Солнце в рюкзаке - Евгения Мелемина

Он посмотрел на меня и развеселился:

– Еще побродим? Здесь уже всех распугали.

– Давай, – легко согласился я, таща из его рук мою добычу. Меня дергало от азарта и запаха крови. – А у тебя что?

Тайт расстегнул сумку и показал два желтоногих «пенька» поменьше.

– Здесь много, – сказал он. – Я ночью учуял…

И тут у меня щелкнул наушник и голосом Квоттербека сказал:

– Возвращайтесь.

– Не линия, а курорт, – проговорил Тайтэнд, карабкаясь наверх.

Я обогнал его безо всяких усилий и остановился:

– Я рожден не Эбой, запомни ты раз и навсегда.

– Знаю, – ответил Тайтэнд и заскользил. Из-под его тяжелых шнурованных ботинок потек сероватый песок.

Пришлось подать ему руку – он ухватился и подтянулся. Крепкий и жилистый.

– Так где вас таких тогда штампуют?

Не очень-то вежливая формулировка по отношению к Аттаму, но Тайтэнд и вежливость никогда рядом не валялись, поэтому я не стал заострять внимание на его тоне.

– В Фиолетовых Колбах. – Мне снова пришлось подать ему руку. Наверх он карабкался совершенно неумело.

– А я из Оранжевых.

Бывает. Что тут сказать? Поделились важным, но обоим все равно.

Но меня тогда уже начал занимать вопрос, откуда родом Квоттербек. С Лайном все было понятно – Синие или Белые… А Квоттербек?

Вы всегда боялись таких, как он, верно, господа Служители? Да что там. Вы боитесь всех нас. Служительницы Эбы смелее вас, господа Служители…

– Раннинг, бери Солнце, – приказал Квоттербек, и я полез в ремни. – Есть три правила общения команды с болельщиками – не удивляться, не нарушать, не конфликтовать. Сами увидите что к чему, поэтому просто помните о правилах.

– Я слышал, – отдышавшись и нацепив шлем, сказал Лайнмен, – что была команда, которая умудрилась настроить болельщиков против себя, и всю ее вырезали ночью.

– А я слышал, что команда вырезала всех болельщиков, – возразил Тайтэнд.

Я тоже что-то такое слышал, но ничего нового добавить не мог. Солнце теперь пекло не только спину, но и затылок, и жар его стал не приятным, а угрожающим. Ноги держали меня крепко, поэтому я не отставал, а шел вровень с Квотгербеком, хотя он иногда и отбрасывал меня взглядом чуть назад, и тогда я натыкался на Тайта с его котелками… Хорошо и верно шагал только Лайн – замыкающим.

По буграм и склонам, по которым шныряла различная живность, мы пробирались с час, а потом местность стала выравниваться.

Я показал себя во всей красе, безупречно пройдя все неровности и наклоны, и теперь злился на Солнце, из-за которого выглядел слегка неуклюжим.

До равнины, на которой располагалось селение болельщиков, нужно было топать все время под углом – поначалу незаметным, а потом, когда лодыжки начинали давать о себе знать, – вполне измеримым.

Я любил ходить так – с нагрузкой, поэтому с любовью прислушивался ко всем сигналам моего тела, включая боль в спине, там, где Солнце зацепилось за капюшон каким-то своим выступом.

В это время Тайт и Лайнмен затеяли спор. Точнее, спорил Тайтэнд, а Лайн просто стоял на своем.

– Как можно вырезать команду? – удивлялся Тайт. – Это же тебе не дети Эбы, это Игроки, их врасплох не застанешь.

– Я слышал, что вырезали, – уклончиво говорил Лайнмен.

– Да не может этого быть! – Тайт горячился так, словно к нему лезли с ножом те самые дети Эбы. – Одного меня хватит на десять штук необученных балбесов, на тебя двадцатку, на Квоттербека все остальные… а Раннинга даже будить не стали.

Как же он меня задолбал.

– А я слышал, что дело было так. – Лайнмен оставался непреклонным.

Он и доводов-то не выдвигал, просто слышал, и точка.

Из-за этого Тайтэнд бесился еще больше.

– Ну если там только Лайнмен дураком был и остальных подставил.

На это Лайн ничего не ответил. По этому поводу он, видимо, ничего не слышал и не знал, что сказать.

– Тайтэнд, принимай смену, – сказал Квоттербек, и мы остановились.

Я расстегнул ремни, от которых валил пар, и с удовольствием избавился от Солнца, переложив его на плечи Тайта.

Квоттербек взял меня за шкирку и развернул. Внимательно осмотрел измятый пласт термоструктуры, прилипший к моей спине, потрогал его.

– Дело обстояло так, – сказал он, – не было тогда еще поправки в правилах насчет флагов-фальшивок. Команду расстреляли на подходе к городу. И Лайнмен умер последним.

Он сказал и пошел дальше – ему-то что, а я так явственно представил себе предательские дула на стенах, украшенных флагом Солнца, что ощутил страх.

Не страх смерти, нет. Страх перед предательством. Потому что нет ничего хуже, чем смотреть в глаза человеку, который тебе лжет.

Несмотря на то что над поселением действительно полоскались сине-желтые флаги Солнца, мы, памятуя о печальной истории, к воротам подходили настороженно, а я и вовсе держался за автомат, и Квоттербек, заметив это, походя убрал мою руку с приклада.

Окружающий селение забор выглядел варварски – грубо обтесанные колья, вбитые в утоптанную землю. Ворота выглядели так же примитивно – кто-то просто крест-накрест прибивал толстые доски до тех пор, пока не получилась внушительной толщины преграда.

Честно говоря, синтетические полотнища флагов над всем этим выглядели забавно.

Нас заметили издалека, значит, висел на этих кольях какой-то соглядатай, ворота медленно раскрылись, и мы вошли.

Первое правило – не удивляться, но даже невозмутимый Лайнмен выглядел озадаченным, а я так вовсе утонул в многокрасочном зрелище собравшейся толпы. Толпой, впрочем, это можно было назвать с натяжкой: две-три хорошие очереди – и никого не останется, но окружившие нас люди так быстро и хаотично перемещались, что казалось – их тысячи.

Я первым делом разглядел Мужчин – у них был открыт торс, а снизу намотаны толстые валики красных, синих и зеленых тряпок. Еще у Мужчин были сальные длинные волосы, закинутые назад, и лица богомолов – вытянутые, с выпуклыми раскосыми глазами. Возле них крутились Мужчины поменьше – тонкие, загорелые, а еще – странные рулоны разноцветных тканей, из которых снизу торчали ноги, а сверху – копны волос, перевязанных лоскутками. У этих лица тоже были как у насекомых, но еще и раскрашенные, отчего выпуклые глаза почти вываливались из орбит, а толстые губы лоснились.

Мы вошли, и эти рулоны осыпали нас какой-то едой и рваниной. Мне за шиворот ссыпалась порядочная горсть сухого колкого зерна, а зеленый лоскут повис на дуле автомата.

Не удивляться, не удивляться – как мантру, повторял я и шел следом за Квоттербеком, но почему-то начал улыбаться как дурак. Болельщики завидели это и принялись с чудовищным акцентом скандировать:

– Сол-ну-це! Сол-ну-це!

За спиной шепотом выругался Тайтэнд, и я впервые понимал его настрой – было как-то неловко, но радостно. Очень тяжело такое ощущать.

Под конвоем толпы, бегающей взад-вперед, нас привели к центру селения, где в круг разложенные бревна еще накрывали плетеными ковриками, а костер уже пылал вовсю.

По бокам громоздились маленькие домики. Странные – я таких никогда не видел. Все они были связаны между собой коридорчиками. Потом мы ночевали в одном из них, и очень неудобно спать, доложу я вам, когда справа и слева соседи таращатся на тебя с нескрываемым интересом. Зато через коридорчики они ходили друг к другу в гости в сезон дождей и через них же делились едой.

Разноцветная толпа кинулась занимать места на бревнах и через несколько минут расселась вся. Теперь мы стояли в центре, а они смотрели на нас блестящими глазами, как большие разноцветные белки, устроившиеся на ветках.

Мужчины – я заметил – были худощавы и легки. Не было ни одного, кто потягался бы телосложением хотя бы с тощим Тайтэндом. Про «рулоны» я ничего не мог сказать. Я не понял, что это, а вот Тайт, видимо, сообразил, потому что смотрел с нескрываемым подозрением. Его перекосило – что-то не нравилось, но он пока молчал, потому что Квоттербек держал его под прицелом своего взгляда, и я впервые видел, каким тяжелым этот взгляд может быть.

Только Лайнмен быстро пришел в себя – он стоял, сбросив рюкзак и широко расставив ноги, большой и… пустоватый.

Здесь Квоттербек сказал бы – добрый, но, сколько он ни пытался объяснить мне значение этого слова, я так и не понял.

Он говорил – это качество души, а меня все клинило на основных качествах психики… и мы не сошлись во мнениях. Я полагал, что доброта равна отсутствию боевого духа, а он сказал, чтобы я пошел и то же самое повторил Лайну. Я не решился и таким нехитрым способом узнал, что не прав.

Лайнмен стоял, притягивая к себе большинство восхищенных и завистливых взглядов. В своем бронежилете и с «Иглой» за плечами он казался огромным даже мне.

К нам по усыпанной раскиданным зерном дорожке двинулся высокий и совсем высохший Мужчина – у него даже лицо было морщинистым, а щеки впалыми. Масленые черные волосы громоздились на затылке затейливым узлом.