Я стану тобой - Наталья Андреева

Впрочем, ни Лидию, ни Кита совершенно не волновало, что именно говорят о них в деревне.

Накрыв на стол, Лидия подошла к окну и, отдернув накрахмаленную занавеску, долго вглядывалась в темноту. Но видела она только снег, который валил не переставая, а слышала лишь вой ветра да неприятный металлический звук, словно огромная кошка со стальными когтями и острыми железными зубами царапала и покусывала крышу, проверяя ее на прочность. Один из железных листов, которыми была покрыта изба, держался плохо. Крышей давно уже никто всерьез не занимался, краска местами облезла, хорошо хоть не текло.

«Надо сказать Коле, – поморщилась Лидия. – Так ведь и будет дребезжать, не уснешь».

Их не было долго, она даже схватилась было за мобильный телефон. Но тут тяжелая дубовая дверь открылась, потянуло холодом, и в кухню ввалились смеющаяся Машенька в отливающем золотом норковом полушубке, ее спутник, тощий веснушчатый парень с большой коробкой в руках, и Кит.

– С днем рождения! – закричала Машенька и кинулась целовать именинницу.

Веснушчатый, поставив на пол коробку, смущенно топтался в дверях, пока Кит не подтолкнул его в спину:

– Чего застыл? Проходи!

Толчок был такой силы, что парень пролетел метра два и уперся в обнимающихся женщин, отчего они невольно сделали два шага назад.

– Тихо ты, медведь! – закричала Лидия.

– Лева! Где подарки?! – накинулась на веснушчатого Машенька.

– Да погоди ты с подарками, – отмахнулась Лидия. – Давайте за стол. Заждались уже. Да и вы небось проголодались. Сколько ехали-то!

– Ужас что творится! – подхватила Машенька. – Мы едва добрались, а вот после нас вряд ли кто сможет.

– А нам никого и не надо, – пробасил Кит. – Все свои дома. Разве что Микоша, соседушка наш беспокойный, зайдет на огонек. Я, Лид, ему проговорился, что у тебя сегодня день рождения.

– Вот, прости господи, пень, – беззлобно сказала Лидия. – Тогда, ребята, жди в гости Микошу. Разве ж он обойдет, где наливают? Не пустишь – всю ночь будет под дверью стоять. А то в окно влезет. Раму выставит – и влезет. Он такой.

– Пустим, пустим! – закричала Машенька. – Что нам, жалко? Он, когда выпьет, очень смешной!

– А когда перепьет? Помнишь, какой?

– А мы ему много не дадим!

Машенька была, как язычок пламени, медноволосая, смешливая, трепещущая. Короткая стрижка чуть вьющихся волос, вздернутый носик, розовые маленькие ушки и рот, похожий на сердечко. Ни одно модельное агентство не взяло бы ее «в работу» из-за невысокого роста, округлых форм и немодных, не раздутых, словно от пчелиного укуса, губ, не объявило бы красавицей и звездой, тем не менее Машенька была прелестна. И волновала мужчин гораздо сильнее всех этих признанных звезд даже в простеньком белом пуловере и потертых синих джинсах. Одно ее присутствие заливало светом огромный и мрачный деревенский дом. Лидия смотрела на девушку с удовольствием и невольно улыбалась. С появлением Машеньки и она почувствовала, что у нее сегодня день рождения. Не праздник, конечно, но день необычный.

– Давайте за стол, – улыбаясь, сказала хозяйка, и все потянулись в большую комнату, отделенную от кухни пестрой ситцевой занавеской.

Наследству Лидии насчитывалось лет сто или около того. Это была добротная изба, сложенная из огромных, теперь уже почерневших и растрескавшихся от времени бревен, изначально рассчитанная на большую семью. Раньше в деревнях так и жили, большими семьями, стар и млад вперемешку, если же кто-то непременно желал отделиться, то делали пристройку или просто делили избу пополам дощатой перегородкой. Протопить такие хоромы с высоченным потолком было нелегко, особенно в суровые зимы, какие часто бывали раньше, поэтому дом еще делился на зимнюю половину и летнюю. Летняя иначе называлась сени или же мост, потому что соединяла дом со двором, где прежние хозяева держали многочисленную живность. На мосту кроме летней кухни с газовой плитой, стоящей у окна, находились и две летние комнаты, отделенные перегородками, не доходящими до потолка сантиметров на двадцать. Комнаты эти именовались горенками. В одной из них теперь лежал всякий хлам, и ее звали чуланом. В другой летом, в жару, спали гости. Там стоял старый диван, привезенный Лидией из города, журнальный столик и кровать с панцирной сеткой.

Дверь в утепленную для зимовки половину дома с русской печью была дубовая, надежная, а края ее обиты войлоком, чтобы не уходило тепло. Войдя в нее, гости оказывались в просторной кухне, где в одном из углов, за занавесочкой, притулился почерневший от времени рукомойник, а рядом с ним шесток с хозяйственными принадлежностями: губками для мытья посуды, щетками, скребками, ершиком в треснувшем стакане и еще бог знает какой ерундой.

Стол же Лидия накрыла в самой большой комнате. Печь в доме была настоящая, русская, щедро беленная известью и с лежанкой, залезть на которую можно было по деревянной лесенке, приставленной сбоку. От печи шел такой жар, что Машенька невольно воскликнула:

– Ну и натопили!

– Зато спать будет тепло, – улыбнулся Кит. С появлением Машеньки и его лицо словно просветлело. – Не боись, за ночь выстудит. Утром первая за дровами побежишь.

Лидия размашисто перекрестилась на притаившуюся в углу икону, перед которой висела погасшая лампада, и, коротко вздохнув, сказала:

– Ну, садитесь. С Богом.

Угощение было нехитрым, основным его поставщиком послужил погреб в доме: квашеная капустка, присыпанная выращенным на подоконнике зеленым лучком, хрустящие бочковые огурчики, рядом с которыми красовались на блюде огромные, с Китов кулак, бурые помидоры, тоже из дубовой бочки. Тут же в мисках дожидались своего часа моченая янтарная антоновка да соленые грибочки. Ни тебе красной рыбки, ни колбаски копченой, ни сыра и уж тем более икры. Зато щедрыми ломтями нарезан ноздреватый ржаной хлеб, испеченный самой хозяйкой, а к нему – сливочно-сладкое деревенское масло из хозяйства Хватовых. Гости были неприхотливы, деликатесов не требовали. Они с аппетитом принялись накладывать в тарелки закуску, а Лева первым делом схватился за хлебницу.

– Вкуснотища! – сказал он, впившись зубами в ломоть. – С месяц об этом мечтал! Такой вкусный хлеб только у вас, тетя Лида!

– Лева, а подарки? – спохватилась Машенька.

– Да погоди ты, – отмахнулась Лидия. – Пусть поест.

– Да вы гляньте сначала! Мы вам пилу купили! Бензиновую!

Именинница вздрогнула и побледнела:

– Как ты сказала?!

– Бензопилу, а что?

– Ты, Мария, выбирала или он? – кивнула Лидия на Леву.

– Он, а почему ты так разволновалась?

– Я потом с тобой об этом поговорю. А сейчас давайте праздновать.

– Подумаешь, пила, – пожала плечами Машенька. – Лева сам выбрал ее вам в подарок, и что здесь такого? Вещь в хозяйстве нужная.

– А топор на кой? – хмыкнул Кит.

– То топор! А то бензопила! – возразила Машенька. – С нею дров можно больше заготовить!

– Дров у нас хватает, – улыбнулась Лидия. – Но все равно: спасибо тебе, Машенька. И тебе, Лева, – добавила она тихо. Парень до ушей залился краской, даже веснушки с лица почти исчезли, и уткнулся в тарелку.

– Я тебе еще кое-что купила, тетя Лида, – порозовела Машенька. – Но это потом. А сейчас: с днем рожденья! Лева! Хватит лопать! Поздравь тетю Лиду!

– С днем рожденья, – смущенно сказал тот.

– По такому празднику можно и выпить, – пробасил Кит, потянувшись к запотевшей бутылке водки, пристроившейся на краю стола. Мол, предмет незначительный и в предстоящем застолье далеко не главный.

– Ты смотри, Николай, – строго сказала Лидия. – Не забывайся. Сам знаешь, – добавила она со значением.

– Мы по маленькой, – серебряным смехом, как колокольчиком, прозвенела Машенька и подставила свою рюмку. – За день рожденья, Лидуша!

– Мне чуть-чуть, – торопливо сказал Лева. – На донышке.

Лидия выпила полную. За свои сорок два.

– Да-а, метет нынче… – вздохнула она. – Слышите, как ветер-то воет?

– Ужас! – поежилась Машенька. – Я такой зимы не припомню. Чтобы столько снега, да еще морозы стояли больше месяца! Просто кошмар! Даже не верится, что подобное может быть! Раньше зимы были мягкими, я даже длинную шубу себе так и не купила. Зачем, если ее надеваешь от силы раза три? А теперь мерзну в своем полушубке, он хоть и красивый, но совсем не теплый.

– Кто о чем, а наша птичка все о нарядах, – хмыкнул Лева. – Ее только одно волнует: покупать шубу или не покупать? Да купи ты ее уже, наконец! Не терзайся!

– Отстань! Я не какая-нибудь транжира. И не пустышка, – надулась Машенька.

– Вот говорят: человек – царь природы, – глядя в темное окно, за которым выл ветер, задумчиво сказала Лидия. – Да какой же он царь? Он гость природы. Причем наглый и бесцеремонный. Гляньте-ка, что в округе летом делается! Все, прости, господи, зас…ли! Едут в машине – мусор прямо на обочину бросают, куда ни глянь – свалка, леса вырубают без жалости, а дома на этих участках строят без ума. И повсюду так, не только у нас. Во всем мире. Все гостят, за собой не прибирая, – поджала и без того узкие губы Лидия. Рот превратился в ниточку. – Природа это терпит, но до поры до времени. А потом ее терпение кончается. И она, хозяйка, принимается нас учить. То цунами накатит, то вулкан взбесится, то пожар спалит все дотла, а у нас вот так, как нынче зимой, города снегом заперло. И все цари сидят по домам, ждут. И ничего ты тут не поделаешь. Стихия. Ее можно только попросить, как в былые времена, когда молебен батюшке заказывали, чтобы сжалилась. А она возьмет да и не простит гостя-то непрошеного. И что тогда будет, а? Что молчите-то?