Привет с того света, или Приключения попаданца[СИ] - Александр Борискин

— И это ты называешь решила! Они мне просто выкрутили руки, очень вежливо, с улыбками, объяснением, почему это мне выгодно сделать. Завтра идем к нотариусу с договором купли — продажи.

— Хоть цену-то нормальную дали?

— Нормальную. Но работать я к ним в ресторан не пойду, что-нибудь свое опять придумаю. Может, ты чего присоветуешь?

— Нет, в этих делах я плохо разбираюсь. Сама решай!

После осмотра трех женщин Дупель взялся лечить только двух, да и то под давлением Ирины.

— Ты понимаешь, что по сравнению с тобой у них все так запущено, что … надо не менее двух недель ими заниматься, да и то полной уверенности в благоприятном исходе у меня нет. А у третьей — щитовидка настолько плоха, что только оперативное вмешательство может быть поможет, а я этим не занимаюсь.

— Так ей что, совсем мало времени жить осталось?

— Я не Господь Бог, только он все про всех знает. Но, думаю, ты права.

— Сколько лечение будет стоить?

— С каждой возьму не менее двухсот пятидесяти тысяч. Слишком тяжело мне придется, да и восстанавливаться долго. Ты им об этом скажи. Пусть в больницу сходят, врачам покажутся, проконсультируются, а то будут думать, что я их на деньги развести хочу, а на самом деле они здоровые.

Только через две недели Дупель снова увидел своих будущих пациенток, причем трех.

— Павел Максимович! Христом Богом прошу, возьмитесь за мое лечение! Врачи говорят, что щитовидка так запущена, что и операция не поможет. Только чудо!

— Я тогда берусь лечить, когда уверен, что это в моих силах. У Вас же прогноз: пятьдесят на пятьдесят. Не хочу обнадеживать попусту.

— Ну, пожалуйста! Никаких к Вам претензии с моей стороны не будет! Я Вам заранее пятьсот тысяч рублей отдам. Получится, так получится, нет — так нет! Только возьмитесь.

Ирина тоже просила Дупеля помочь своей подруге: двое детей малолетних останутся без матери, хотя семья и богатая: два дома имеют, дачникам сдают. В итоге Дупель сдался.

— Удивительно, почему вы все такие больные? Вроде у моря живете, фрукты — овощи круглый год едите … не откроешь секрет, Ирина?

— Точно мне неизвестно, но раньше мы все жили на горе, в километре отсюда, там дом после войны построен был. Горцы говорят, в плохом месте. Родители у нас тоже рано умерли. Сначала отцы. Мы в пятнадцать лет все учиться в техникум уехали, в Сочи. Домой редко приезжали. Потом оползень был и дом завалило. А фундамент у дома хороший был, мощный, старинный. На этом месте раньше лабаз был. Матери наши в Лоо к морю перебрались, но тоже прожили недолго. Может быть, из-за этого?

— Своди меня на место, где дом стоял. Похожу вокруг, посмотрю. Может чего и пойму.

— Пошли сейчас. Все равно нечего делать.

До места добирались по гравийной дороге, круто идущей в гору сразу за последними домами Лоо. Прошли мимо аула горцев и свернули влево. Там уж дороги не было, только тропа осталась. Сразу видно, что сюда людей мало ходит.

— Я ближе не пойду! После твоих слов — боюсь. Прямо иди, метров пятьдесят, и увидишь развалины дома, заваленные оползнем. Я пока здесь, на камне посижу.

Дупель подошел к разлому, куда оползень утянул развалины дома, все осмотрел, потом поднялся наверх и начал ходить вокруг, что-то бормоча себе под нос. Примерно через полчаса вернулся к Ирине, и они пошли обратно в Лоо.

— Что там? Узнал что-нибудь? — волновалась Ирина.

— Да, место плохое. Почему же ваши родители не послушались местных жителей и стали там строиться?

— Не знаю, мы маленькими были, нам не говорили. Наверное, из-за фундамента: дело было после войны, денег у людей мало было, чтобы с нуля строиться. А что в этом месте плохого?

— Да как тебе попроще объяснить. Там близко к поверхности под землей подходит какой-то ход. От него так и тянет чем-то потусторонним.

— Вход в Ад? — ахнула Ирина.

— Ну ты и скажешь! В Ад. Не думаю, что по какому-то ходу под землёй можно отсюда в Ад попасть. Не под землей Ад находится! Этот ход в какой-то другой мир ведёт. В другое измерение.

— Почему же никто этот ход еще не раскопал? И в тот мир не прошел?

— А кто про ход знает? Я да ты. Вот проговоришься кому-нибудь, тебя туда черти за это и утащат!

— Да ну тебя! Что пугаешь бедную слабую женщину. Тебе смешки, а я ночь спать не буду! Придём в Лоо, в церковь схожу, свечки поставлю.

— Свечки — это, конечно, хорошо, но постарайся о нашем разговоре никому не говорить: как бы чего плохого не вышло.

Когда они спустились в Лоо, Ирина направилась в церковь, а Дупель — к морю.

«Никак я опять ход нашел? Разве мало было мне тех раз? И ведь теперь не скажешь: «Не знаю, что это такое»! Похоже, мне на роду написано по ним ходить».

Часть вторая. Откуда есть, пошел знахарь Дупель

Глава первая

Алексей Громов был смышленым пареньком, постоянно интересовавшимся всем новым, необычным. Успешно окончил школу, затем медицинский институт в Великом Новгороде — столице Новгородской республики, где имел честь родиться и жить, попал в армию на два года, прослужил лейтенантом в госпитале в областном центре N, где лечились, в основном, отставники и ветераны войны. Специализировался как «терапевт широкого профиля».

Без сожаления покинул ряды вооружённых сил, когда пришло время, и вернулся в родной город на северо-западе Новгородской республики, где устроился участковым терапевтом в поликлинику. Мог, конечно, поселиться и в другом городе: республика раскинулась от Балтийского моря до уральских гор и от северного Ледовитого океана до Московского государства. На северо-западе граничила со Швецией, занимавшей весь Скандинавский полуостров, включая Финляндию и Норвегию, как отдельные ее области. На западе — с конфедерацией прибалтийских государств. На юге — с Московским государством по линии: Великие Луки — Тверь — Ярославль — Нижний Новгород — Пермь — Екатеринбург. На востоке — с Сибирским княжеством по Уральским горам.

Павел решил жить с родителями в родном городе. С жильём в республике было плохо: его предоставляли властные органы, а самому построить, особенно в городе, было практически невозможно: строительные материалы частникам не продавались, все нормировалось. Поэтому жил с родителями в двушке, где был прописан до ухода в армию. Они оба работали на заводе: отец механиком в цехе, мать комплектовщицей.

Алексей работой своей в поликлинике был недоволен: получал копейки: ни с девушкой познакомиться, ни в ресторан сходить. Да и в двушке, где одна комната — проходная, в которой ему приходилось жить, особо не загуляешь. Школьные друзья разбрелись кто куда: разъехались по другим городам, женились, завели детей… В поликлинике тоже тоска: работа неинтересная: в основном простуды и грипп у пенсионеров лечить приходится, да жалобы на здоровье выслушивать. Если какая болезнь посложней, то к специалистам направлял. Было в поликлинике несколько молодых медсестёр и врачих, да они сразу разговор о замужестве заводили. А оно Алексею надо? Не имея ни кола, ни двора, ни денег!

Когда отец предложил дачу в деревне строить с расчётом по выходе на пенсию туда с матерью жить отправиться, Алексей эту идею с восторгом поддержал.

У своего сослуживца отец купил дом в деревне, доставшийся тому в наследство. Задешево: дом был старый, нижние венцы прогнили, крыша текла … Одно хорошо: участок при доме большой — тридцать соток, да от города недалеко.

Пришлось отцу и автомобиль покупать у того же приятеля: старый вездеход, в просторечье «буханка». Хорошо, что у отца руки тем концом были вставлены: автомобиль быстро привел в порядок. И стали они с Алексеем каждую субботу и воскресенье, и все праздники проводить в деревне: дом ремонтировать. Оказалось, что его быстрее разобрать, да новый на старом фундаменте поставить.

За три года поставили новый дом: пятистенок. Баню, сарай, колодец в порядок привели. Мать участок освоила: на огороде овощи растила, несколько яблонь и ягодных кустов посадила. Пришло время на пенсию родителям выходить. А Алексею к тому времени уже тридцать стукнуло.

Переехали они в деревню: нарадоваться не могли: воздух свежий, чистый. Река, лес рядом. Соседи спокойные, приветливые, такие же пенсионеры. Коренных жителей мало в деревне осталось, да и те сильно пьющие: с ними отец дела старался не иметь. Одно плохо: болеть часто стали. Алексей, конечно, лечил родителей, да очень уж болезни одна другой страшнее к ним привязывались. За три года и сгорели.

Остался Алексей один: сам в родительской двушке в городе жил, да по старой памяти в деревенский дом часто наезжал: нравилось ему там. Стал замечать, что после посещения деревенского дома самочувствие его значительно улучшалось.

Как-то разговорился он с местными деревенскими старожилами под рюмку чая, они ему много интересного рассказали: место, где их деревенский дом стоит, издавна считалось не хорошим. Люди в этом месте долго не жили: болели и умирали. А иногда и просто пропадали. Потому и продал дом сослуживец отца, и деньги за него смешные взял.