В погоне за ихтиозаврами - Игорь Забелин

Ежегодно, в октябре и ноябре, во время полнолуния, в "хвостах" палоло заканчивается созревание икры и молок. Далее, по мере уменьшения луны, скрытников-палоло охватывает трепетное, все растущее "волнение", в их организме происходят еще более резкие изменения: палоло начинают подчиняться таинственному, странному призыву луны, и чем сильнее становится этот призыв, тем больший "страх" охватывает переднюю часть палоло. Тогда они забиваются поглубже в расселины, а задняя, хвостовая, их часть так же неудержимо начинает рваться из расщелины на волю, в открытое море, к лунному свету.

Дважды в год, в октябре и ноябре, но обязательно за день до наступления последней четверти луны, напряжение среди палоло достигает предела, и тела их разрываются на две части: передняя съеживается в расщелине, а задняя вырывается на волю и всплывает к поверхности. Здесь членики "хвоста" лопаются, молоки смешиваются с икрой, а чехольчики тонут. Это происходит сразу со всеми палоло и называется их роением.

Для полинезийцев палоло — настоящее лакомство; они едят их сырыми прямо во время ловли, жарят, завернув в пальмовые листья, солят, делают запасы. Заранее готовясь к этому торжественному событию, полинезийцы выпарили в огромных раковинах тридакни морскую соль и, конечно, позаботились о пальмовом вине.

Следует сказать, что палоло весьма по вкусу также и многочисленным коренным обитателям моря; поэтому мы надеялись стать свидетелями интересных сцен.

…Всю ночь на берегу атолла Тикехау полинезийцы жгли костры, и девушки в венках из белых цветов вели вокруг них свои танцы. Протяжные мелодии песен сливались с равномерным рокотом прибоя, который то усиливался, то стихал, и с шумом пальм, которые гнулись под порывами пассата.

На "Чайке" никто не спал. Мы ждали выхода полинезийцев в море. Случилось это совершенно неожиданно. Нам по крайней мере показалось, что ничего не изменилось в природе, но вот одна пирога с балансиром, а дальше вторая, третья, четвертая, бесшумно проскользнули мимо нас и вышли из лагуны в океан. А те, кому не хватило места в пирогах, с песнями и смехом направились к внешнему краю атолла, на подветренную сторону, и каждый нес в руках красивую плетеную корзиночку, украшенную цветами и устланную пальмовыми листьями.

Мы тоже торопливо спустились в шлюпку и вышли из лагуны в океан вслед за пирогами. Вскоре на востоке появилась красноватое зарево, а дальше выглянул омытый океаническими валами оранжевый край щербатой луны. Сначала он то появлялся, то исчезал в высоких волнах, но потом выкатился на темный небосвод, потеснил звезды, и желтоватый свет его залил океан. От полного диска осталось чуть больше половины, и именно такой вид луны почему-то особенно устраивал палоло.

Полинезийцы поставили паруса, и пироги, словно легкокрылые бабочки, понеслись по темному океану, оставляя за собой зеленоватый фосфоресцирующий след. Чтобы не отстать, мы включили мотор, но шум его как-то не гармонировал с праздничной тишиной ночи, с зеленоватыми искрами в черной морской глубине, с низко нависшим над океаном созвездием Южного Креста, с величественной, хоть и ущербной луной…

Я приказал остановить мотор. Крепчал ветер, и поэтому море светилось все сильнее: это вспыхивали потревоженные волнением микроскопические организмы-светлячки.

Отстав от полинезийских пирог и не стараясь их догнать, мы обсушили весла и спустили в воду фонарь. Вода была прозрачная, чистая, и ничто не указывало на присутствие палоло. В душу мне закралось сомнение. "А не выдумка ли все это? — подумал я и, помню, как сегодня, недоверчиво посмотрел на бестрепетную, равнодушную к земным делам луну. — Ведь невозможно, чтобы эти палоло все вместе заполнили целый океан!"

А сомневался я зря. Властный призыв луны уже был услышан в глубине коралловых рифов, и в освещенном фонарем пространстве показалась короткая, сантиметров в пятнадцать длиной, извилистая лента, за ней появилась вторая, третья, четвертая, пятая, а дальше мы сбились со счета: произошло почти невероятное — началось массовое роение палоло, и море вокруг нас буквально загустело. Нам показалось, что даже волны стали ниже, хотя, может, это действительно только показалось.

Океан забурлил. Вспыхнули факелы на пирогах — это полинезийцы сачками ловили палоло. С берега доносились восторженные возгласы, которые, наконец, стихли: ловцы, видимо, не устояли и принялись дегустировать пераую партию лакомства. Зеленые струи то там, то здесь прочеркивали океан — это какие-то большие рыбы или морские животные всплыли на поверхность, чтобы отведать палоло… А "цепочки" палоло на наших глазах распадались на отдельные членики, и становилось их все больше.

Мы с трудом верили своим глазам. Нам казалось, что здесь из ничего творится жизнь, что мы являемся свидетелями ее таинственного обновления. И мы снова и снова мысленно спрашивали себя, чем же объяснить, что все палоло в одну и ту же ночь, подчиняясь призыву луны, покидают свои уютные жилища… Однако, хотя мы и не могли объяснить, как доходит этот призыв до палоло, и почему они откликаются на него именно за день до наступления последней четверти луны, биологическая целесообразность того, что здесь происходило, не вызвала у нас никакого сомнения: роение палоло обеспечивало продолжение их рода и широкое расселение.

И, будто осознавая, что на наших глазах происходит что-то необычайное, грандиозное, мы все молчали, словно боялись неуместным словом помешать природе.

Пальцы Румянцева с неожиданной силой впились в мое плечо. Я оглянулся. Метров за семьдесяти-восемьдесяти от нас, прямо на поверхности океана, плыло огромное животное. Над водой был виден только высокий спинной плавник и часть спины. Животное неторопливо плыло, но не по прямой линии, а по кругу, все приближаясь к нам. На мгновение из воды показался вертикально поставленный хвост, а затем в призрачном зеленоватом освещении мы увидели длинное торпедообразное тело и морду с вытянутым клювом. Чудовище, видно, лакомилось палоло. Тот же фосфоресцирующий свет морских организмов, который давал нам возможность рассмотреть общие очертания животного, мешал рассмотреть его в подробностях. Румянцев быстро нацелился фотоаппаратом с очень чувствительной пленкой и несколько раз щелкнул…

А чудовище медленно плыло себе дальше, описывая широкую дугу. И вдруг его не стало. Все это было бы очень похоже на галлюцинацию, если бы еще долго не виднелся в воде оставленный животным зеленоватый след исчезавший в глубине.

И снова мое сознание обожгла мысль: "Ихтиозавр!"