Тень на дереве - Константин Якименко

Она ведь и так потеряла меня! Как смешно: я победил, но Ильма всё равно потеряла меня.

Я победил. Возможно, Мохеллиан был мудрее, но я оказался сильнее.

Да, я не хотел убивать Кенил, но… нет, ни к чему лживые оправдания: я это сделал. Остальное не важно.

И ещё: она позволила мне сделать это. Да, я был сильнее. Но и она не сопротивлялась — лишь делала вид.

Меня это не остановило. Ничто уже не могло меня остановить. Я прикончил Мохеллиана — и завладел всеми тремя атрибутами.

У меня оказался избыток силы, но мне не хватило мудрости, чтобы правильно распорядиться полученной властью.

И тогда я потерял всё.

Или… Оглушительный вопль всех нервов сразу: или нет?!!

Стремительно темнеет за окном. Ночь берёт власть над городом в свои загребущие лапы. Дождя сегодня не будет. Хорошо.

Лада спит. Её едва слышное дыхание невинно и беззащитно. Вот ведь как: она пригласила меня к себе, а сама уснула. Она правда устала. Я тоже в этом виноват.

Пусть отдыхает. Ей ещё понадобятся силы.

Часы на стене — массовое орудие легального убийства. Они отстают на две минуты сорок три секунды. Всё равно — с невозмутимой практичностью они миг за мигом приближают неизбежное.

Некоторые считают, что время — это река. Они хотели придумать машину времени, чтобы перемещаться в прошлое и в будущее. Глупо: прошлое уже умерло, а будущее ещё не родилось. Им не приходило в голову, что по времени можно путешествовать не вдоль, а поперёк.

Если бы только я мог… но моей остаточной силы слишком мало.

Лёгкие щелчки — но для меня они как лязг мечей в последней смертельной схватке; как удары плетей по оголённой спине. Тик-тук, тиритук. Тик-тук, тиритук.

«Помнишь? Я здесь!»

О нет, не просто помню — знаю.

Картина на стене. Из-за неё всё случится скорее, чем могло бы — ведь её нарисовала Лада. Она не рассказывала, но когда мне нужно что-то узнать от человека, не обязательно задавать ему вопросы.

Ильма тоже рисовала, хотя иначе. Кажется, лучше… или нет. Может быть, и нет. Просто — иначе.

Илимандра — повелительница деревьев на Эльбисе: какая ирония!

Здесь тоже деревья. Линии, что пронизывают их, почти живые, выпуклые. Не многие так умеют, но Ильма умела. Густой лес: первозданно таинственный сумрак, враждебный цивилизации. Однажды оно поймало меня в таком же лесу. Совпадение?

Нет. Всего лишь причудливая игра памяти.

Ещё раньше. Вечер на Кариэме. Я прощаюсь с Ильмой. Скоро я стану учеником Дракона.

Она такая воздушная в этом тонком зелёном платьице, настоящая лесная фея: махнет руками — и поднимется вон туда, к окнам сторожевой башни. Махнет ещё раз — и воспарит над дворцом. Ещё раз — и скроется в облаках.

Беру её за руки и не даю улететь. Стоим не шевелясь; в тёмных глазах Ильмы — бесконечная печаль грядущего одиночества.

— Ну хорошо, Ихер… пора уже. А то ещё чуть-чуть, и я тебя никуда не отпущу!

— Знаешь, о чём я сейчас думаю, любимая?

— Лучше не говори. Пожалуйста! Не говори.

— Но почему?

Если бы Ильма сказала: не лети никуда, Ихер! Зачем тебе чужая сила и мудрость, когда у тебя есть наша любовь… Нет, не так. Если бы она сказала просто: пожалуйста, останься со мной сейчас! Без тебя мне будет очень пусто и тоскливо… Нет, даже не так. Только это: останься со мной. И всё. Если она так скажет, то я выкину всю ерунду из головы и никуда не полечу. Но она говорит:

— Потому что всё уже решено. И я боюсь совсем свихнуться, прямо сейчас… А ты потом будешь жалеть. Не надо этого. Всё идет так, как должно идти. Ихер, я ведь буду ждать тебя! Столько, сколько придётся… даже вечно. Ты знаешь.

— Да, Ильма, я знаю. Но тебе не придётся ждать вечно. Я вернусь, обещаю тебе, и всё у нас будет замечательно. Вот увидишь!

— Конечно же, замечательно… Я верю, верю тебе! — слёзы в глазах: маленькие, но невероятно тяжёлые жемчужины. — Ну всё, иди! — умоляюще: Пожалуйста, иди!

Я ещё могу сказать сам то, что не осмелилась сказать она. Могу прижать её к себе и не отпускать минуту… час… вечность. А потом отдать распоряжение дворецкому — и устроить праздник по случаю того, что остаюсь. Могу поступить так…

Но я закрываю глаза — и вижу возможности, которые открывает передо мной учение Дракона. Не власть над людьми — она, если на то пошло, у меня уже есть. Власть над пространством и временем. Та, что бывает только у богов.

И я поступаю иначе.

Короткий порывистый поцелуй:

— Я вернусь, Ильма! — с полдороги от внешних ворот: — Вернусь, моя любимая! Дождись меня!

Кажется, она что-то ответила. Но я уже не расслышал.

Я буду ждать, сказала Ильма.

Столько, сколько придётся.

Даже вечно.

Вечно.

Я сдержал обещание. Вернулся, и всё было замечательно. А потом меня позвали снова — и я снова ушёл. Но я и тогда вернулся. А потом… именно тогда, когда я решил остаться и больше не уходить, мне пришлось уйти навсегда.

Ильма уже не ждёт меня. О нет, не ждёт! Потому что теперь я — это тень? Потому что она ничего не помнит обо мне? Нет, не поэтому. А прежде всего потому, что оно объяснило ей: ждать больше некого.

Оно — это я, и так было с самого начала. Мы не менялись местами, нет — моя сила всегда была больше моей любви. Просто оно всегда было настоящим мной, а я, жалкий беглец, всегда был тенью.

Издевательский скрежет древнего ледника в груди: ты давно это знал.

Пьём чай — крепкий, бодрящий. Чаинки в коричневой жидкости — как изъеденные временем обломки затонувших кораблей.

Затишье, что бывает перед грозой.

— Мне нравится твоя картина, Лада.

Деревянный стол неустойчив, хотя для других это не заметно. Одна из четырёх ножек — раненная и ослабевшая, её линии порваны, они теряются в пространстве. Сотрясение посильнее — ножка сломается и обрушит на пол искалеченный стол. Но сейчас силы недостаточно. Только в чашке разыгрался десятибалльный шторм.

— Я же тебе не рассказывала!

— Нет. Но это видно.

— Боже… опять я забыла, с кем связалась. И почему я, спрашивается? Я же не какая-нибудь особенная вроде тебя. Обычная себе девушка…

Ответа нет. Скорее всего, и не будет.

— Твоя картина. Наверное, профессионал найдёт в ней изъяны. Зато она настоящая, а это важнее.

— Ты так говоришь… Будто точно знаешь: вот это — настоящее, а вот то — нет. Будто тут не может быть никаких сомнений. А я вот никогда не знаю… Как ты отличаешь настоящее от ненастоящего?

— Просто вижу, — как ей ещё объяснить? Она же не видит линии и не слышит волны, хотя её душа чувствует и то, и другое.

— А я — настоящая?

— Конечно. Разве может быть иначе?