Цели и средства - Gamma

Дора поливала аконитом герань.

— Она волшебная, ей ничего не будет, – примирительным тоном добавила она после признания, будто кого‑то на самом деле волновал этот дурацкий цветок.

Андромеда старалась сдержаться – что толку сотрясать воздух, если уже ничего не исправишь. Пыталась только узнать все из тех же книг, как не передать ликантропию ребенку, но книги не сообщали ничего вразумительного.

Она сорвалась, когда Доре стало хуже. Когда обычное утреннее недомогание сменилось постоянной тошнотой и беспричинными слезами. Дора почти ничего не ела, осунулась, и Андромеда испугалась, что это верный знак болезни ребенка.

Она почти не помнила, что наговорила тогда Рему. Кажется, о безответственности, и эгоизме, и что‑то еще… Он выслушал молча, вышел, вернулся уже в дорожном плаще, сказал, что Дора спит и будить ее он не стал. Андромеда кивнула.

Вернулся он через четыре дня. Четыре дня напряженного молчания, когда дом казался пустым. Тед ушел раньше, едва началась принудительная регистрация магглорожденных, он не знал, что у Доры будет ребенок, теперь Андромеда была рада этому, а то надумал бы еще вернуться. Пока что с ним было все в порядке, он слал весточки. Его патронус появился на второй день, Дора вылетела из комнаты, волосы ее на глазах розовели, она остановилась, как вкопанная, выслушала, что у папы все хорошо, и вернулась к себе, посеревшая, сникшая. Она несколько раз пыталась наколдовать патронуса сама, Андромеда слышала ее жалобное «Экспекто патронум», но, видимо, ничего не получалось. О помощи она не просила: послать весть, не зная, где адресат, можно только любимому человеку.

Вечером четвертого дня Рем аппарировал у изгороди. Андромеда увидела его в окно, и Дора тоже – в коридоре раздался грохот, хлопнула входная дверь. Когда Андромеда вышла, они уже стояли в гостиной, оба. Дора вцепилась в его плащ обеими руками, плакала и, кажется, ругалась. Рем поверх ее ярко–розовой макушки посмотрел на Андромеду и спокойно сообщил, что три дня отрывался от слежки упиванцев, навестил Гарри и вернулся, потому что двум женщинам, одна из которых беременна, небезопасно оставаться без присмотра. Тогда Андромеда впервые почувствовала присутствие того, другого. Которого боялась и которому была обязана жизнью дочери.

Дора осталась жива чудом, а вернее – Андромеда была вынуждена это признать – из‑за своего упрямства. Она не должна была выжить после такой кровопотери. Она не должна была восстановиться после такой серьезной раны. Но она не пила аконит – и живучесть оборотня помогла ей выкарабкаться. Рему тоже – правда, жил он теперь вместе с луной, и чем меньше она была, тем хуже он себя чувствовал. Поэтому в новолуния Андромеду всегда грызла совесть и она старалась быть особенно внимательной.

Она поспешила за Тедом, но тот уже прыгал по папиной кровати, а Рем вертел метлу в руках.

— Настоящая? Здорово! Полетаем завтра, медвежонок?

— Тедди… – начала было Андромеда, перехватила взгляд Рема и замолчала.

— Полетаем! – обрадовался Тедди. – Она называется «Ла Фудр», это значит… ветер. Не, молния!

— Да ну? – старательно нахмурился Рем.

— Точно! Это Вики говорила.

— Ну, Википедии можно верить.

Рем как‑то пытался объяснить ей, почему маленькую Виктуар поддразнивают Википедией с легкой руки Гермионы Уизли, но Андромеда так и не поняла.

— «Молния» – это классно, у Гарри тоже была «Молния», ему тоже крестный подарил.

— Классно, – вздохнул Тедди и погладил метлу. Вздохнул еще раз.

Рем фыркнул.

— Нет. Завтра.

— А сегодня что? – печально спросил Тедди.

— Сегодня… – задумался Рем. – Сегодня – история о том, как Гарри поймал волшебный ключ, а он был похуже снитча!

В день собеседования с самого утра лил дождь, и Минерва невольно посочувствовала претендентам, которым пришлось месить грязь от самого Хогсмида: драконологу из Трансильвании (свитер грубой вязки, ежик полуседых волос, колючая борода и повязка на левом глазу) и фармацевту «Геката Поушенс» (старомодный сюртук, сияющая лысина, снисходительная улыбочка). Доверия, откровенно говоря, не вызывали ни тот, ни другой.

— Ну что ж, – вздохнула она. – Начнем со Смита, раз уж вы мне его рекомендуете.

Верзила вошел, поклонился, зыркнул с опаской на портреты и сел на край стула, спиной к Дамблдору. Вид у драконолога был совсем не профессорский, и, похоже, он чувствовал неуместность своей кожаной куртки и тяжелых башмаков в кабинете директора. Он явно нервничал, покашливая и время от времени дергая ворот свитера.

— Давно в Англии, мистер Смит?

— Неделю, мэм. Пока остановился в «Дырявом котле».

Голос у зельедела оказался высоким и сиплым – будто с перепоя. Как такой аудиторию держать будет, – покачала головой Минерва.

— Вы писали, что работали в школе в заповеднике. Расскажите подробнее.

— У меня есть письмо от доамны Тодоровой, нашего директора. Говоря откровенно, я не сторонник рекомендательных писем, профессор Макгонагалл, и предпочел бы, чтоб вы судили обо мне непосредственно, но если хотите взглянуть…

Минерва кивнула и взяла протянутое письмо.

— Она вас отлично аттестует.

— Доамна Тодорова не очень хорошо знает английский, ей помогал с переводом мой друг и, боюсь, несколько преувеличил мои достоинства. Он окончил Хогвартс – возможно, вы знаете его. Чарльз Уизли.

Профессор Снейп тихонько фыркнул и снова уткнул острый подбородок в сплетенные пальцы. Смит повел плечами, словно чувствовал затылком взгляд профессора.

— Да, я знаю Чарли, – улыбнулась Минерва. – Я была его деканом. Какие предметы вы преподавали?

— Все, что считалось потенциально опасным. Волшебных существ, защиту от темных искусств. Помогал домнишоаре Дрэджеску с зельями и травоведением у старших классов. У нас не очень много учеников, разве что вот три года назад было двадцать два. В заповеднике мало семейных.

— В Хогвартсе довольно большие классы, мистер Смит, у вас может быть до тридцати учеников одновременно.

— Как‑то раз у нас за одни сутки вылупилось восемнадцать малышей – хороший год и одновременная кладка у нескольких девочек, – Смит улыбнулся. – Думаю, я справлюсь.

— Не в эти ли сутки вы потеряли свой левый глаз? – не выдержал профессор Снейп.

Смит повернулся, пытаясь разглядеть картину над креслом, коснулся обожженной щеки.

— Нет, – негромко проговорил он. – Это случилось в первый год моей работы в заповеднике, у меня совсем не было опыта. У маленьких драконов выброс пламени не больше фута.

— Итак, вы преподавали продвинутый курс зелий? – вмешалась Макгонагалл.

— Да, мэм. Еще в мои обязанности входила первичная обработка компонентов, которые добываются в заповеднике: это не только кровь и жилы драконов, но и ряд редких растений. И потом, нам всегда не хватает зелий для лазарета, так что быстрее готовить самим, чем ждать новой партии из Бухареста.