Что обо мне подумают, если у меня есть мечта - Роман Жилин

я организовал самое яркое событие в городе. Мы арендовали целый аэродром. Поставили туда большую сцену в виде грузового прицепа. На сцене поставили колонки и диджейскую установку. Наняли красивых девушек, чтобы они давали отмашку на стартах.

Тогда я заработал очень много, потому что в день открытия гонок к нам с разных городов приехало около тысячи машин. А въезд был не бесплатный.

Заработанных денег, кстати, хватило на то, чтобы купить права. Хреново рассказывать о том, что ты купил права, но я с девяти лет за рулем, поэтому моя совесть чиста. То есть ездить я умел и делал это хорошо – просто мне нужен был документ, чтобы сотрудники ГАИ до меня не докапывались. И вот в свои 17 мне удалось на него заработать.

После начался очень интересный период в моей жизни, когда меня все в городе знали и уважали. Я добился популярности, которой был обделен в школе. Здесь я реально доминировал. И я кайфовал от этого. Но мне надо было двигаться куда-то дальше. Туса на аэродроме была разовым проектом – в целом я зарабатывал не очень много, а хотел купить себе спортивную тачку. Так-то я ездил на машине друзей. Но я пока не понимал, где могу на нее заработать. Удивительно, что я не видел это тогда, когда зарабатывал больше родителей.

У меня появилась мечта уехать в другой город или страну и подзаработать там. Иногда я размышлял над тем, чтобы пойти матросом на корабль. Говорили, что там можно поднять примерно тысячу долларов в месяц. Потом еще хотел в Европу уехать и собирать там клубнику. Вот такие штуки. Я искал разные мутки, искал, где можно заработать еще.

И в какой-то момент в моей жизни произошло второе случайное знакомство. Во время очередной гонки я познакомился с ребятами из России. Им нужно было купить сим-карту для телефона.

И Эдвин, мой друг, с которым мы делали весь этот городской движ, говорит:

– Вот одна есть. Держите, – и протягиваем им «КиевСтар», стартовый пакет с сим-картой. Это были спонсорские карты, и их у нас было много.

Приезжие ребята удивились.

– Мы вам что-то должны? – спрашивают.

А мы отвечаем им, что они ничего нам не должны. И, короче, так с ними знакомимся. Парни, как оказалось, направлялись в Одессу, повидать своих дедушек и бабушек, они были проездом и остановились у других родственников. Мы с Эдвином пригласили их на гонки, они поехали. Через два дня им уже нужно было уезжать, но они так с нами затусили, что еще неделю зависали в нашем городе.

Мы с ними крепко сдружились. На следующий год они приехали к нам вновь. В моей жизни все шло по-старому: я делаю гонки, печатаю визитки и листовки (уже без Кости), думаю, как развиваться дальше. А я знаю, что у одного из наших новых друзей-москвичей, которого звали Игорь, своя пиццерия в Москве.

Я ему говорю:

– Блин, хочу поехать в Москву подработать. Может, есть возможность у тебя водителем-курьером устроиться?

– Ну, можно, – отвечает он. – Я сейчас как раз буду открывать пиццерию еще одну. Можешь приезжать, не проблема.

Мысль о поездке в Москву засела мне в голову. Игорь со своим товарищем сгонял в Одессу, вернулся к себе, а я все ходил с этой мыслью в голове. После я узнал, что один из моих родственников сейчас в Москве, живет в трехкомнатной квартире, где помимо него проживало еще восемь человек. Однако он был не против, чтобы я заселился девятым. Сейчас я осознаю, что девять человек в квартире – это пипец просто, но тогда мне было пофиг. Хоть девять, хоть девяносто девять.

Раз вопрос с жильем был решен, я позвонил Игорю и спросил, могу ли приехать к нему пораньше. Новый филиал своей пиццерии он тогда еще не успел открыть, но насчет того, чтобы я приехал, был не против.

– У меня есть где жить, – говорю. – Буду через пару недель.

– Приезжай, да, конечно. Будем ждать.

Я помню, что мое состояние тогда изменилось – стало страшно. Все-таки я срывался с привычного места, где все ясно и понятно, в неизвестность.

Когда я сказал родителям, что еду в Москву, папа не захотел меня отпускать. Хотя мне тогда было уже 18 и я мог принимать подобные решения самостоятельно. Но родителей я понимаю и люблю их за то, как они оберегали меня. Как ни крути, страшно отпускать восемнадцатилетнего сына в большой город, в другую большую страну, где не понятно, что может произойти.

– А если ты Maybach чей-нибудь помнешь? – ругался папа. – Мы же потом всю жизнь будем расплачиваться!

Да, папа боялся. А вот мама поддерживала. И было очень много разговоров на эту тему, очень много споров. В конце концов нам с мамой удалось убедить папу, что все будет хорошо, что ехать в Москву мне надо, что я уже взрослый и в любом случае дома всю жизнь не просижу. Рано или поздно я все равно куда-нибудь сорвусь.

Кстати, это хороший пример того, как у большинства детей так ничего и не получается в жизни. Страхи их родителей блокируют их будущее. Родители, разумеется, здесь не виноваты. Они ведь любят и оберегают своих детей – это нормально. Просто родители выросли в определенных условиях, где уезжать куда-либо было запрещено, нельзя было высовываться. Наши родители привыкли жить по инструкции, которую написал им Советский Союз. Они эту инструкцию передают дальше, уже своим детям, воспитывают их по уже знакомому шаблону. А времена меняются быстрее, чем пишутся инструкции.

В итоге мы переубеждаем папу, я получаю разрешение, сажусь на ночной поезд Одесса – Москва и уезжаю в столицу России.

Поезд привез меня на Киевский вокзал. Когда я вышел, то одно из первых сооружений, которое я увидел и которое поразило меня, – это Москва-Сити. Тогда зданий было еще вполовину меньше, не успели возвести все, но я все равно прифигел. Город меня поразил. Наверное, выйдя из поезда, я так и ходил с открытым ртом и все разглядывал.

Потом меня забрал Игорь. Сначала мы поехали в кинотеатр, где немного пообщались, посмотрели кино, а потом он отвез меня в Подольск, в эту квартиру, где проживало девять человек. Игорь сказал мне: «Не волнуйся ни о чем, я тебе помогу, все организую».

На следующий день я проснулся, сделал какие-то документы, регистрацию и поехал забирать рабочую машину. Это была «Ока». Я ее забрал, приехал в пиццерию и в первый же день начал работать курьером по доставке пиццы.

Для меня эта работа была жестью. Я ведь творческая личность, а тут мне надо взять сумку, дождаться пиццу, положить ее в машину, довести, отдать, вернуться к пиццерии, опять ждать, взять пиццу и опять ехать до клиента. И так по кругу, в течение всего дня.

Я быстро понял, что нахожусь не на своем месте, занимаюсь не тем. Плюс все мои друзья остались в Украине. В Москве общение не складывалось. С Игорем и его приятелями, как мне казалось, мы дружили. А когда я приехал, я вдруг стал им не нужен. Я пытался как-то попасть в их компанию, надеялся, что они пригласят меня куда-нибудь погулять или еще что-нибудь, но у них был свой круг общения, и меня они в него не пускали. Я превратился в какого-то гастарбайтера. И мне от этого было грустно.

От того, что я жил в Подольске, в компании целой толпы народа, мне тоже было невесело. Это явно было не то окружение, которое способно продвинуть меня вперед. Скорее, они тянули меня назад. Однажды муж маминой двоюродной сестры увидел, что я курю «Парламент» (тогда курил), и сказал:

– Да ты, я посмотрю, охерел совсем «Парламент» курить! Ты же так все деньги спустишь. Покупай лучше дешевые сигареты. Ты приехал все-таки сюда деньги зарабатывать, а не прожигать их.

Мне это хорошо запомнилось. И слава богу, что я его тогда не послушал…

Эта