Assassins Creed. Братство - Оливер Боуден

– Я узнал от Клаудии, что ты здесь. Мне не терпелось тебя увидеть. Но… – Эцио смутился. – Монтериджони находится далеко от Форли, и…

– Только не льсти себе и не думай, будто я проделала этот путь исключительно ради тебя, – с оттенком прежней резкости, но не без улыбки сказала Катерина.

Эцио поймал себя на мысли, что его по-прежнему влечет к этой безудержно независимой и опасной женщине.

– Я всегда рад послужить тебе, мадонна, всем, чем могу, – сказал Эцио, ничуть не лукавя.

– Служение служению рознь, – возразила Катерина довольно сурово.

– В чем дело?

– Я здесь не просто так. Я ищу союзников.

– А подробнее?

– Боюсь, Эцио, твоя миссия еще не завершена. Папские армии осаждают Форли. Пусть мой городок и невелик, но, к счастью… или к несчастью… мои земли играют важную стратегическую роль для всякого, кто правит городом.

– Ты хочешь, чтобы я тебе помог?

– Мои войска малочисленны и слабы. Поддержка твоих condottieri[15] была бы для меня как нельзя кстати.

– Мне нужно будет обсудить это с дядей Марио.

– Он мне не откажет.

– Я тоже.

– Помощь мне – не только благородный поступок. Мы выступим единым фронтом против зла, с которым всегда сражались сообща.

Они не заметили, как к ним подошел старший Аудиторе.

– Эцио, герцогиня, все уже собрались. Ждем только вас, – сказал он.

Эцио насторожило непривычно серьезное дядино лицо.

– Мы еще поговорим об этом, – пообещал он Катерине. – Сейчас я должен идти. Надеюсь, мои объяснения покажутся убедительными. Увидимся позже.

– Я также приглашена на встречу, – улыбнулась она. – Идем!

6

Эцио очень хорошо помнил дядин кабинет. Тайник, в нишах которого в должном порядке расположились страницы Кодекса, был открыт. Письменный стол, обычно заваленный картами, сегодня был на удивление чист. Вокруг стола на жестких стульях с высокими спинками сидели члены братства ассасинов. Мать и сестра Эцио тоже удостоились приглашения на эту встречу. Марио сидел за столом. Рядом с ним расположился серьезного вида человек в скромном темном камзоле. Лоб этого еще довольно молодого человека был изборожден морщинами, что свидетельствовало о непрестанных и напряженных размышлениях. Это был Никколо Макиавелли – ближайший союзник Эцио и самый непримиримый его критик. Они приветствовали друг друга сдержанными кивками, затем ассасин поздоровался с Клаудией и матерью. Мария Аудиторе крепко обняла своего сына. Она молча смотрела на Эцио полными слез глазами, пока он осторожно не высвободился из материнских объятий и не сел рядом с Катериной, напротив Макиавелли. Тот сразу же поднялся и вопросительно посмотрел на Эцио. По всему чувствовалось, что никакого «пространного вступления» не будет и говорить сразу же придется о деле.

– Прежде всего, вероятно, я должен перед тобой извиниться, – начал Никколо. – Меня не было в хранилище. Неотложные дела заставили меня вернуться во Флоренцию, и я даже не смог толком проанализировать случившееся с тобой. Марио поведал нам свою версию событий. Хочется услышать рассказ из первых уст.

Эцио встал и начал говорить – просто и откровенно.

– Я проник в Ватикан, где вступил в поединок с Родриго Борджиа, папой Александром Шестым. У него во владении оказался Посох – еще одна частица Эдема. Он применил силу Посоха против меня. Мне удалось справиться с Родриго. Затем, соединив силу Яблока и Посоха, я сумел попасть в хранилище. Родриго остался лежать у входа.

– Что было потом? – нетерпеливо спросил Макиавелли.

Остальные молча слушали.

– В хранилище я увидел множество странных вещей, которые трудно описать словами.

Воспоминания взволновали Эцио, и ему пришлось усилием воли заставлять себя говорить в прежней суховатой манере.

– Мне было видение от богини Минервы. Она рассказала об ужасной трагедии, которая ожидает человечество в отдаленном будущем. Еще она говорила о потерянных храмах. Если мы сумеем их найти, то, быть может, отведем далекую беду. Она вызвала некий призрак. Я почувствовал, что он тесно связан со мной, но кто он такой – сказать не могу. После всех предсказаний и предостережений Минерва исчезла. Я вернулся из хранилища и увидел у входа папу. Он сообщил мне, что принял яд и теперь умирает. Я не стал его добивать и прошел мимо. Потом что-то заставило меня вернуться. Я успел схватить Яблоко, но Посох ушел под землю. Я этому рад. Одно только Яблоко… я отдал его дяде на хранение… уже превышает степень ответственности, которую я бы хотел взвалить на свои плечи.

– Потрясающе! – воскликнула Катерина.

– Трудно себе представить, что все это произошло на самом деле, – призналась Клаудия.

– Получается, в хранилище не было никакого страшного оружия, чего мы так боялись. Во всяком случае, тамплиеры не смогли прибрать его к рукам. Это хорошая новость, – сдержанно произнес Никколо.

– А та богиня… Минерва… она похожа на нас? – спросила Клаудия.

– И да и нет, – ответил Эцио. – Как я понял из ее слов, она принадлежала к народу, жившему в незапамятные времена, но несравненно опередившему нас в своем развитии. Ее соплеменники умерли много веков назад. Она долго ждала моего появления… Так она мне сказала. Вряд ли у меня найдутся слова, чтобы рассказать о ее магии.

– О каких храмах она говорила? – спросил Марио.

– Понятия не имею.

– По твоим словам, мы должны их искать. Но откуда мы знаем, что искать?

– Наверное, должны… может, поиски сами приведут нас в нужные места.

– Мы обязательно должны заняться поисками, – отчеканил Макиавелли. – Но вначале нужно расчистить путь. Расскажи нам о папе. Ты говорил, что он не умер.

– Когда я вернулся в хранилище, то нашел лишь его сутану. Сам он исчез.

– Он тебе давал какие-нибудь обещания? Выказывал желание покаяться?

– Ни обещаний, ни покаяний я от него не слышал. Он стремился к неограниченной власти, а когда понял, что в хранилище ему не войти, пришел в отчаяние.

– И ты оставил его умирать?

– Я не хотел становиться его убийцей.

– Тебе следовало его убить, – укоризненно произнес Макиавелли.

– Я здесь не затем, чтобы обсуждать прошлое. Я и сейчас не жалею о своем решении. Нам целесообразнее говорить о будущем. О дальнейших наших действиях.

– А дальнейшие наши действия существенно усложняются промахом, который ты допустил. У тебя был шанс уничтожить магистра ордена тамплиеров, но ты этот шанс упустил! – Макиавелли шумно дышал, как после бега, но сумел быстро взять себя в руки. – Мы не обвиняем тебя, Эцио. Ты знаешь, как высоко мы ценим твой вклад в дело братства. Если бы не двадцать лет твоего преданного служения, мы бы не достигли тех позиций, какие занимаем сейчас. Одна часть меня рукоплещет тебе. Ты не добил врага, посчитав это излишним. Твое поведение соответствует нашему кодексу чести. Но человек, которого ты пощадил, лишен каких-либо представлений о чести. Это значит, что наши ближайшие дела сопряжены с неимоверным риском и опасностью.

Макиавелли умолк, обведя собравшихся своими цепкими, как у орла, глазами.

– Наши шпионы в Риме сообщают: опасность, исходившая от Родриго, уменьшилась. Его дух сломлен. Говорят, львенок куда менее опасен, нежели старый, умирающий лев. Но к Борджиа эта пословица неприменима. В ближайшее время нам предстоит сражаться с Чезаре – сыном Родриго. Младший Борджиа располагает громадными денежными средствами, накопленными его семьей как честными, так и бесчестными способами. В основном бесчестными. – Никколо ухмыльнулся. – Деньги позволили Чезаре собрать многочисленную армию хорошо обученных наемников. С их помощью он намеревается захватить всю Италию. Во всяком случае, бо́льшую часть Апеннинского полуострова. Границы Неаполитанского королевства его тоже не остановят.

– Он не посмеет! Он не сможет! – прорычал Марио.

– Посмеет и сможет! – огрызнулся Макиавелли. – Чезаре – это воплощение зла на земле. Делу тамплиеров предан ничуть не меньше своего отца. Но в довершение он прекрасный и совершенно безжалостный солдат. Чезаре всегда хотел быть солдатом. Даже когда отец в семнадцать лет сделал его кардиналом Валенсии. Как все мы знаем, Чезаре отказался от сана, став первым в истории церкви кардиналом, который сам снял с себя мантию. Семейство Борджиа рассматривает нашу страну и Ватикан как свои феодальные вотчины. Замыслы Чезаре таковы: вначале сокрушить север, подчинить Романью и тем самым изолировать Венецию. Он намерен уничтожить под корень всех ассасинов, поскольку знает: мы – единственные, кто способен дать ему отпор. Его девиз: «Aut Caesar, aut nihil»[16]. Иными словами, все, кто не с ним, – его враги и подлежат уничтожению. Думаю, этот безумец свято верит в свое кредо.

– Дядя говорил, что у Чезаре есть сестра, – вспомнил Эцио.

– Да. – Никколо повернулся к нему. – Лукреция. Они с Чезаре… как бы это поделикатнее сказать? Очень близки. У них невероятно тесные семейные узы. И когда они не убивают других братьев и сестер, мужей и жен, оказавшихся у них на пути, они… совокупляются друг с другом.