Глаз дракона - Энди Оукс

Теперь уже хмурый, Пиао ведёт фургон мимо старого склада. Лишь убедившись, что в тенях не прячутся другие тени, он выруливает на подъездную эстакаду. Гигантская сетка света падает на жёлтую кирпичную стену, когда фары светят через дырявые железные ворота. Три вспышки фар, стены будто отпрыгивают… и в углу погрузочной площадки открывается дверь. Пиао въезжает, разворачивает фургон и задом сдаёт к одной из площадок. Вышедший человек тянет цепь. С каждым рывком и с каждым изгибом его спины металлическая стена погрузочной площадки на дюйм поднимается вверх. Её заменяет свет, ослепляюще белый. Синь и Вэньбяо выпрыгивают из задних дверей фургона. Студент бьётся головой, когда прыгает в озеро света. Косится на кроссовки и сгибается под грузом двух сумок с инструментами. Хрипло кашляет. Вокруг разливается вонь выхлопных газов; на погрузчике подъезжает человек, чьё лицо теперь ясно видно в резком свете. Узкие губы. Единая чёрная полоса глубоких глаз. Покрышки визжат, когда он несётся к паллете, на которую нагружены гробы.

— С дороги… с дороги.

Студент, Пань, отпрыгивает вбок. Машина неуклюже скачет там, где он шёл. Поднимает зубья, нацеливаясь на паллет с четырьмя гробами. Закрывает собой свет… и длинная тень несётся следом за ней обратно на склад. Пиао и Яобань отходят подальше, к кабине фургона.

— Это что за ёбаная обезьяна?

Шишка кивает на погрузчик, чётко вырисовывающийся на белом фоне. Забравшись на платформу, старший следователь заглядывает в ворота, рассматривает подъезд. Глаза щурятся. Тени исчезли, камни мутно поблёскивают под шквалом света. Чешуя дракона освещает путь к их дверям.

— Пиздец, можно было рекламу в газету давать, — шепчет он.

— Извините, Босс, что это было?

Протянув руку, Пиао затаскивает детектива на платформу… думая о свиной туше, или о половинке коровы.

— Я сказал, что эта «ёбаная обезьяна» — мой двоюродный брат…

— Бля, извините, Босс, я не знал, он на вас не похож совсем.

— …со стороны матери.

Глубокие воды. Опасные воды. Яобань извиняется, и помогает остальным загрузить оставшиеся гробы на пустой паллет.

Окно в заднюю часть фургона покрыто грязью, из верхнего левого угла змеится трещина… и всё равно Пиао ясно видит, что черты лица у двоюродного брата не китайские. Как минимум примесь чужой крови. Скруглённые глаза синего цвета. Тонкий острый нос. Кожа слишком розовая, слишком белая для потомка жителей Китая. Как похож на отца. Пиао плюёт на землю. Его отец… поток нахальных американских генов заставил потесниться пару сотен поколений китайцев. Так легко. Черт, матери словно и нет совсем. Унаследовал только дары и проклятия дипломата на длинном и непривязанном поводке. Голубоглазый озабоченный янки, отрывающийся в конфетном магазине безнаказанности. Никакой ответственности. Позволял себе всё, в чём раньше отказывал. Было ли это ломаное отражение в окошке лишь плачевным результатом этого союза? Отрыжкой обожравшегося нахала?

Стыд, он клеймит, он пожирает, как рак. Стыд, пища, которой побрезгует даже ворона. Пиао захлопывает ногой дверь фургона и идёт следом за вторым паллетом в поток света.

Корпорация импорта-экспорта мясопродуктов «Мост Янпу».

Громадные внутренности склада… четыре полосы железных столов, протянувшиеся на всю длину. Над каждым из них бегает цепь, карусель мясных крючков, которые должны перевозить туши животных от рабочего к рабочему. Действие за действием. Спустить кровь. Выпотрошить. Вымыть из шланга высокого давления. Обвалить. Взвесить. Разделать. А там их уже ждёт упаковочная секция в конце помещения. А дальше — река и грузовые холодильники ожидающего судна. Кровь и отходы, побочные продукты забоя катятся по узким канавам, тянущимся по обе стороны каждого стола. Текут по полу. Сливаются, местами жидкие, местами твёрдые, в большие решётки, ведущие к трубам. И так вот прямо в Хуанпу. В загруженное время, под новый год, день труда или фестивалей фонарей и драконьих лодок… воды Хуанпу вокруг склада окрасятся в красный. День и ночь… красные.

— Кладите их на центральный стол.

Синь стонет, принимаясь за работу. Вэньбяо поднимает трупы. Отводит глаза. Пытается сдерживать дыхание, стиснуть ноздри. По целлофану размазалась кровь. Лужицы речной воды цвета мочи. И стоит их развернуть, разливается облако вони. Вони, которая терялась в жирной грязи берега, в холоде воды, но теперь ожила… сладкая, горькая, земляная. Вонь, сопровождающая каждую закончившуюся жизнь. Запах рождения. Запах смерти.

Они лежат на целлофане на железном столе. Трупы на целлофане. Ступни к голове. Ступни к голове. Восемь раз. Восемь карикатур на человеческое тело. Сорок четыре фута человека, издырявленного и выкинутого.

Чьи-то дети. Чьи-то малыши.

Пиао плюёт в сток и вдыхает, долго и глубоко. У вони есть вкус, подпись к каждой смерти, рядом с которой он стоял. Деваться некуда; выложенные трупы атакуют каждый орган чувств, загоняя людей фактически под гипноз. Деваться некуда.

Злость начинает вскипать на самом краю уровня слышимости. Он её не понимает. Он так переживает за эти растерзанные трупы, или просто настала пора вытащить голову из озера говна, где он тонул все эти годы? Пора встать и бороться? Непонятно. И это непонимание, от него ещё хуже.

По крайней мере стоило бы знать, почему ты идёшь на самоубийство. Разобраться для начала, а?

Чай… сладкий, крепкий. Его аромат вымывает из ноздрей запах смерти. Он тянется к кружке. Лицо Мао, исцарапанное, выцветшее, но всё равно лучезарное, смотрит на него из-под тусклой глазури. Пиао разворачивает кружку, и через облако пара смотрит, как студент привалился к замызганной, нештукатуреной, заляпанной кровью стене.

— Вот это ваши…

Пиао дёргает лицом Мао в сторону восьмерых. Чай выплёскивается на пальцы.

— Прямо сейчас?

Старший следователь видит печать страха на пересохших губах Паня. В его бегающем взгляде. В резкой волне, ворвавшейся в его запах.

— …ну там где-нибудь в течение недели. Они-то никуда не денутся, но нам надо знать, что и как с ними…

От души глотает из кружки с Мао. Чай сладкий, слишком сладкий. Сейчас какой-то неудачный момент для переслащённого чая.

— …и нам ещё как-то надо ловить убийц.

Тот снова облизывает губы. Ещё один взгляд, вороватый, как у кролика, через плечо Пиао на тела.

Блядь… это же его первые трупы. Он раньше никогда никого не вскрывал.

— Я думал, тут только один. Брат говорил, надо вскрыть одного.

— Нет, нет, их определённо восемь. Впрочем, считай, что он один. Один, просто восемь раз. Так что не разглядывай всех, сосредоточься на том, с кем работаешь. Этот урок я усвоил давным-давно…

— В университете нас как-то не учат полицейской психологии и не тренируют по вашим методикам.

— В полиции нас тоже не учат полицейской психологии и не тренируют. Я усвоил этот урок, когда работал кассиром у дяди в ресторане рядом с парком Ичуань. По вечерам там всегда начинались драки и тарелки с жареной лапшой летали по всему залу. А дядя стучал меня по голове костяными палочками, приговаривая, смотри на кассу, и на деньги клиента. Касса, деньги клиента. Остальное тебя не касается.

Студент пытается улыбнуться. Тщетно.

— Но у меня нет опыта. Раньше я никогда не исследовал мёртвых людей. Я учусь на гинеколога.

— Да, твой брат объяснил мне. Ладно, они мёртвые, но с исследованием живых никакой разницы нет. Смотри, в этом есть своя приятная сторона — никто не будет жаловаться, что у тебя холодные руки.

Пиао одной рукой берёт его за плечо, подталкивая к столу. Ручейки грязно-красной воды бегут с плоти по целлофану и дальше в жёлоб.

— Детектив Яобань, сделайте брату чаю. Это самое малое, чем мы можем помочь нашему новому судмедэксперту.

Они идут вдоль ряда тел; у студента под весом сумок белеют костяшки пальцев. Старший следователь берёт руку Паня в свою. Распрямляет пальцы, высвобождает сумки и кладёт на стол. Так аккуратно, что ступни последнего трупа касаются дерматина. Ярко-золотистая молния. Пиао расстегивает обе сумки, раскладывая их содержимое. Полотенца, антисептик для рук, пачку хирургических перчаток, скатанный футляр с хирургическими инструментами: скальпелями, зондами, струбцинами… фонарик, предметные стёкла, большую лупу, пачку пакетиков с молнией, термометры, стерилизационную жидкость, тампоны. Но большую часть сумок заполняют книги. Толстые, многостраничные тома. Справочник по анатомии. Судмедэкспертиза. Книги потоньше, с описаниями посмертных изменений в организме. Расчёт времени смерти… охлаждение, разложение, трупное окоченение, гусиная кожа, цианоз. Смерть и её слалом по вселенной посмертных процессов. Напечатано всё чёрной краской по белой бумаге… очень по-больничному. Под обложкой нет трупов, ни клочка кожи. Нет запаха. Нет потёков вонючей кровавой воды.