Возвращаюсь домой (СИ) - Шугар Мия

Мама, заливаясь слезами, пытаясь утихомирить Лизу, но ту уже было не остановить. Она фонтаном выплёскивала годами накопленную злобу, словно боясь передумать или не успеть. Кричала, что Алёна бросила мать и редко приезжает, откупаясь подарками и денежными подачками, что наплевала на родственников, а некоторым, между прочим, тяжело живётся. Что спряталась в своём богатом доме за спиной мужа и знать не знает ничего о реалиях настоящей жизни.

— Баба Таня, это нам?!! — восторженные крики мальчишек, нашедших подарки, вклинились в обвинительную речь их матери и немного снизили градус общего напряжения.

— Да, Это вам тётя Алёна купила. Сходите, спросите, можно ли поиграть. И поблагодарить не забудьте.

— Вот-вот, я же говорила, опять подачки… — завела старую песню Лиза. — А вы кланяйтесь, бедные родственники, значит!

— Ну-ка пойдём, я тебя провожу, Лиз. — мама суетливо собралась, вытолкала младшую дочь из квартиры и с грохотом захлопнула дверь.

Когда она вернулась, Алёна всё так же сидела, глядя в окно на пожелтевшую берёзу, контрастно выделяющуюся на фоне свинцовых туч.

— Алён… — заискивающе начала мама. — Не расстраивайся… Лизка — она не плохая, помогает мне… Окна весной мыла, потолок к Пасхе белила. Из-за Сашки своего сорвалась сегодня. Он деньги, что в поездку отложила, нашёл и пропил, паразит. Поругались, синяк поставил ей. — Мама горестно вздохнула и промокнула слезящиеся глаза. — Заведённая пришла, дети в дороге капризничали, на поезд бежать нужно, а тут ты улыбаешься… Сорвалась Лизка. Пока шли к остановке, сама расплакалась, жалеет уже, что наговорила со зла.

Алёна повернулась и обняла мать за вздрагивающие плечи.

— Ну что ты, мам, не плач… Я понимаю… И Лизе тяжело. И мне. И тебе. Будем как-то выкручиваться.

После такой эмоциональной встряски веселиться уже не хотелось. Мама покормила мальчишек и отправила рисовать, а Алёна достала старый фотоальбом, обтянутый красным бархатом и хранящий снимки нескольких поколений семьи. Перелистывала тяжелые серые страницы с вставленными в прорези пожелтевшими фотокарточками и думала о судьбах людей, изображённых на них. На одном из фото обнаружила бабушку Марусю с собой маленькой на руках. Бабушка стояла возле дома и приветливо улыбалась, а совсем ещё мелкая Алёнка счастливо смеялась и сжимала в руке венок из полевых цветов, который, видимо, только что стянула с головы.

— Мам. — Алёна посмотрела на маму, устроившуюся с книгой в глубоком кресле. — А что стало со старым домом в Родниковке?

Глава 3

Блёклые, уставшие за лето поля, сменялись редкими пожелтевшими рощицами, мелькая за окном синего Пежо, бодро бегущего по неровной, серой от времени, дороге. Впереди, как раз перед нужным поворотом, показался стационарный пост ДПС. Один из автоинспекторов прохаживался, поигрывая жезлом, возле припаркованного служебного автомобиля, разговаривал по телефону и, временами, смотрел на проезжающие мимо поста машины.

Алёна сбросила скорость, перестроилась в правый ряд и включила поворотник. В этот момент сотрудник ГИБДД убрал телефон в карман и махнул жезлом, требуя остановиться.

— Добрый день. Лейтенант Лавров. Предъявите водительское удостоверение и документы на машину.

Алёна открыла бардачок, достала документы и протянула автоинспектору.

— Издалека едете, гражданка Довлатова. Устали, наверное? — лейтенант прошёлся сочувствующим взглядом по осунувшемуся лицу Алёны. — Нельзя в таком состоянии за руль садиться.

— Да нет, со мной всё в порядке. Я всего час за рулём, и уже почти доехала.

— Куда направляетесь?

— В Родниковку. Знаете, наверное, такой посёлок? Тут 10 километров всего осталось.

— Конечно знаю! Я сам оттуда и мама до сих пор живёт там. — Молодой лейтенант оживился и обрадовался, будто встретил старую знакомую. — А вы тоже поселковая или по делу к нам? Я вашу машину раньше не видел.

— Бабушка жила в Родниковке. Вот, еду навестить могилку и дом посмотреть.

Лейтенант понятливо кивнул, вернул документы и отпустил Алёну с пожеланием счастливого пути. Постоял с минуту на обочине, смотря вслед грустной и несчастной, как котёнок, выброшенный под дождь, женщине, вздохнул и, вспомнив о должностных обязанностях, остановил для проверки следующую машину.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Алёна пробиралась по залитой водой дороге посёлка и молилась, чтобы не словить колесом выбоину с острыми краями. Жителю большого города, привыкшему к гладкому асфальтовому покрытию, нелегко маневрировать на раскисших сельских улочках. Или молитва помогла, или дороги были не такими уж и плохими, как показалось на первый взгляд, но до места Алёна добралась без происшествий, и даже нигде не забуксовала.

Сердце замерло, когда из-за поворота показался бабушкин дом. Выцветший от солнца, ветров и дождей, с облупившейся краской и покосившимися ставнями, в окружении мокрого осеннего пейзажа, он казался забытым всеми великовозрастным сиротой. Неприкаянный, обиженный судьбой и людьми, никому не нужный.

"Прям, как я", — грустно подумала Алёна, вышла из машины и неуверенно приблизилась к дому. Старый невысокий забор почти сгнил и в некоторых местах завалился. Многолетние цепкие побеги хмеля и девичьего винограда плотно обвили трухлявые опоры и проржавевшую сетку бывшей ограды. За годы забвения, двор зарос не просто бурьяном, но и деревьями. Там, где у бабушки раньше располагались грядки с лекарственными растениями и зеленью, теперь было непроходимое месиво из разросшейся одичалой вишни, гигантских стеблей борщевика и вездесущего хмеля.

Алёна с необъяснимым трепетом прошла по запущенному двору, осторожно поднялась на крыльцо и попыталась открыть навесной замок выданным мамой ключом. Замок заржавел и не желал поддаваться до тех пор, пока Алёна не догадалась сбегать в машину за флаконом смазки. Побрызгала внутрь древнего механизма, пошевелила ключ внутри, хорошенько распределяя силиконовую массу, и попробовала открыть ещё раз. Небольшое усилие, тихий щелчок и, покрытая ржавыми разводами дужка, отскочила.

Внешняя дверь разбухла от влаги и приоткрылась с большим трудом. Петли почти не работали и жалобно стонали, как живое существо от нестерпимой боли. Алёна боком протиснулась в тёмные сени, включила фонарик на телефоне и осмотрелась. Пыльно, грязно, пахнет затхлостью и плесенью. Полы, на удивление крепкие, лишь скрипят и пружинят в некоторых местах, но Алёнин вес держат без труда.

Вторая дверь, ведущая из сеней в сам дом, открылась легко. В комнатах осталось всё так, как и при жизни бабушки — печь, старая мебель, и даже посуда. Мягкий полумрак из-за закрытых внешних ставней и густой запах пыльной полыни, которой бабушка любила перекладывать вещи в шкафу.

— Ну здравствуй, Дом. — печально вздохнула Алёна, прошлась по большой комнате, заглянула в обе крохотные спальни. — Помнишь меня?

В ответ ничего не скрипнуло, не упало и даже не шевельнулось, но Алёна чувствовала, что дом её помнит и не против вторжения. Её здесь было совсем не страшно, а, наоборот, уютно.

Мама вчера призналась, что у неё от этого дома мороз по коже и постоянное неприятное ощущение, будто кто-то наблюдает за каждым шагом. Она и при жизни бабушки редко оставалась здесь с ночёвкой, а после её смерти вообще забыла дорогу в Родниковку. Первое время ещё пыталась использовать участок под огород, а дом, как дачу, но ничего у неё не вышло. Урожай гиб на корню. Что не засыхало, то сгнивало или портилось вредителями, а в доме не возможно было находиться без риска заработать паническую атаку. Промучившись весь летний сезон и не получив никакого результата, мама плюнула на эту затею, закрыла дом и больше в нём не появлялась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

И вот теперь, много лет спустя, Алёна стояла в центре комнаты, окружённая старыми забытыми вещами, и понимала, что с удовольствием бы здесь пожила. Отремонтировать, помыть, купить кое-что из мебели, разобраться с электричеством и отоплением, и будет не дом, а сказка. Возможно, физический труд и уединение — это то, что нужно ей сейчас.