Народные дьяволы и моральная паника. Создание модов и рокеров - Стэнли Коэн

правительства не только направляли и легитимировали враждебность в обществе, но и говорили при этом с интонациями, неотличимыми от таблоидной прессы.

Уровень нетерпимости в лексиконе словесных оскорблений в медиа поддерживался на постоянной отметке. Недавний анализ показал, что шотландские газеты привлекают внимание к одним и тем же негативным определениям и расовым стереотипам; выдают за факты мифы о просителях убежища; с неприкрытой враждебностью относятся к пребыванию соискателей убежища в Британии и открыто предлагают им вернуться на родину[24]. (При этом следует отметить, что только 44 % упоминаний были признаны полностью негативными, тогда как 21 % – сбалансированным, а 35 % – позитивными.)

Социолингвистическое исследование, проведенное в совершенно ином культурном контексте – на материале сообщений австрийских газет по поводу курдских просителей убежища в Италии в 1998 году, – прекрасно распознает «метафоры, с помощью которых мы дискриминируем»[25].

Три главные метафоры изображают соискателей убежища как воду («приливные волны»), преступников или вражескую армию. Повторение этих мотивов в относительно неизменном лексическом и синтаксическом виде показывает, что они представляют собой «естественный» способ описания ситуации. «Натурализация» отдельных метафор позволяет размыть границы между буквальным и фигуральным.

Схожие метафоры – а также некоторые другие – появляются и в британских газетах.

• Вода представлена словами потоп, волна, наводнение, приток, нахлынуть (в), прилив и захлестывание. К примеру: «Лейбористы позволят притоку мигрантов захлестнуть страну» (The Sun, 4 апреля 1992 года).

• Беженцы более агрессивны и чаще совершают преступления: «Тысячи людей уже [пришли в Британию], принеся на улицы многих английских городов террор и насилие» (Sunday People, 4 марта 2001 года). «Убежище, доступное для всех, – это бомба с замедленным действием, и отсчет уже пошел… однажды она может взорваться, и последствия для общества будут ужасающими» (Scottish Daily Mail, 13 апреля 2000 года). Они изначально нечестные, обманщики, мошенники, лжецы, фальшивые. «Народный гнев: 20 тыс. фальшивых просителей убежища обманули систему, чтобы остаться в Британии; гоните их прочь» (Daily Express, 30 июля 2001 года).

• Беженцы – это иждивенцы и попрошайки, которые всегда ищут подачек и стремятся подоить систему.

• И это им легко удается, ведь Британия – гавань с щедрыми пособиями (молоко и мед), чрезвычайно добродушная: «Не позволим сделать из Британии простофилю» (Sunday Mirror, 4 августа 2001 года); «Лейбористы превратили Великобританию в гавань для беженцев» (Daily Mail, 7 августа 1999 года); Британия – это «первоочередный пункт назначения для просителей убежищ» (Daily Telegraph, 19 февраля 2001 года»; «Берег подачек для фальшивых беженцев» (Scottish Sun, 11 апреля 2000 года).

• Эти метафоры и образы обычно комбинируются: «Добродушие, пускающее к нам беженцев-пройдох» (Press Association, 4 ноября 1999 года); «Мошенники в поиске убежища продолжают наводнять Британию: Британия легковерна в вопросе предоставления убежища» (Daily Express, 26 апреля 2001 года); «Мы возмущены тунеядцами, попрошайками и жуликами, которые готовы пересечь любую границу в Европе, чтобы воспользоваться нашей щедрой системой социального обеспечения» (The Sun, 7 марта 2001 года).

• Заголовки «Прямой речи» (Straight Talking), постоянной колонки Дэвида Меллора в People, составляют коллаж из этих тем: «Почему мы должны развернуть волну изворотливых евробеженцев» (29 августа 1999 года); «Пускай нахлебники собирают вещи, не то мы обанкротимся» (13 февраля 2000 года); «Выдворите весь этот мусор» (5 марта 2005 года). И в конце концов: «Когда говорить правду считается расизмом» (16 апреля 2000 года).

Немедленное действие этого выдержанного яда легко представить, но труднее доказать. За три августовских дня 2001 года в жилом комплексе в Глазго зарезали одного курдского просителя убежища, еще двое курдов подверглись нападению. Управление Верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ ООН) опубликовало заявление, в котором говорилось, что событие было вполне предсказуемым, учитывая «атмосферу очернения соискателей убежища, которая царила в Великобритании последние годы». Очернение было настолько успешным, что слова «проситель убежища» и «беженец» стали оскорблениями на школьных игровых площадках.

Поскольку эта область столь откровенно политизирована, возникла сильная оппозиция. Многие неправительственные правозащитные организации, организации за гражданские свободы и движения против расизма уделяют особое внимание борьбе с пагубными последствиями панического дискурса. Более специализированные группы, такие как Press Trust и RAM (Refugees, Asylum-seekers and the Mass Media – «Беженцы, просители убежища и масс-медиа»), ведут работу только по противодействию медийным образам и мифам.

В мае 2002 года лейбористское правительство объявило о новой серии планов под лозунгом «нулевого принятия»: закрыть лагерь беженцев Сангатт на французской стороне Ла-Манша; перехватить суда с нелегалами; ускорить процедуру депортации. Daily Star под заголовком «Убежище: 9 из 10 – аферисты» (22 мая 2002 года) запустила типичную сопутствующую панику, нацеленную на «продажных сотрудников иммиграционной службы»: обученные за счет налогоплательщиков, они увольняются с работы и продают свои экспертные знания на дорогостоящих консультациях, обучая фальшивых просителей убежища, как обойти систему.

Расширения

Понятие моральной паники вызывает некоторое беспокойство, особенно в отношении ее моральности. Почему реакцию на феномен А обесценивают и принижают, описывая ее как «еще одну моральную панику», в то время как предположительно более значимый феномен Б игнорируется и вовсе не рассматривается в качестве потенциального носителя морального значения?

Это не только вполне законные вопросы, это проблемы. Подобно народным возражениям против теории стигматизации, социального конструктивизма и теории дискурса в целом, такие вопросы укрепляют саму позицию, которую пытаются атаковать. Они могут быть поставлены, только если отсутствие согласованности между действием (событием, состоянием, поведением) и реакцией верно понимается как нормальное и очевидное. Указание на сложность взаимосвязей между социальными объектами и их интерпретациями – вовсе не «критика»: в нем заключается вся суть изучения девиантного поведения и социального контроля. Некоторые тривиальные и безобидные формы нарушения правил действительно могут оказаться мухой, из которой сделали слона. И да, некоторые весьма серьезные, значительные и ужасные события – даже геноцид, политические убийства, зверства и массовые страдания – можно отрицать, игнорировать или обесценивать[26]. Большинство гипотетических проблем располагается между этими двумя крайностями – вот почему именно там и требуется сравнительная социология моральной паники, которая проводит сопоставления в рамках одного общества и между обществами. Почему же в таком случае коэффициент X состояния Y порождает моральную панику в одной стране, но не в другой, при тех же условиях?

Значит, безусловно, необходимо более четко определить понятие. Комментаторы выделили различные элементы исходного определения[27].

1. Беспокойство (а не страх) по поводу потенциальной или воображаемой угрозы.

2. Враждебность – моральное негодование в отношении акторов (народных дьяволов), которые олицетворяют проблему, и ведомств (наивных социальных работников, пиарящихся политиков), на которых «в конечном счете» лежит вся ответственность (и которые сами, в свою очередь, могут стать народными дьяволами).

3. Консенсус – широко