Орлы императрицы - Лев Полушкин

Нам остается предполагать, что заговорщики, наслышанные о пророческих способностях графа, использовали его провидение для освещения грядущих событий в целях выбора оптимального влияния на их развитие.

28 июня

Обратим внимание на совпадение двух знаменательных дат в судьбе Екатерины Алексеевны. 28 июня 1744 г., приняв православную веру, она стала великой княгиней; 28 июня 1762 г. она была провозглашена всероссийской императрицей. Чистая ли это случайность, или стойкая вера в счастливые приметы предопределила выбор даты переворота?

В литературе наиболее распространена версия о том, что толчком к началу осуществления заговора послужил неожиданный случай. Накануне, 27 июня, к одному из главных заговорщиков из среды офицеров, П. Пассеку, вбежал встревоженный капрал, сообщивший, что Екатерина в опасности, и спросил, скоро ли свергнут Петра. Пассек сказал, что ему все известно о положении Екатерины и просил его вернуться на место. Капрал не успокоился и донес о том же майору, не входившему в круг заговорщиков, добавив, что уже известил об этом Пасека, которого тут же приказано было арестовать. В рядах заговорщиков поднялась тревога из-за опасения, что арестованный не выдержит пыток и выдаст тайну. К вечеру 27 июня Г. Орлов пришел к Е. Дашковой, застав у нее Н. Панина, и сообщил о неожиданном аресте. Панин предположил, что причиной ареста могло быть нечто, не имеющее отношения к заговору, и решено было прежде, чем поднимать всех на ноги, узнать истинную причину, после чего известить о ней его, Панина, и Дашкову. С тем Г. Орлов и ушел и, посоветовавшись с братьями, направился в гвардейские слободы для приведения солдат и офицеров в боевую готовность.

Охранявшие Пассека солдаты, знавшие причину ареста, предлагали ему бежать, но тот, опасаясь погубить все дело, решил остаться.

Был ли арест Пассека неожиданностью, или, может быть, в день, предшествовавший перевороту, кто-то из главных заговорщиков сознательно пустил слух о якобы нависшей над Екатериной угрозе с целью спровоцировать в солдатской среде панику и ускорить таким образом осуществление заговора?

После ухода Григория Орлова Дашкова накинула шинель и направилась к одному из офицеров-заговорщиков, Н. Рославлеву, но на полпути увидела скачущего по улице всадника, в котором чутьем угадала одного из братьев Орловых (к тому моменту она из Орловых знала в лицо только Григория). На се окрик: «Орлов!» всадник остановился, спросив, кто его зовет. Алексей (а это был он) сказал, что спешит с сообщением, как было условлено, что Пассек арестован по подозрению в государственной измене, что Рославлеву он уже сообщил, а к Панину отправился Григорий. Дашкова в ответ предложила послать в Измайловский полк, находившийся ближе других гвардейских частей к Петергофу на пути в Петербург, офицеров (в том числе Рославлева и Бредихина) для встречи Екатерины, а самому Орлову мчаться в Петергоф, чтобы привезти в посланной ею накануне карете Екатерину. Алексей, проявив галантность, вызвался проводить Дашкову, но она сказала, что времени терять нельзя ни минуты, надо срочно скакать в Петергоф.

Вернувшись домой, Дашкова прилегла отдохнуть, но «не прошло и часа» как раздался стук в ворота. Это был незнакомый ей «видный молодой человек, оказавшийся четвертым братом Орловым». Он пришел посоветоваться, не рано ли тревожить вызовом в Петербург Екатерину. Дашкова была «вне себя от гнева» и выразилась очень резко насчет дерзости его братьев, медливших с исполнением ее приказания, данного А. Орлову. Юная княгиня, считавшая себя главой заговора, еще раз распорядилась, чтобы Алексей, не медля, привез великую княгиню в Петербург, после чего Федор, якобы убежденный се доводами, поручился за точное исполнение его братом полученных предписаний. Однако Алексей не помчался тут же, сломя голову, в Петергоф, а рассчитал время таким образом, чтобы без излишнего риска для успешного осуществления заговора поднять на ноги Екатерину ранним утром 28 июня.

Заметим, что сторонники Петра Федоровича, давно подозревавшие о существовании заговора, установили за Григорием слежку, внедрив в круг его собутыльников некоего Перфильева, который в ночь перед переворотом, ничего не подозревая, участвовал в вечеринке в доме на Большой Морской улице. В то время, когда Алексей уже мчался в Петергоф за Екатериной, Григорий играл с Перфильевым в карты, отвлекая его внимание проигрышами, составившими кругленькую сумму. Разошлись под утро, когда главное было сделано, и Григорий вместе с Федором Барятинским поехал по Петергофской дороге встречать свою благоверную.

Как пишет сама Екатерина, А. Орлов вошел в се комнату 28 июня в 6 часов утра и объявил, что надо срочно ехать в столицу и брать власть в свои руки, сообщив при этом, что Пассек арестован. Екатерина «скоро оделась и, не делая обычного туалета, поехала в его экипаже». Побег из Петергофа со временем обрастал слухами. По одним источникам Орлов сопровождал экипаж верхом, по другим — сам управлял каретой, загнал лошадей — и некоторое время императрица с горничной и Орловым якобы была вынуждена идти пешком, пока им не встретилась порожняя телега. То ли Орлов нанял ее, то ли отобрал силой, но дальнейший путь до расположения Измайловского полка императрица проделала будто бы в телеге. Однако сама Екатерина сказала, что «в пяти верстах от города меня встретили старший Орлов и младший князь Барятинский, уступивший мне место в экипаже, ибо мои лошади выдохлись, и мы вместе направились в Измайловский полк» [57, 163].

Гвардейцев подняли по тревоге для принесения присяги. Войска встретили Екатерину восторженно, тут же была произведена присяга, после чего вслед за шедшим впереди священником, несшим крест, Екатерина проследовала в Семеновский полк. Поначалу даже в Измайловском полку не все шло гладко; перед приездом Екатерины Григорий готовил офицеров к приведению к присяге, и, когда один из них открыто отказался, сказав, что уже присягал Петру III, Орлов вышвырнул его из строя, после чего все колебавшиеся приняли сторону Екатерины.

В Петербурге к сопровождавшим ее войскам присоединились Преображенский полк и конная гвардия. Встреча произошла между садом Гетмана и местом, на котором расположен Казанский собор. Современному Казанскому собору, построенному в 1801–1811 годах, предшествовали два храма: собственно, первым был даже не храм, а небольшая деревянная часовня, в которую по приказу Петра I доставили из Москвы Казанскую икону Божией Матери. В 1737 г. на «Адмиралтейской стороне» построили каменную церковь Рождества Богородицы, переместив в нее Казанскую икону, потому церковь имела два названия — Рождества Богородицы и Казанская.

На паперти Казанской церкви Екатерину встречал архиепископ Дмитрий Сеченов и около четырнадцати тысяч войска для принесения присяги, А. Орлов огласил наскоро составленный манифест.

Здесь же после благодарственного молебна Екатерина, уже провозглашенная императрицей, обошла пешком войска, принимая присягу, а затем перешла в Зимний дворец, где ее ожидали служители Сената и Синода. Здесь только и состоялась встреча Екатерины с княгиней Дашковой. Уже в старом Зимнем дворце были приняты дополнительные меры по охране столицы. Екатерина решила ехать во главе войска назавтра в Петергоф, куда должен был прибыть из Ораниенбаума и Петр III с голштинцами для празднования дня своего тезоименитства (29 июня — день Петра и Павла).

В 10 часов вечера Екатерина с Дашковой, обе демонстративно переодетые в форму гвардейских офицеров старого образца (отмененную после вступления на престол Петром III), во главе всех присягнувших ей войск направились в Петергоф, куда ехали всю ночь с трехчасовой остановкой на отдых в «Красном кабачке».

«Красный кабачок» находился на берегу одноименной речки по соседству с Красненьким кладбищем.

Паника в Петергофе

28 июня еще ничего не подозревавший Петр III развлекался в Ораниенбауме со свитой, в которую входили канцлер М. Воронцов, фельдмаршалы Б. Миних и Н. Трубецкой, принц Голдштейн-Бек, сенатор Р. Воронцов, князь И. Барятинский, гофмаршал М. Измайлов, генерал-адъютанты И. Гудович и И. Голицын, тайный секретарь Д. Волков, И. Бецкой и другие. Королевой среди жен присутствующих чувствовала себя «госпожа Помпадур» Елизавета Воронцова. В окрестностях Ораниенбаума размещались «игрушечные войска»: полторы тысячи голштинцев, маленькая крепость для игр и орудия, но количество ядер указывало на то, что они использовались лишь в качестве дизайна.

В час пополудни были поданы кареты, коляски и длинные линейки dos-a-dos для отъезда в Петергоф. Вереница экипажей с беззаботно болтающими пассажирами в сопровождении отряда голштинских гусар остановилась у дворца Монплезир в 2 часа пополудни. К величайшему удивлению, дворец оказался пустым. В тревожном предчувствии обшарили все углы, говорили, что Петр заглянул даже под кровать — пусто! Онемевшая от растерянности толпа с полчаса пребывала в шоковом состоянии.