Фею не драконить! (СИ) - Милена Валерьевна Завойчинская

Все же Моника как напророчила с этим ругательством. И драконов вокруг меня теперь в избытке, и горгулья имеется. Причем как раз подходящего размера…

Возможность вернуться к корреспонденции появилась только к ночи. Весь день творился сущий кавардак и столпотворение. У меня и так-то плотная запись, многие приходили забрать уже готовые заказы. Но сплетня о моем родстве с семейством Ланц разнеслась как лесной пожар. Полагаю, как только риата Монгольц вышла из моего салона, первое, что она сделала — это бросилась оповещать о сногсшибательной новости всех своих знакомых.

Кошмар какой-то!

К вечеру я ненавидела всех. Вот вообще всех! А особенно драконов. Эти чешуйчатые прохвосты… хм… хвостатые, вся семейка, один другого стоит.

Эдгар обдурил меня, наивную дуреху, и я оказалась замужем без обещанного развода. Ирден, такой любезный и милый, признаю́, заморочил голову. И я опять же оказалась замужем, но уже по-настоящему. Пусть и с уговором о фиктивности. Но этого мало, он еще и засветил наш брак перед посторонними. И риата Летиция. Ворвалась, как тайфун, чуть не устроил пожар, втерлась ко мне в доверие, вынудила признаться перед семьей о замужестве и рассказала посторонним о том, что я ее невестка.

Это какой-то драконий произвол!

Я кипела от негодования и недоумевала: почему я такая бестолковая? И как умудрилась во все это вляпаться⁈ Плакат написать, что ли? Большими такими буквами «Фею не драконить!» Интересно, поможет?

Зараза весь день просидела в спальне. Она предприняла попытку спуститься и пообедать на кухне, но быстро сознала, что не стоило этого делать. Так что хитрая нечисть мгновенно удрала обратно наверх. После чего вылетала из окна второго этажа, через открытое окно кухни тайком пробралась внутрь и утащила себе обед. Но я об этом узнала лишь вечером, обнаружив остатки пиршества. Правда, зная, что я буду ругаться, если она сильно насвинячит, горгулья сделала несколько ходок. И притащила помимо еды большой поднос и тарелку. На пол она, конечно, все равно изрядно накрошила, но все же я оценила ее попытку кушать аккуратно и не мусорить за пределами подноса.

— Струсила, да? — спросила я ее, без сил падая на кровать на спину и раскидывая руки. Буду лежать, как морская звезда, пока не очухаюсь. — Бросила меня одну на растерзание этим… любопытным.

— Пласти, хозяютька, — ничуть не устыдилась Зараза и прилезла за порцией ласки. — Но я маинькая, а их многа. И они все сюмят, сюмят…

— Да уж, шумят.

Я прикрыла глаза. Надо бы поесть, принять ванну и прочитать записки Эдгара, которые продолжали поступать весь день. Видно, приперло его там основательно.

— Кусять хотись?

— Хочу, — пробормотала я, не открывая глаз.

— Я сисяс.

Горгулья спорхнула с моего живота. Что-то зашуршало, зашелестело, пахнуло сыром и копченым мясом. В следующую минуту я почувствовала, как маленькие, но необычайно сильные лапки, приподнимают мою голову и подсовывают под нее подушечки одну за другой.

Пришлось предпринять усилие и немного приподняться, чтобы Заразе было легче.

— Кусяй. Ты зь моя холесяя, — засюсюкала нечисть, словно я ребенок. И в мои губы ткнулся кусочек буженины.

Я улыбнулась и позволила себя покормить. Почему нет? Горгулье приятно о ком-то заботиться. Она же совсем домашняя и милая. А мне приятно, когда она проявляет эту свою заботу в мой адрес.

Скормив мне все нарезанные ломтики сыра и мяса, она спросила:

— Ну тиво? Холосе тепель? Или иссе?

— Хорошо. Спасибо, дружочек мой. — Я погладила ее по спинке, притянула к себе и чмокнула.

— Да лядно узь, — застеснялась она. — Новости лассказивать?

— Конечно! Как прошло общение с моими родными?

— Ой. Знаись… Они стланные. Некламанты все такие?

— Какие?

— Дотосьные. Я зе им колотко и тетко тиво-то говолю. А они такие настойсивые! И спласывают, и спласывают. Дедуська у тибя стлогий. Такой, плямо — ух! Плямо как мой. Мой дедуська злюка быль. Его все боялисся. Но он потом тють-тють вымел.

— Что вымел?

— У́мель.

— Не поняла. Что-то особенное уме́л?

— Да нет зе. Не уме́л, а у́мель. Ну, мы — ледкий вымелсый вид. Вот он — вымел.

— А! Поняла. Вымер. Продолжай.

— Ну и все. А потом дедуська Хенлик сказаль, сьто я настоясяя Монк, и это холосо. И сьто ты молодесь. Потомуста устлоила сумаседсее, невелоятное и гландиозное сумасблодство. Воть. И иссе сказаль, сьто здет миня в гости. И сьтобы я заботиляся о тибе. А я и так заботюся, ты зе моя фейка.

— А что мама с папой? И, пожалуйста, постарайся говорить четче, а то я не сразу все слова понимаю.

— А, эти ниссе так, — проигнорировала она в очередной раз мою просьбу перестать коверкать речь. — Милые. Спласывали, холосо ли ты кусаесь. И пледлагали закопать длакона, если он тибя обизяет. Но я им сказала, сьто у нас длакон холосый. Мама твоя спласывала, плислать ли тебе длагосенности. Я сказяла, сьто нинада. И сьто нас хвостатый музь тибе узе натял далить свои собстьвенные сокловисся.

— А братья как?

Зараза помолчала, а потом хихикнула. Это было неожиданно и странно. Хихикающую нечисть мне не доводилось видеть раньше.

А горгулья продолжала веселиться, даже морду лапкой прикрыла. Я ждала, с улыбкой наблюдая за ней.

— Холосие. Но смесьные. Хотять миня себе. Совелсенно сельезно пледлагали кутю взяток, сьтобы я к ним пелеехала.

— Та-а-ак! Сманивали, паршивцы⁈ — возмутилась я.

— Тють-тють. Обисяли нотью на кладбиссе плигласить и показать упыля и нетисть.

— Они спятили? — растерялась я. — Зачем приглашать тебя на кладбище и обещать показать упыря и нечисть⁈

— Интелесно зе.

Я моргнула, а потом рассмеялась. Горгулья захихикала еще сильнее, а потом призналась:

— Я зе тозе нетисть. Хотю на длугую посмотлеть. И я упыля никада не виделя. И зомби. Блатики сказали, у вас есть зомби и они слузят. Хотю зомби! Давай заведемь?

— Не надо, Зараза. Они частенько плохо пахнут и совсем неживые. Это грустно, особенно, когда поднимают кого-то из прежних слуг, которых хорошо помнишь за долгие годы службы. Это всегда по их желанию и просьбе, но все же… Мы с тобой лучше как-нибудь без них, сами. Или заведем живых помощников.

Чуть позже, когда я отдохнула и пришла в себя, прочитала переписку горгульи с моим семейством. Посмеялась. Потому что писала Зараза в том же духе, что и самое первое послание. Это вызывало вполне закономерную оторопь и множество вопросов.

Но, судя по всему, всем было весело. Чувствовалось, что даже дедушка начал получать удовольствие от происходящего. Раз уж не пожалел времени на столько долгий обмен вестниками. Да и