про теперешних самодельщиков, все стали пользователями. Не приходит в голову, что можно залезть внутрь устройства, что-то поменять. Собственно и у меня такого желания теперь не возникает. Слишком все усложнилось.

Когда мой сын только осваивал осмысленную речь, я купил ему игрушечный телефон с батарейками, который мы брали в первый свой отпуск в Гагру. Провода запутывались в лавровых зарослях, и мы грезили о беспроводной связи.

Малыш от души веселился, когда я имитировал неразборчивую речь по телефону:

— Батарэю у менэ прорвало.

Помню, как многие радиотелефонами обзавелись, уже в перестройку. На тринадцатом километре, грибы собирая, звонишь, а параллельно квартирная трубка действует. Можно с сопки доложить, у какого куста находишься. А если принимаешь на грудь, то видна ли, говоря по-армейски, грудь четвертого человека. Но в таких случаях обычно в финале надобится содовый телефон.