Куда бы ты не шел - ты уже там - Джон Кабат-Зинн

Потому-то Торо и почувствовал необходимость надолго удалиться под покров одиночества: на берегу Уолдена он провел два года и два месяца: “Я ушел в лес потому, что хотел жить разумно, иметь дело лишь с важнейшими фактами жизни и попробовать чему-то от нее научиться, чтобы не оказалось перед смертью, что я вовсе не жил”.

Он был абсолютно уверен, что “сделать прекрас­нее наш день — вот высшее из искусств”. “…Я еще не встречал человека, который вполне проснулся бы, — гово­рил Торо. — А если бы встретил, как бы я взглянул ему в глаза?”

Попробуй: Время от времени задавать самому себе вопрос: “А не сплю ли я сейчас?”

Душа моя — великий дух — внемли мне:

учитель близок,

пробудись, проснись!

К стопам его скорей склонись,

чтоб не был скрыт он от тебя, как прежде.

Ты проспала уж миллионы лет.

Так почему бы нынче не проснуться?

Не усложняй

Твердо решив заняться медитацией, не спеши сообщать об этом другим, не стремись объяснять причину твоей решимости и то, что занятия дадут тебе. По сути болтовня — наилучший способ растратить изначально данную человеку энергию, растерять весь пыл и в итоге не суметь собраться с силами. Медитируй и не распространяйся об этом. Каждый раз, ощущая сильное желание поговорить о медитации, о том, как это здорово, как сложно, как много тебе открылось и что не получилось, каждый раз, желая убедить кого-то, что медитация и ему необходима, напоминай себе: “Все это — пустые размышления” — и продолжай медитировать. Желание поговорить уйдет, и все останутся в выигрыше. Прежде всего ты сам.

Ты не можешь остановить волны но ты можешь оседлать их

Расхожая молва утверждает, что медитация — способ защититься от тягот окружающего мира и напора собственного рассудка, однако это не совсем верно. Медитация — не защита и не отрицание, а изначальный выбор единственно верной жизненной позиции.

Люди, поступающие к нам в клинику, быстро понимают, что стрессы — неотъемлемая часть человеческого существования. Хотя мы и пытаемся принимать разумные решения (“чтобы хуже не было”), над многими аспек­тами своей жизни мы совсем или почти не властны. Стресс — часть жизни, часть человеческой природы, неотделимая от истинной “человечности”. Но это вовсе не означает, что всем нам суждено пасть жертвами неумолимых сил. Мы можем научиться сосуществовать с ними, понимать их, искать в них смысл и, окончательно приняв решение, пользоваться их энергией, чтобы самим обрести силу, мудрость, сострадание. Стремление слиться воедино с тем, что имеешь, лежит у истоков всякой медитативной практики.

Вот, например, как можно представить себе полноту осознания в действии: вообрази, что разум твой — поверхность озера или океана. А на воде всегда бывают волны — большие, маленькие, едва уловимые. Ветер вздымает волны. Примчится — и вновь улетает, меняет направление и дует с разной силой. Так и ветер житейских перемен и неурядиц волнует человеческий рассудок.

Не понимающие сути медитации считают ее какой-то внутренней манипуляцией, которая, как по мановению волшебной палочки, вдруг разгладит волны, и на “поверхности” рассудка воцарятся покой, мир, безмятежность. Но не разгладишь озерной волны, прижав к поверхности кусок стекла. Никаким усилием не подавишь волнений ума — даже пытаться глупо. Этим можно усилить внутреннюю напряженность и сопротивление, но покоя не обретешь. Однако не думай, что покой вообще недостижим. Просто его нельзя обрести, лихорадочно подавляя природную деятельность рассудка.

Медитация поможет тебе укрыться от самых сильных порывов ветра, который будоражит твой рассудок, и основные возмущения постепенно улягутся из-за нехватки внешних впечатлений. Только рано или поздно ветер разума и ветер жизни задуют снова, что бы ты ни делал. Медитация включает в себя знание обо всем этом и учит, как с этим быть.

Суть медитативной практики удивительно точно отразил плакат с изображением семидесятилетнего йога Свами Сашитананды: с окладистой белой бородой и в разве­вающихся одеяниях несется он на серфере по волнам близ гавайского побережья. Надпись на плакате гласит: “Ты не можешь остановить волны, но ты можешь их оседлать”.

Всякий ли способен медитировать?

Мне часто задают такой вопрос. Вероятно, потому, что люди думают, будто все вокруг медитируют, а вот у них не получается. Им нужно убедиться, что они не одиноки, что есть другие несчастные, родившиеся неспособными медитировать. Но не все так просто.

Предполагать отсутствие способности к медитации — все равно, что думать, будто ты неспособен дышать, сосредоточиваться или расслабляться. Все люди дышат. А в конкретных обстоятельствах любой человек может сосредоточиться и расслабиться.

Медитацию часто путают с расслаблением и считают особым состоянием, требующим “достижения и постижения”. Раз-другой попытался — не вышло, особых ощущений не испытал — и уже отнес себя к тем самым, неспособным.

Дело в том, что медитация определяется не конкретным ощущением, а скорее способностью ощущать то, что ощущается. Медитация — не средство опустошения и успокоения рассудка, хотя в процессе ее действительно воцаряется ощущение покоя, и над этим нужно работать систематически. Медитировать — значит прежде всего дать рассудку возможность пребывать в естественном состоянии и познать ощущение бытия в настоящем. Ты никуда не стремишься попасть, позволяешь самому себе оставаться там, где находишься. Если этого не уяснить, то может прийти мысль, будто природа не одарила тебя способностью к медитации. Тут ты снова запутаешься в размышлениях, на этот раз и вовсе ошибочных.

Конечно, медитация потребует немало сил и намерения слиться с нею воедино. Но тогда уж лучше скажи: “Видимо, у меня не получится”, чем бесконечно вопрошать: “А получится ли?” Каждый может сесть, прислушаться к своему дыханию и созерцать течение собственных мыслей. Хотя и сидеть вовсе не обязательно. Можно медитировать на ходу, стоя, лежа, на одной ноге, на бегу, в ванне. А вот удержать это состояние хотя бы на пять минут поможет только намерение. Чтобы сделать медитацию частью своей жизни, потребуется дисциплина. Поэтому те, которые якобы “не могут медитировать”, на самом деле никак не найдут для этого времени, а если и пытаются, то их не устраивает результат. Получается совсем не то, чего они ищут и ждут. Чаяния не сбываются. А может, попробовать еще раз, и на этот раз просто созерцать, отбросив все ожидания?

Похвала неделанию

Когда собираешься помедитировать хотя бы мгновение, воцаряется пора неделания. Но, пожалуйста, не думай, что “неделание” равнозначно “ничегонеделанию”. Нет более разных понятий. В расчет берутся осознанность и намерение. Таков настрой.

На первый взгляд может показаться, что существуют два вида “неделания”: не выполняется никакая работа в привычном ее смысле или внешняя деятельность совершается безо всякого усилия. Правда, в конечном итоге ты поймешь, что оба вида — одно и то же. Значимо лишь внутреннее ощущение. Медитация, именуемая “формальной”, требует предумышленной остановки и полного прекращения всякой внешней деятельности, обретения состояния покоя: когда ничего не планируешь, но с пристальным вниманием созерцаешь каждый миг. И при этом ничего не делаешь. Быть может, такие моменты неделания являются нашим величайшим даром самим себе.

Торо часами просиживал на пороге дома, лишь наблюдая и слушая: солнце ползло по небу, свет и тень неуловимо сменяли друг друга.

]

Бывало, что я не мог пожертвовать прелестью мгновения ради какой бы то ни было работы — умственной или физической. Я люблю оставлять широкие поля на страницах моей жизни. Иногда летом, после обычного купания, я с восхода до полудня просиживал у своего залитого солнцем порога, среди сосен, орешника и сумаха, в блаженной задумчивости, в ничем не нарушаемом одиночестве и тишине, а птицы пели вокруг или бесшумно пролетали через мою хижину, пока солнце, заглянув в западное окно, или отдаленный стук колес на дороге не напоминали мне, сколько прошло времени. В такие часы я рос, как растет по ночам кукуруза, — это было полезнее любой физической работы. Те, казалось бы, впустую проведенные часы нельзя вычесть из моей жизни — напротив, они были дарованы мне сверх отпущенного срока. Я понял, что разумеют на Востоке под созерцанием, ради которого оставляют работу. Большей частью я не замечал, как течет время. Солнце двигалось по небу словно затем, чтобы освещать мой труд; только что было утро — а вот уже и вечер, и ничего памятного не совершено. Я не пел, как поют птицы, а молча улыбался своему неизменному счастью. Воробей, сидевший на ореховом дереве напротив моих дверей, чирикал свою песенку, а я отвечал ему из моего гнезда трелью приглушенного смешка.