Небо на плечах - Алексей Анатольевич Федорочев

техник, да еще без использования накопителей, на этой проверке не представлял никто.

— Благодарю, но это заслуга наставника. Максим Иосифович от кого угодно результата добьется.

— Это да. Он, безусловно, такой!

Забавно, что этот кадр слишком часто вставляет в речь «безусловно», ученым же вроде положено во всем сомневаться.

— Что же он не пришел разделить и эту вашу победу?

— Почему не пришел? На докладе и дискуссии он присутствовал. — Я, вообще-то, чуть было не допустил серьезную оплошность — не сообразил пригласить Бергена на выступление, но он не постеснялся сам напомнить и отжать себе и своим коллегам несколько зарезервированных на всякий случай мест. — Сейчас, вероятно, уже ушел — служба.

— Жаль, жаль. Хотел с ним кое-что обсудить в неформальной обстановке… Но я к вам, Егор Николаевич, подошел не за этим. Мои лаборатории тоже изучают алексиум и тоже имеют интересные разработки. Хочу пригласить вас к себе на экскурсию. Ведь вы, как я знаю, безусловно, являетесь непревзойденным практиком в этом вопросе. Да и взгляд свежего человека иногда бывает очень кстати.

— Откуда такая информация, Петр Ильич?

— Оттуда, господин граф, — многозначительно поднимая глаза к потолку, промолвил академик. — Оттуда!

— Благодарю за столь лестную оценку и с удовольствием посмотрю на ваши лаборатории. Когда?

— Да хоть завтра, если вы не заняты.

— Договорились.

— Тогда позвольте вас оставить, ведь это не только Александра Леонидовича, это и ваш триумф. Наслаждайтесь!

«Мило, мило», — думал я, провожая Грушина взглядом. За пять минут разговора этот тип намекнул, что Бушарин стал бесполезен, попытался вбить клин между мной и наставником, потом тут же исправился и изобразил себя чуть ли не лучшим его другом, пролил тонны меда на мою юношескую душу, еще и на особое доверие императора сослался. И построил разговор так, что отказаться идти смотреть эти самые его лаборатории я никак не мог.

— Егор! — отмашка от Шамана, обеспечивающего сегодня пути отхода, отвлекла меня от раздумий. Со вздохом ввинтился в толпу, спасая новоявленного гуру от несдержанных почитателей. И, если судить по растерянным взглядам профессора, помощь ему сейчас была не лишней. Тяжело бремя славы.

— Рус! К утру у меня должно быть все, что сможешь нарыть на Грушина Петра Ильича. Академик, ученый. Ведет исследования алексиума, но это он сам мне сказал, — распорядился я, едва ступив на катер.

— Что-то еще о нем известно?

— На вид лет пятьдесят пять — шестьдесят, вальяжный такой. Если заметил, у меня с ним короткая беседа в холле была.

— С какой целью справка?

— Да если бы я знал! Пригласил меня завтра осмотреть его лаборатории, цитирую: «По мнению сверху, вы являетесь непревзойденным практиком в этом деле».

— Принято, по приезде займусь.

— Егор, а я не могу вам немного помочь в этом вопросе? — спросил профессор, ставший свидетелем нашего разговора.

— Вы его знаете? — развернулся я к Александру Леонидовичу. — Простите, профессор, просто это явно столичная штучка, я думал, вы с ним не встречались.

— Всего несколько раз, но встречался. Он когда-то проект Базарина курировал, и помните, я вам о назначенном нам начальнике рассказывал? Который все наше дело развалил? Так это его родственник был.

— Тот самый хлыщ, что вам потом репутацию подмочил? Как там его звали?

— Светозар Иванович Мусоргский. Но его, простите, за глаза иначе, чем Светочкой, никто у нас не называл.

— «Могучая кучка», блин, — всплыла еще одна ассоциация с композиторами.

Или это из другой оперы?

— Что, простите?‥

— Не лучшая ему характеристика, говорю, — не стал я пояснять Бушарину свой ассоциативный ряд.

— Не будь его, мы бы с вами не встретились, — мягко улыбнулся профессор.

— Александр Леонидович, я бесконечно счастлив, что встретил вас. Не смущайтесь, я говорю от чистого сердца. Ну и еще немного — от нашего с вами туго набитого кошелька, — решил разбавить я пафос собственной речи, видя, что проф едва-едва сдерживает слезы. Так-то он был спокойным человеком, но еще не прошедшее возбуждение после публичного выступления повлияло на его эмоциональность. — Но это не значит, что я буду благодарен какому-то деляге от науки, который организовал вашу травлю. И, согласитесь, государство от этого проиграло. Ведь точно так же мы могли и не встретиться. Я искренне верю, что ваш гений все равно пробил бы себе дорогу, но…

— Спасибо, Егор. — Бушарин перебил мой панегирик, окончательно растрогавшись. — Так вот, о Грушине… — Проф высморкался в платок, скрывая волнение, вызванное моими словами. — При всем моем неуважении к его племяннику, Петр Ильич курирует почти все работы с алексиумом в нашей империи. И по праву считается признанным авторитетом в этой области. Я не могу гарантировать, что его многочисленные монографии написаны им самим, все-таки Светочка брал же с кого-то пример, набиваясь в соавторы, но он основательно… как вы там выражались? — в теме. Да, он честолюбив и любит напомнить, что обласкан императором, но тот же Тимофей Михайлович не раз высоко о нем отзывался, а это что-то да значит.

Скоропостижно скончавшийся когда-то научный руководитель Бушарина был для него путеводной звездой и примером для подражания, это я давно заметил. Но раз именно Тимофей Михайлович Базарин вывел в теории ту самую схему, с которой мы благополучно стригли сейчас купоны, то его рекомендацию стоило принять к сведению.

— Значит, умен и в теме… Что-то еще?

— Знаете… — Проф замялся, но все же честно признался: — Это, конечно, только мое мнение… но мне кажется, что он больше не по физике, а по биологии алексиума…

Опаньки! Утверждение на грани крамолы. Любые опыты над одаренными были строжайше запрещены — это было прописано в законодательствах всех стран, считающих себя хоть сколько-нибудь цивилизованными. За ту же флешку, что по незнанию была скопирована мной с компьютера Залесского, полагалось весьма суровое наказание без учета любых смягчающих обстоятельств. Правило, что чаще нарушалось, чем соблюдалось, но тем не менее ни одно государство не рискнуло бы признаться в подобных исследованиях. Серьезное и опасное заявление.

— Я понял вас, Александр Леонидович.

— Егор, я знаю, вы…

— Я понял, профессор, не стоит повторять.

— Тогда я спокоен.

— Рус, ты услышал, если что-то найдешь дополнить…

— Утром информация будет на вашем столе.

Ничего особенного справка от Францева на следующий день не содержала, разве что факт наличия сразу двух постоянных любовниц у Петра Ильича, но тут мог только поаплодировать: в таком возрасте обычный неодаренный человек, да еще и будучи женатым! В общем, не совсем то или, точнее, совсем не то, что я искал. Мне гораздо интереснее было, мог ли академик знать обо мне что-то сверх общедоступной информации, потому что подобная осведомленность шла вразрез с нашими договоренностями с императором и Милославским. Я, конечно, имел подозрения, что «хозяин земли русской» мог быть и хозяином своему слову, но как-то не вязалось