Ярмарка Святого Петра - Эллис Питерс

Кадфаэль провел купца вдоль предместья, где уже вовсю ставились лотки.

— Ты, наверное, хотел бы устроиться на самой ярмарочной площади? — спросил монах. — Туда ведь сходятся все дороги.

— Э, брат, мои покупатели сами меня повсюду сыщут, — самодовольно ответил купец.

Но несмотря на эти слова, валлиец придирчиво осмотрел все предместье и отнюдь не спешил выбрать себе место. Наконец они миновали предместье и вышли к просторной треугольной ярмарочной площади. Монастырские служки заблаговременно расставили здесь деревянные палатки, в которых можно было и товары запереть, да и переночевать при необходимости. Палатки эти сдавались купцам за отдельную плату. Другие торговцы привезли с собой лотки на козлах и легкие тенты, ну а торговцы помельче — по большей части окрестные жители — собирались спозаранку разложить свой товар на пледах, а то и вовсе на голой земле между лотками и палатками.

Родри было никак не угодить: все его не устраивало. Он искал самое лучшее место. Наконец он приглядел крепко сколоченную палатку неподалеку от аббатского амбара и конюшни. Купец живо смекнул, что съехавшиеся на ярмарку поведут своих лошадей в конюшню и, коли он пристроится поблизости, никак не минуют его товара.

— Вот это мне подходит. Один из моих парней и ночевать здесь будет.

Старший из работников следовал за хозяином и его провожатым, легко перекинув через плечо свою ношу, а второй остался на пристани караулить выгруженные тюки. Получив указание хозяина, работник принялся складывать свой груз в палатку, а Родри и Кадфаэль повернули назад, к реке, чтобы послать второго слугу следом за первым. По дороге они повстречали одного из управляющих. Кадфаэль сообщил тому, что гость из Уэльса выбрал место, и помог им договориться насчет оплаты. Строго говоря, монах выполнил возложенное на него поручение и должен был вернуться в обитель, однако ему не меньше, чем любому мирянину, хотелось потолкаться на людной дороге вдоль Северна. Что ни говори, а такое можно увидеть лишь раз в году, к тому же до повечерия еще оставалось время. И случаю поболтать по-валлийски Кадфаэль был рад: в обители такая возможность предоставлялась нечасто.

Кадфаэль и Родри дошли до того места, где большую дорогу пересекала тропа, спускавшаяся к реке, и с интересом посмотрели вниз. Бристольская баржа уже пристала, и трое матросов начали выкатывать на пристань бочонки с вином. Работой распоряжался дородный, осанистый краснолицый пожилой господин в длинном богатом одеянии. Его надвинутый на голову капюшон был перекручен на макушке, образуя подобие сарацинской чалмы, а широкие рукава развевались, когда он, жестикулируя, указывал, что куда ставить. У него было округлое лицо, полные, до синевы выбритые щеки и колючие кустистые брови. Для своего роста и комплекции он казался необычайно проворным и, судя по всему, считал себя весьма важной персоной, ожидая, что и другие сочтут его таковой с первого взгляда.

— Так я и думал, — промолвил ап Хув, довольный своей сообразительностью и осведомленностью. — Это не кто иной, как сам Томас из Бристоля — крупнейший тамошний виноторговец. А еще он приторговывает всякими диковинами с Востока — пряностями, засахаренными фруктами и сластями, которые венецианцы привозят из Сирии и с Кипра. Товар дорогой и прибыль немалая. Любая леди, не торгуясь, заплатит за то, чего нет у ее соседки. Ну, что я тебе говорил? Деньги сближают людей. Купцы — за Стефана они или за Матильду — все одно съезжаются к вам на ярмарку и всяко сумеют столковаться друг с другом.

— Судя по его виду, — заметил Кадфаэль, — у себя в Бристоле он человек влиятельный.

— Так оно и есть. Он в чести у Роберта Глостерского, но, как видишь, не побоялся заявиться к вам в Шрусбери. Дело есть дело, и, коли пахнет барышом, купец хоть в самое пекло полезет.

Они собирались уже спуститься к берегу, когда заметили, что среди собравшихся на мосту нарастает волнение. Оттуда доносился возбужденный гул, и все головы повернулись к городским воротам на другом берегу Северна. В косых лучах заходящего солнца один из парапетов отбрасывал тень до середины моста. Над мостом клубилось облачко легкой пыли, двигавшееся к аббатскому берегу. Пыль поднимали ноги плотно сбившейся кучки молодых людей, вышедших из ворот и сплоченно, словно маленькое войско на марше, направлявшихся в сторону монастыря. Толпы зевак расступались, давая им дорогу. Все прочие горожане праздно прогуливались теплым летним вечером — эти же двигались решительно и поспешно, правда, похоже было, что их поспешность диктовалась боязнью растерять решимость. Их было человек двадцать пять, все безусые юнцы, и некоторых из них Кадфаэль знал: Эдви, сына мастера Белкота, юного посыльного Эдрика Флешера и с полдюжины отпрысков самых уважаемых цеховых мастеров. Во главе всей компании вышагивал, воинственно задрав подбородок и размахивая в такт шагам кулаками, Филип Корвизер — сын самого провоста. Вид у этих молодцов был сердитый и угрюмый. Прохожие замедляли шаг и недоуменно таращились на них, не понимая, в чем дело.

— Если это не пахнет дракой, — промолвил Родри ап Хув, поглядывая на воинственно настроенную компанию, — то я ничего в таких делах не смыслю. Я ведь слыхал, что у вашей обители вышел разлад с городом. Пойду-ка да пригляжу, чтобы все товары были надежно упрятаны под замок, пока не началась заваруха.

Он засучил рукава, проворно сбежал по тропке, ведущей к пристани, и принялся торопливо убирать подальше драгоценные фляги с хмельным медом. Кадфаэль остался стоять, задумчиво поглядывая на дорогу. «Похоже, — подумал монах, — чутье купца не обманывает. Старейшины города обратились к аббату с прошением и вернулись с пустыми руками. А сынки заправил Шрусбери, судя по всему, вознамерились прибегнуть к более сильным мерам». Правда, приглядевшись, монах не приметил у них никакого оружия. Кажется, даже дубинки ни у кого не было. Но лица их не предвещали ничего доброго — видать, и впрямь без заварухи не обойдется.

Перейдя плотным строем мост, рассерженные молодцы задержались, но ненадолго: их предводитель оглядел выстроившиеся вдоль дороги лотки и палатки, бросил оценивающий взгляд в сторону пристани и отрывисто отдал какой-то приказ. Затем он устремился вниз по тропинке, ведущей к реке, а за ним последовало не меньше десятка рослых, крепких парней. Остальные юнцы продолжили движение в прежнем направлении. Любопытствующие тоже раскололись на две группы: кто последовал за одной компанией, кто — за другой. Никому из горожан не хотелось пропустить любопытное зрелище. Кадфаэль пригляделся к молодым людям и еще раз убедился в том, что, хотя настроены они решительно, никто не имел при себе даже палки. Монах сомневался, чтобы хоть один из них явился сюда с ножом. Только лица их пылали воинственным задором. Большинство из них брат Кадфаэль знал и был уверен, что они неспособны ни на какое злодейство, однако, ощущая смутное беспокойство, свернул с дороги и двинулся по тропинке к Северну вслед за ними.

Отпрыск Корвизера, известный в городе бузотер, был вовсе не глуп, но горяч и постоянно одержим всякими шальными идеями. К тому же паренек порой выпивал куда больше, чем стоило бы в его возрасте. Сейчас, правда, он не был пьян, но определенно что-то затевал.

Брат Кадфаэль вздохнул и без особой охоты спустился к пристани. У молодых кровь горячая, они легко увлекаются и идут напролом там, где люди постарше и поопытней предпочитают проявить осмотрительность. А чем больше юнцы кипятятся, тем вероятнее, что набьют себе шишек. Монах вовсе не удивился тому, что Родри ап Хув, человек, видавший виды, успел убраться с пристани вместе со своим работником и всеми товарами. Надо полагать, что валлиец прежде всего позаботится о том, чтобы упрятать свое добро — от греха подальше, а там, глядишь, и вернется к реке — посмотреть, чем дело кончится, но с безопасного расстояния, чтобы ни во что не влипнуть. У пристани под разгрузкой оставалось с полдюжины судов различных размеров, среди которых выделялась великолепная баржа Томаса из Бристоля. Заслышав шум, поднятый сбегавшей по тропе компанией, ее владелец обернулся, смерил юнцов высокомерным взглядом и продолжил руководить разгрузкой. На борту баржи еще высилась изрядная гора тюков, фляг и бочонков.

— Почтеннейшие! — громко окликнул судовладельцев Филип Корвизер, остановившись прямо перед Томасом из Бристоля. Его звонкий голос привлек всеобщее внимание, торговцы оторвались от своих дел. — Я прошу выслушать меня, ибо все вы, как и я, горожане, и каждый из вас, несомненно, предан интересам своего города, как и я своего — славного Шрусбери. Но вы платите пошлины и сборы в пользу аббатства, а аббатство отказывает городу в какой-либо помощи. Мы же сейчас находимся в куда большей нужде, чем обитель, и часть того, что вы отдаете монахам, стоило бы уплатить городу.