Супермодель в лучах смерти - Михаил Рогожин

— Ты будешь жить в Глифаде. Это курортный городок, практически Афины. Так удобней. Жалко, купальный сезон закончился.

— А какая температура воды?

— Градусов восемнадцать.

Маркелов усмехнулся:

— Вас, узбеков, и в Тридцатиградусную воду не заманишь. Привыкли из пиалушки умываться.

— Греки тоже не купаются. Считают, не сезон.

— Ну, а для меня в самый раз. На какой день назначены переговоры?

— На сегодня. Нас ждут к восьми вечера. Сейчас поселю тебя в отличную гостиницу прямо на берегу моря, покушаем, потом отдохнешь, наденешь смокинг и на переговоры.

— Зачем смокинг для переговоров?

— Так надо. Ты его привез?

— Я с собой только плавки захватил.

— Ничего, подберем. Я так и предполагал.

Машина остановилась возле небольшого трехэтажного здания в псевдоантичном стиле с колоннами и портиками. Услужливый портье встречал их на мраморной широкой лестнице. Он улыбнулся Маркелову и сказал по-английски, что апартаменты с видом на море готовы. Маркелов кивнул головой в знак благодарности, и они втроем поднялись в прозрачном лифте-стакане на третий этаж. Маркелову номер понравился. Он был небольшой, но светлый и не заставленный лишней мебелью. Полукруглый холл выходил на застекленную веранду, со всех сторон которой плескалось изумрудное задумчивое море. Направо, маленькая спальня с широкой овальной кроватью, пуфиками и дверью в ванную комнату, отделанную розовым мрамором. С другой стороны холла находился кабинет с большим прямоугольным окном, письменным столом и креслами в стиле ампир. За этот стол сразу же и уселся Маркелов.

— Давай, выкладывай, на кой черт вам понадобилась звероферма в России. Мне эксперты сказали, что здесь своих норок не знают куда деть. В Европе мода на натуральный мех резко падает. Да еще эти сумасшедшие «зеленые» с краской по улицам бегают.

— Не все так мрачно. Пока каждая русская женщина не купит нашу шубу, мы будем в порядке. Дрессир, пойдем лучше покушаем. Мне еще за твоим смокингом ехать. Немного отдохнешь, поживешь здесь, познакомишься с людьми, а после приступишь к делу.

— Нет, дорогой, я сюда приехал не лобстеров жрать и не на песочке валяться. Выкладывай, с каких это пор у вас переговоры в смокингах ведут?

— О, поверь мне, сегодняшний прием, который устраивает у себя на загородной вилле Апостолос Ликидис, важнее любых переговоров. А о делах мы потом поговорим. В шортах где-нибудь на островах.

Маркелов и не сомневался, что предложение о звероферме всего лишь предлог, и его вытащили в Грецию для какого-то другого серьезного разговора. Поэтому следовало быть предельно осторожным. Янис хоть и был когда-то преданным товарищем, сейчас служит другому хозяину и наверняка относится к нему, Маркелову, как к лоху. За границей наши бывшие соотечественники прежде всего приобретают презрительно-снисходительное отношение к тем, кто остался там, в России. Им кажется, что они умнее, поворотливее, расчетливее только потому, что сумели устроиться в приличной стране. Глупости! Маркелов давно зарекся вести дела с эмигрантами, особенно, когда они выступают в роли посредников. Поэтому, не задавая Янису обычных вежливых вопросов о том, как он устроился в Греции, сумел ли купить дом, каким бизнесом занимается, сколько детей и хороша ли любовница, он сразу переключился на грека:

— Что за Апостолос? Он с Россией не контачил?

— Никогда. Как бы тебе получше объяснить? Помнишь Онасиса?

— Помню.

— Это приблизительно тот же класс.

— Онасис норками не занимался…

— Причем тут Онасис?! Ликидис появился в Греции сравнительно недавно. Свои капиталы он сделал в Америке. Вернулся сюда чуть ли не как национальный герой. У него целый флот.

Танкеры, сухогрузы, паромы. Ему пятьдесят лет, и он мужик в самом соку. Еще немного, и возникнет настоящая империя Апостолоса Ликидиса…

— Ясно, — оборвал его Маркелов, видя, что Яниса, как всегда, заносит. — Ты-то при нем чем занимаешься?

— Ничем. У меня свой бизнес. Я торгую апельсинами.

— Жаль, — вздохнул Маркелов. — Страсть, как не люблю посредников.

— Нет, я, если на то пошло… — смутился Янис и не смог не похвастаться, — консультирую его по вопросам Восточной Европы и СНГ.

— Это уже лучше, — улыбнулся Маркелов. Он понял, что Янис выполняет указания Апостолоса и поэтому вытянуть из него более интересную информацию не удастся. Остается подождать до вечера. Чутье подсказывало, что нужно готовиться к чему-то серьезному. — А почему именно я заинтересовал твоего шефа? В России сейчас полно фирм покруче, чем моя. Я ведь в основном, коттеджи строю.

— Он мне не шеф, — настаивал на своем Янис. — А кандидатуру подобрал я. По старой дружбе. Но не только. У тебя хорошая репутация в деловом мире.

— И портить ее не собираюсь. Учти это, дорогой друг-приятель Янис.

— О чем речь, Дрессир! Ты в английском сечешь? Я-то только по-гречески надрочился.

Маркелов рассмеялся.

— В те далекие времена, когда ты подштанники строчил в своем цеху, я уже из-за границ не вылезал. Цирковые коллективы возил. Секретарем парторганизации был. Поэтому доверяли вести переговоры. А ты спрашиваешь про знание языка!

Янис встал и заторопился.

— Ну, тогда проблем не будет. Идем покушаем, а то ведь время не ждет.

— Езжай-ка лучше за смокингом, я и сам поем. Чего нам с тобой талдычить? Воспоминаний я терпеть не могу, а ничего нового о делах из тебя все равно не вытянуть.

Янис не скрывал облегчения и быстро выскочил из номера. Маркелов вышел на веранду. Эгейское море совсем рядом лениво катило мутные волны. На пляже было всего несколько человек, звучала русская речь. Маркелов решил обязательно искупаться, но перед этим немного выпить. Он переоделся в легкие голубые брюки и синюю коттоновую вязаную кофту, на ноги надел белые сандалии, взял с собой плавки и спустился в бар. Там в полном одиночестве выпил двойную порцию «Метаксы» и отправился на пляж.

После московской суеты отсутствие людей действовало успокаивающе. Маркелов брел по мелкой гальке к морю и наслаждался тишиной. В Греции он уже был однажды. Еще до диктатуры «черных полковников». Ездил с группой медведей. Бедные животные загибались от жары, и он проклинал все на свете, носясь по ленивым греческим городам в поисках сухого льда. Тогда страна произвела на него впечатление чего-то восточнобезалаберного. А сейчас хотелось спокойного ненавязчивого отдыха.

Маркелов с опаской вошел в прохладную воду и буквально заставил себя нырнуть в набегавшую волну. Очень соленая, даже горьковатая вода проникла в рот и нос. Немного покрутившись, он вышел на берег отплевываясь и сморкаясь. Теплый ветерок быстро высушил его крепкое кряжистое тело.

После купания он с наслаждением закурил. Предстоящая встреча с Апостолосом волновала его своей непредсказуемостью. Но он уже испытывал к ней какой-то спортивный интерес. Маркелов давно положил себе за правило без тщательной юридической проработки ни к каким переговорам не приступать. Но в этой легкомысленной, веселой стране хотелось почувствовать себя молодым и бесшабашным. Официальные приемы он не любил. Потому что плохо знал этикет и постоянно вынужден был контролировать себя. Если в России на правила хорошего тона можно было махнуть рукой, то в Европе этому придавали серьезное значение. Больше всего Маркелова устраивала непринужденная атмосфера, которая обычно возникала только в двух странах — в Америке и Израиле. Поэтому он решил не настраивать себя на скучный официальный прием, повернулся к морю, раскинул руки в стороны и несколько раз глубоко вдохнул соленый, вязкий воздух. «И в Греции бывает осень», — подумал он про себя и начал одеваться. Совсем низко над землей со стороны моря пролетел заходящий на посадку «боинг».

После купания Маркелов принял ванну и впервые за многие месяцы позволил себе днем поспать. Разбудил его Янис. И немало удивил тем, что смокинг, принесенный им, оказался впору.

Довольный произведенным эффектом, Янис скромно заметил, что благодаря своему пошивочному прошлому на глаз определяет размеры клиента. После чего помог застегнуть на шее Маркелова узкую черную бабочку в белую крапинку.

— Отлично, Дрессир! Практически европейский вид!

— Тоже мне, Европа! — проворчал Маркелов, но остался доволен своим отражением в зеркале.

Они сели в «джип» и поехали по шоссе вдоль моря. Сумерки сгущались почти незаметно. Буйными неоновыми дугами светилась реклама отелей, ресторанов и небольших магазинчиков. В тавернах понемногу заполнялись пустые столики, на которых загорались свечи. А на море было еще совсем светло. Странное ощущение величественного покоя и вечности — с одной стороны и суетливо-искрящейся жизни — с другой, настроили Маркелова на философский лад. Он вдруг почувствовал себя очень значительным, состоявшимся человеком, прошедшим жесткие испытания на прочность и сумевшим взять от жизни свое. Теперь это море, перевидавшее на своем веку несметное количество народа, плещется почти рядом и взирает на него, как на достойного уважения человека.