Тигр скал. Мирон Хергиани - Мирон Хергиани

Тогда вышел вперед Муратби Киболани и показал иноземцам, что такое смелость и отвага горцев,— он вызвался идти проводником. Односельчане Муратби пришли в ужас. Старейшины семей качали головами: и сам погибнет, и село погубит, злые духи будут нам мстить, обрушат на нас снегопады зимой либо устроят половодье летом...

Но Муратби никого не послушал. Вместе с двумя иноземцами поднялся он на Ушбу. Сын этих гор, он впервые посмотрел на родное ущелье с заоблачных высот, увидел родное село, похожее на единую крепость со многими башнями, на Энгури — голубую жилу Сванэти, таинственно поблескивающую где-то внизу... К небу вздымались белые башни — белые ангелы стра­ны принебесной, охранявшие ее от всего злого и не­чистого, от всего низменного и недоброго...

Ослепительная красота потрясла Муратби. В эти минуты все, что открылось взору, что было дорого там, на земле, стало в тысячу крат дороже и ближе.

«Какое благодатное, какое богатое, оказывается, наше Львиное ущелье! Здесь все радует глаз! А люди не замечают, не видят и не понимают этой красоты, этой благодати! Они не умещаются на этих просторах, все никак не поделят эти тучные пастбища, поля и нивы, эти вековые леса, они борются, тягаются друг с другом, и царит среди них дух вражды,— размышлял, возвра­щаясь с вершины, Муратби.— Почему сын нашего ущелья должен уйти из жизни, так и не познав его красоты, не возвысившись духом до могучих снежноглавых голиафов?..» Какая-то особая радость будто приподнимала его над землей, по которой ступали ноги, он ощущал удивительную легкость. И в душе был глубоко благодарен чужеземцам, которые приехали и Сванэти из далекой неведомой страны и смелость и мужество которых внушали ему глубочайшее ува­жение.

В скалах Красного угла один из англичан сорвался в пропасть и погиб. Но и это не испугало смельчаков. Муратби же убедился, что никакие злые духи не причастны к гибели англичанина. Он своими глазами ви­дел, как англичанин оступился, поставил ногу не туда, куда следовало, как не схватился рукой за тот выступ, который послужил бы надежной опорой, как недостало ему сил и как он потерял равновесие... К тому же он не был связан общей веревкой... И еще не одну причину можно было привести, ибо все они существовали и все они вместе привели к катастрофе. Если бы не эти причины, целая цепь причин, ничего бы не случилось.

— Дьяволы и злые духи могут сидеть в голове и сердце человека, а на Ушбе их нет, и пусть никто не ищет их там,— вернувшись домой, сказал Муратби односельчанам, которые собрались вокруг источника. Вслух сказал, что думал.

Но никто не поверил ему. Не поверили в то, что сын человеческий ступил на Ушбу. Что это Муратби гово­рит — смех, да и только!

— Чудно нам слышать от тебя такие слова и за­носчивость твоя непонятна! Если бы так просто было подняться на Ушбу, зачем бы мы тогда пели «Лилео»[5]золотому светилу, зачем бы издали любовались им? Крепконогие мужи, приплясывая, свели бы его на землю и рассыпали бы по всему миру его лучи...— выступив из толпы, сказал Муратби седовласый старец, махвши[6]села, и вперил в него испытующий взор, ожидая, что же ответит Муратби.

— Непросто это, взойти на Ушбу, очень трудно, но возможно. Но дьяволов там нет и злых духов нет никаких...

— Если бы все было так, как ты говоришь, то и лечакиани[7] захотели бы забраться туда. Обитель бо­гинь для них более интересна, чем для нас, мужчин, они ведь тоже из рода дали...

Кольцо вокруг Муратби постепенно суживалось. Возмущенные мужчины еле сдерживались, глаза их метали искры — не могли они простить односельчанину такое самовольство, такую ложь и полное пренебреже­ние к народу.

— Да, никто не может сказать, что это легко, но я даю слово, что одного человека, любого, кто пожелает, завтра же поведу на вершину той самой дорогой, кото­рой поднялись мы. Пусть выйдет сейчас любой, кто пожелает, и я поведу его, а потом, вернувшись, пусть он скажет вам правду, может, ему где-нибудь и встре­тятся дали и шашишеби[8],— с жаром говорил Муратби Киболани, но речам его не хватало убедительности: один против всех, без свидетелей, без единомышлен­ников, он сам сознавал свою беспомощность и искал такие слова, которые убедили бы народ в том, что он говорит снятую правду, и развеяли бы в прах угнездив­шиеся в душах людей суеверия.

— Так же поведешь, как повел того несчастного англичанина, да? — выскочил из круга какой-то моло­дой парень, у которого только-только пробились усы и бородка.

И было видно, что он не столько поведением Мурат­би возмущен, сколько хочет произвести впечатление на присутствовавших здесь женщин.

— Ты помолчи пока, мальчик, а когда освободишься от низменных желаний, тогда выходи и говори перед селом,— осадил его махвши села, равно суровый и беспристрастный ко всем, беспощадный к тем, за кем замечал ложь либо неискренность.

А круг все сужался.

Что сказать им? Какие слова найти?

— Англичанин сорвался в пропасть на обратном пути, когда мы возвращались. Откололся кусок скалы, и он упал вместе с ним. Мы предупреждали его, что это опасное место, что надо спускаться на веревке, Но он не послушал нас, и вот что случилось с ним. Такое может случиться со всяким, и никакие злые духи небыли причастны к его гибели. Это правда...

— Видно, жажда славы обуяла тебя и потому ты так говоришь. Или, может, ты думаешь, что нас легко одурачить? Но почему не хочешь вспомнить хотя бы одну историю — о том, как старейший род Цитлани вымыл в святом озере Чахи свои джабралеби и какая беда обрушилась за это на все ущелье?

Грозный Элиа устроил потоп, из Цхраквазагари пошел огромный оползень, который похоронил под собой все деревни, оказавшиеся у него на пути. Вот здесь, где мы ходим, топчемся, под этой землей спит древний Ланчвали со своими башнями, домами-мачуби, обнесенными ка­менными оградами. Под этой землей покоятся наши предки... Неужели ни разу твоя соха или плуг не заце­пились за зубец башни? За прокопченные бревна двух­этажных дарбази? Тогда погибли все от мала до велика. На этой площади оплакивали заживо погребенных, и потому место это зовется Лагуниаши[9]. Даже во время эпидемий не погибало столько людей сразу. Вот сколь­ко бед и зла может натворить неразумный и глупый человек, который не слушает никого и ничего. Его поступки и действия чреваты великим злом...— Махвши с внушительным видом оглядел стоявших вокруг лю­дей — верно, мол, говорю?

— Верно, верно,— выдохнул народ, и в этом слове были и возмущение, и гнев, и угроза...

— Старейшего рода Цитлани природа наказала за его невежество и тупоумие, гнев господень настиг его на самой вершине горы, гром поразил его и уничто­жил. За тебя в ответе все мы, всевышний отдал тебя на наш суд, и потому мы судим тебя теперь...