Сага о Тимофееве (сборник) - Евгений Филенко

– Не хочу я быть потребителем в игре, – откликнулся Тимофеев. – Неинтересно. Как в настоящем футболе: включил телевизор и сиди смотри… выездную модель.

– В настоящем футболе уже не так, – со знанием дела заметила Света. – Сейчас в почете атакующий футбол. Видишь, как мои трехграннички наседают?.. Давай поиграем сами, – внезапно предложила она.

– Давай! – согласился Тимофеев и взялся за отвертку.

Быстро и точно он вернул схему телеигры в исходное состояние и завинтил корпус.

– Трехгранники выигрывают, – сообщила ему Света. – Моя школа! Две штуки подряд…

Тимофеев ошеломленно взглянул на телеэкран. Игра шла на совесть, без компромиссов. Тимофеев резко встряхнул коробку игры и зачем-то приложил ее к уху.

– Давай, жми! – вскрикнула Света, смущенно оглянулась на Тимофеева и зарумянилась.

Тимофеев, напротив, был бледен.

– Света, – промолвил он упавшим голосом. – Понимаешь, они меня не слушают, поросята.

– Ничего, заставим, – уверенно сказала девушка, поглощенная процессом сопереживания.

– Они сами по себе… – бубнил Тимофеев, теряя остатки уважения к своему инженерному гению. – Играют, и все тут… Вот оно, многомерное пространство, леший бы его взял…

Света наконец осознала всю нелепость ситуации. Она обратила порозовевшее личико к Тимофееву и широко распахнула свои бездонные глаза, которые быстро и до краев наполнились изумлением.

– Как же так? – спросила она. – А я хотела попросить тебя подкрутить еще дальше! Интересно же…

Тимофеев стиснул зубы, бросил телеигру на пол и легонько притопнул по ней ногой. Футболисты, не обращая на него внимания, устраивали друг другу жесткий прессинг. Тогда Тимофеев закрыл глаза и обессиленно потащился в угол, на диван.

– Не все еще можно понять на нынешнем уровне научной и технической мысли, – отрешенно произнес он. – Это загадка для грядущих поколений исследователей.

– Еще чего! – отрезала Света, быстро овладевая собой. – Справимся своими силами.

Она резко дернула за шнур, соединявший игру с телевизором, и вырвала его из гнезда. Предоставленные самим себе футболисты поменялись воротами и начали с центра поля.

– Квазизамкнутые пространственные множества… – пробормотал Тимофеев. – Самообучающаяся вероятностная система, смоделированная на серийной электронно-лучевой трубке…

Он и сам не помнил, где нахватался этой зауми.

Света продолжала бушевать. Она покрутила все регуляторы, какие только нашла, даже пощелкала переключателями каналов в надежде, что предусмотренный на это время программой передач «Вестник животновода» совладает с вероятностной системой, самозабвенно гонявшей по экрану квазизамкнутый мяч. Но этого не произошло.

– А мы тебя выключим, – зловеще сказала Света, не любившая уступать, и вытащила вилку из сетевой розетки.

Спустя мгновение четырехгранники получили право бить пенальти и, конечно же, позорно промазали.

– Бесполезно, – комментировал Тимофеев, не без интереса следивший за происходящим. – Они черпают энергию прямо из мирового пространства, потому что в измерениях выше третьего нет объемных ограничений.

Света подняла с пола коробку, взвесила ее в руке и прицелилась в кинескоп. Тимофеев с криком сорвался с дивана, бросился к ней и силой удержал от необдуманных действий.

– Знаешь, что может произойти, если пропадут границы для разномерных континуумов? – спросил он Свету, нежно обнимая ее хрупкие плечи. – Ломка нашего пространства-времени, галактическая катастрофа!

Девушка испугалась и прижалась к не слишком широкой, но все же вполне надежной груди Тимофеева. У того сладко замерло сердце, перед глазами повис радужный туман, научная проблематика напрочь вылетела из головы… И ничего нет удивительного в том, что они стали целоваться и на полчаса позабыли о взбесившейся телеигре.

– А сейчас будет фильм, – бодро сказала Света, осторожно высвобождаясь и приводя в порядок прическу. – Долго они намереваются играть?

– Подозреваю, что вечно, – предположил Тимофеев. – Они же ничего больше не умеют, как самые настоящие футболисты. Для того и созданы.

– Да, история с телевизором… – вздохнула девушка. – Ну что же – пойдем к нам, посмотрим фильм в красном уголке.

– Я кинескоп заменю, – пообещал Тимофеев. Поразмыслив, добавил: – На днях.

Вернувшись часов этак шесть спустя, в которые вместились и совместный просмотр телефильма, и прогулка при свете фонарей в сопровождении хоровода плавно кружащихся снежинок, и уже более уверенные поцелуи в чужом подъезде, Тимофеев обнаружил игру в полном разгаре. Команды испытывали на прочность итальянскую систему. Приподнятость настроения вызвала у Тимофеева сильный позыв к парадоксальным и непредсказуемым действиям, которые, однако же, бывали единственно правильными в ситуациях наподобие этой.

Народный умелец-неудачник ногой придвинул табурет поближе к резвящемуся телевизору и сел. На лице его, розовом с мороза, непроизвольно вспыхивала улыбка, навеянная свежими впечатлениями. Но Тимофеев был настроен решительно.

– Мужики, – сказал он строго. – Это нечестно. Прямо надо заявить, что это настоящее свинство с вашей стороны.

Трехгранник, лихо шедший с мячом по правому краю, упустил его за боковую линию и замер.

– Мне уже глубоко за двадцать, – продолжал Тимофеев, не заметив перемен на поле. – А точнее – двадцать два. Я живу один безумно продолжительное время, и нет никаких надежд на следующую пятилетку моей биографии. Но появилась она, Света… как луч света… Думаете, интересно ей приходить ко мне и глядеть, как вы носитесь с пузырем?!

Игроки больше не двигались. Застыв на своих местах, они прислушивались к звукам человеческой речи. Только вратари, взвинченные игрой, никак не могли угомониться и по-прежнему метались в воротах.

– Я допускаю, что игра в футбол есть единственная форма вашего существования, – заверил их Тимофеев. – Но поймите и вы меня! Где я возьму денег на новый кинескоп? Моя стипендия рассмешит кого угодно… Опять вагоны разгружать?! Поимейте совесть, братцы. Ведь гибнет человек, на глазах тонет…

Он горестно махнул рукой и пошел спать на старый, продавленный диван, покрытый пожилым верблюжьим одеялом.

Утром игроки весело гоняли мяч, хотя разметки поля не было. Наверное, шла разминка. Тимофеев пил чай, и сердце его было переполнено скорбью. Потом он вымыл посуду и ушел на занятия.

Вечером в дверь комнаты осторожно постучались.

– Можно? – шепотом спросила Света, заглядывая вовнутрь.

Тимофеев сидел на полу и копался в древнем радиоприемнике «Мир», периодически чихая от пыли, слетавшей с ламп и конденсаторов.