Ласточка с дождем на крыльях - Евгений Дубровин

Взять хотя бы Антона Юрьевича Сафонова, с которым она случайно познакомилась. Галантен, предупредителен, вежлив. А какой эрудит! С ним всегда интересно, с ним чувствуешь себя по-прежнему красивой девочкой, прозрачной льдинкой, еще не брошенной в мутный горячий таз жизни. С ним чувствуешь себя зрелой, уверенной в своих чарах женщиной. С ним чувствуешь себя кому-то нужной. С ним чувствуешь себя человеком. Он уважает твое мнение, твои мысли не кажутся ему мыслями курицы, как считает муж.

Она начинает следить за своей внешностью, она бегает к нему в кабинет, подкарауливает у двери квартиры, умоляет провести с ней вечер, ночь, утро – все что угодно. Она лжет дома, на работе, самым близким подругам. Во сне она шепчет его имя.

Всегда равнодушный к делам супруги муж начинает проявлять беспокойство, нервничать. Нервозность превращается в ревность. Он принимается следить за женой, роется в сумочке. И наконец опускается до слежки.

Вскоре он устанавливает, что его соперник – похожий на зрелого Бальзака зам. директора института некто Антон Юрьевич Сафонов.

Муж пытается поговорить с Антоном Юрьевичем «по-мужски», но тот лишь пожимает плечами. Муж устраивает сцены жене, даже пытается проучить ее, как учили в старину, – вожжами, но та рыдает и ничего, собственно, не опровергает. Да, она больше не любит бывшего принца; да, она любит «настоящего мужчину». Она выполнила свой долг: вырастила детей, помогла мужу «не опуститься» – без нее он спился бы или «пошел по бабам» и превратился бы в полное ничтожество. Остаток «загубленной жизни» она хочет провести так, как считает нужным. Она бросает его, человека с убогим духовным миром, и уходит к Сафонову. Тем более, что тот холост, имеет хорошую квартиру и материально обеспечен. Дети? Теперь его очередь заниматься ими. Впрочем, она может забрать их с собой. Антон Юрьевич настолько благороден, что наверняка займется чужими детьми вместо так называемого родного отца, лентяя, пьяницы и болтуна.

Перепуганный муж не знает, что делать. Нарушен привычный ход жизни, казалось бы, такой же незыблемый, как ход небесных светил. Мягкие тапочки, телевизор, борщ, газета, кружка пива, банька в воскресенье, приятные приключения в командировках, привычное, как шум Садового кольца, ворчание стареющей жены, вечные неприятности у детей, которые, наверно, и созданы для того, чтобы приносить взрослым неприятности, чтобы взрослые не впали в спячку…

И вдруг взрыв, катаклизм, вспышка сверхновой (вернее, сверхстарой) звезды. Что же делать? И муж совершенно естественно ищет защиты у общества. Он бежит к директору института; кричит, почти плачет в парткоме, в месткоме, комитете комсомола, даже в кассе взаимопомощи.

Собирается экстренное совещание. Антона Юрьевича Сафонова просят дать объяснение. Антон Юрьевич обводит всех сонными мудрыми глазами. А что, собственно, происходит? – удивленно спрашивает он. Жениться? У него и в мыслях не было жениться. Дети? Какие дети? Он и словом не упоминал про них, поскольку их не может терпеть с детства. Ах, любовь… Он никогда не любил и не собирается любить – мура все это. (В этом месте Сафонов пытается изложить мировую историю любви и свою собственную точку зрения на эту болезнь, временно отнимающую разум у человека, но предусмотрительный Красин прерывает Сафонова репликой: «Ближе к делу».)

Пожалуйста. Буду ближе к делу. Да, было несколько встреч. Но он тут ни при чем. Она сама. Что он может сделать? Она стережет его на каждом углу. Не обещал и не собирается. Убежденный холостяк. Выговор? Как вам будет угодно. Только не за что. Я свободен? Прекрасно, благодарю за внимание.

Тем временем бедный, насмерть перепуганный муж: успевает обежать всех подруг и близких знакомых неверной жены. Те собирают срочное женское собрание, куда призывается вспыхнувшая «сверхновая» (или «сверхстарая», как вам будет угодно). Приговор женского трибунала единодушен и жесток: «Побесилась – и хватит. Мы все прошли через это. Бабье лето».

И постаревшая на десять лет жена возвращается к своему потухшему очагу и принимается разжигать его снова, варить, стирать и пылесосить. Муж некоторое время наблюдает за женой, он сама корректность и предупредительность, даже с каждой получки дарит цветы, но потом все постепенно входит в свою колею.

У Антона Юрьевича уже было три выговора за такие штучки, но справедливости ради надо сказать, что Сафонов тут был действительно ни при чем. Он не искал знакомства с женщинами. Они сами находили его. Он не ухаживал, тем более не приставал. Они сами ухаживали, а потом и приставали.

Одно время второй зам даже не ночевал дома, а купил за свои деньги диван и спал на нем в кабинете, но «вспыхнувшие» находили его и там. Получалось еще хуже: спит с чужими женами при исполнении служебных обязанностей. В конце концов на подобные истории махнули рукой. Нельзя же в самом деле ходить человеку с черной чадрой на лице и с кляпом во рту?

В вышеперечисленных качествах первый зам Андрей Осипович Головин (Вьюнок-Головушка) был полной противоположностью Сафонову. Во-первых, он ничего не знал. То есть не то чтобы уж совсем ничего, но по сравнению со знаниями Антона Юрьевича знания Андрея Осиповича можно было смело приравнять к нулю. Конечно, в архитектуре он разбирался, даже выписывал специальные журналы, но не читал их, за новшествами не следил, а твердо придерживался установок, которые в виде отпечатанных на ротапринте кип бумаг поступали из центра. Это было удобно и выгодно в целях экономии времени.

Остальное почти не интересовало Головушку, даже мировая политика – конечно, не в глобальном масштабе, а ее тонкости. Первый зам имел лишь одно хобби: он почему-то собирал книги о китах. Может быть, его раздражала эрудиция коллеги, и хоть в одном вопросе Головин мог прижать к стене энциклопедиста: о китах Головин знал прилично, пожалуй, даже больше, чем самые крупные китологи, или как там они называются.

В отличие от первого зама второй был довольно прижимист в деньгах, охотно интриговал, входя, в зависимости от обстановки, то в одну, то в другую группировку.

Одевался неряшливо, любил соленое словцо (говоря проще, матерился).

И в «женском вопросе» он стоял на совершенно другом полюсе, нежели Антон Юрьевич. Головин был отцом большого семейства (три дочери и один сын), причем Отцом примерным. Он заботился о своем потомстве больше, нежели его жена актриса, которая полностью жила в «потустороннем» мире.

Андрей Осипович сам стирал пеленки, рыскал по магазинам в поисках обновок, прорывался через очереди за продуктами (с криками: «Дорогу заслуженному отцу-одиночке!» При этом в умеренных дозах применял похабщину. И, как это ни странно, обычно железная в таких случаях очередь охотно ему уступала, даже посмеивалась), успевал побывать в яслях, садике, школе, по которым было разбросано его потомство, и везде ухитрялся все сделать.

Успевал он и волочиться за женщинами. Головин любил женщин. Любил всех без разбора: пожилых и молодых, замужних и незамужних, худых и толстых, вялых и нервных, блондинок и брюнеток, гимнасток и обрюзгших лежебок. В вопросах любви Андрей Осипович был абсолютно интернационален, он не отдавал предпочтения ни одной из существующих на земле рас.

Помимо клички Вьюнок первый зам имел еще вторую – Кот (в основном за усы).

Кот-Вьюнок приставал к женщинам всюду: в метро, на улице, в кино, даже на ответственных совещаниях. Да что там совещания! Однажды Головин пристал к даме в президиуме крупного международного совещания, а та возьми да и окажись дочерью одного короля. Было потом дело…

Короче, всегда, как только у Кота оказывалась свободная минутка, он, как истинный рыцарь, дарил ее прекрасному полу.

Карманы его брюк, пиджака, портфель всегда были забиты мятыми клочками бумаги, на которых проступали нацарапанные торопливой рукой цифры телефонов, названия улиц, имена, фамилии.

Самое удивительное – жена не только не делала попыток укротить своего мужа-потаскуна, но даже в какой-то степени и помогала ему в амурных делах: сочувствовала, утешала в неудачах. Довольно хорошая актриса, она совершенно не понимала действительности, она жила в придуманном мире, населенном людьми из пьес, в которых играла. Из всех своих родственников, знакомых, друзей она лепила образы исходя только из собственной фантазии.

Так, например, муж в ее интерпретации был человеком, безумно влюбленным в искусство, в театр. Ради этой великой любви он и женился на ней, Жанне; то есть он женился не на женщине, а на актрисе. Короче говоря, она считала, что Андрей Осипович пожертвовал собой как мужчина во имя благородной цели: чтобы она, Жанна, будила в людях прекрасное. Из-за этого Андрей решил всю жизнь быть рядом с женой-актрисой, ухаживать за ней, за детьми, угадывать малейшие желания, готовить еду, бегать по магазинам. (В действительности же Головину было глубоко наплевать на искусство вообще и на театр в частности. Ему просто нравились хлопоты по дому, возня с детыми.)